Северный крест - Валерий Дмитриевич Поволяев

– целый ледокол с дымящейся трубой – уволокут следом. Этого Дубровский никак не мог допустить.

«На все наши предложения сдаться „Минин“ ответил отказом, – написал Дубровский в радиограмме, хотя никаких сообщений „Минин“ ему не передавал ни по радио, ни по флажковой почте, – веду по ледоколу стрельбу из артиллерийских средств, имеющихся на борту „Канады“».

Прочитал радиограмму, подписал ее и торжественно передал чернявому матросу:

– Отбей спешно!

– Есть! – браво ответил матрос и принялся за дело.

Дубровский с облегчением вытер о бушлат руки.

– Теперь мы «Минина» потопим. Вместе с пассажирами и бриллиантами, которые они вознамерились увезти из России. – Голос его сделался возбужденным. – Не получится, господа!

Он почти выкрикнул свою угрозу, вновь вытер о бушлат руки и поспешил на нос ледокола, где стояло старое, с облезшим стволом орудие, которое обслуживали два таких же облезших небритых артиллериста.

– Заряжай! – скомандовал им Дубровский.

Артиллеристы неспешно загнали в ствол орудия снаряд.

– Поторапливайтесь, – подогнал их Дубровский. – Чего на ходу на собственные слюни наступаете? Так бестолковки себе повредить можете.

– Торопежка знаешь где нужна, комиссар? – лениво ответствовали ему артиллеристы. – При ловле блонда на перемещениях на чужой жене с одного края на другой…

– Поговорите тут у меня. – Дубровский повысил голос: – Огонь!

Орудие рявкнуло устало, подпрыгнуло на палубе, но, окороченное цепями, всадилось колесами и станиной в железный лист. Сильно запахло горелым.

На «Минине» каждый такой выстрел противника ждали с содроганием: брони ведь на ледоколе никакой, защиты – тоже, все обнажено. К тому же народу полно, кричат женщины, плачут дети. Одно попадание может вызвать пожар, панику, катастрофу. Люди, находившиеся на палубе, невольно сжимались, когда с «Канады» доносился очередной пушечный хлопок.

– Ы-ы-ы, – не сдержал себя кто-то из стариков-купцов, завыл – умирать не хотелось.

Снаряд черкнул по льду метрах в пятидесяти от «Минина», взбил длинный сноп огненных брызг, дал «козла» – взлетел над торосами метров на сорок, приземляясь, всадился в твердый надолб и отпрыгнул в сторону. Мог совершить опасный прыжок к ледоколу и всадиться в его борт, но рука Всевышнего отвела опасность – снаряд ушел в противоположную сторону.

Громыхнул взрыв. Вверх гигантским фонтаном полетело искристое ледяное сеево.

Пушки, снятые с «Ярославны», были необдуманно поставлены на нос, чтобы ответить «Канаде», надо было развернуться к ней носом, что во льдах не всегда можно сделать. Кроме того, из одного орудия нельзя было стрелять: когда его поднимали на борт «Минина», оказался свернутым замок.

– Сбросьте поврежденную пушку за борт! – раздраженным тоном приказал Миллер.

Покалеченное орудие сбросили на лед, чинить его все равно было некому, вторую пушку с трудом перетащили на корму и, чтобы она не подпрыгивала при выстреле по команде «Пли!», прикрутили толстой проволокой к двухтавровым металлическим балкам, которыми была укреплена палуба.

Руководил работами седой артиллерийский подполковник со спокойным, каким-то застывшим лицом – это был след контузии на германском фронте; офицеры, собравшиеся на палубе, подгоняли его, но на все понукания подполковник не обращал никакого внимания.

«Канада» тем временем дала еще пару залпов и взяла «Минина» в вилку.

Фронтовые офицеры, хорошо знавшие, что такое «вилка», удрученно замолчали. В трюмах, где находились люди – в основном нижние чины, началась паника.

– Заряжай! – скомандовал подполковник своим помощникам.

Помогали ему два артиллериста – прапорщик и подпоручик с двумя солдатскими Георгиями, пришпиленными к шинели. Со стороны «Канады» пришел еще один снаряд, лег недалеко от «Минина» в лед, срубил толстый, похожий на огромный сейф надолб и нырнул в забитую снегом глубокую трещину.

Подпоручик с солдатскими Георгиями проворно подхватил из ящика снаряд, передал его прапорщику, тот ловко загнал чушку в ствол орудия.

Подполковник на глаз прикинул расстояние, разделявшее два ледокола, поправил прицел и, подав самому себе команду, дернул пушку за кожаный шнур.

Раздался выстрел.

* * *

Когда с беззащитно невооруженного «Минина», который можно было взять голыми руками, раздался выстрел, Дубровский даже вспотел от неожиданности – залп этот прозвучал очень уж внезапно, – комиссар выругался и стер пот со лба. Снаряд пронесся над мачтами «Канады» и шлепнулся в черную дымящуюся воду, взбил ее пенистым шипучим столбом.

– Вот белые сволочи! – выругался Дубровский. – Откуда у них пушка взялась, а? Вот скоты!

Орудие на «Минине» ударило вновь. Белый расчет стрелял точнее, чем красный, – второй снаряд лег к «Канаде» еще ближе, и был он страшнее, чем первый. Дубровский на этот раз присел и закричал на артиллеристов:

– Вы чего телитесь, мазилы? Заряжайте скорее пушку, не телитесь!

Если уж в спокойной обстановке, когда в «Минин» можно было попасть плевком, расчет не мог взять верный прицел, то в суматохе он тем более мазал. Очередной снаряд у шел в сторону настолько далеко, что не было видно даже взрыва. Лишь дрогнул лед да с нескольких надолбов слетели непрочные снежные шапки.

– Мазилы! – отчаянно запричитал Дубровский. – Руки у вас такие кривые, что вы, наверное, даже ложку мимо рта пронести можете. Заряжай орудью снова!

Артиллеристы поспешно зарядили пушку.

– Пли! – истошным командным голосом прокричал Дубровский.

Пушка, словно бы отзываясь на команду, послушно рявкнула, приподнялась над железной палубой «Канады» и со всего маху хлобыстнулась колесами в металл. Вслед за рявканьем послышался печальный звон.

С «Канады» было видно, как раскаленный снаряд проткнул пространство, оставил в нем темную длинную полосу и шлепнулся на ледяную площадку, скрытую грядой высоких торосов. Взрыва не последовало – снаряд оказался бракованным, не взорвался.

Следующий снаряд также ушел в сторону.

– Бабы вы, а не пушкари! – прокричал Дубровский, содрал с себя бескозырку – он модничал и ходил в мороз в бескозырке, которая никак не сочеталась с романовским полушубком. – У вас что, руки из зада растут? Пехалыцики!

Что такое «пехалыцики», артиллеристы не знали, дружно насупились и сказали Дубровскому:

– Знаешь что, комиссар, попробуй сам стрелять из этой дуры! У нее ствол кривой!

– У самих у вас кривые стволы! – проорал в ответ комиссар и скомандовал вновь: – Заряжай!

– Не будем, – угрюмо проговорили артиллеристы.

Дубровский лапнул себя за бок, где висел маузер.

– Заряжай!

Артиллеристы нехотя загнали снаряд в ствол орудия. Вполне возможно, что именно эта разобщенность, несогласованность в действиях красного расчета сыграла свою роль, и «Минину» удалось уйти; возможно, что сыграло роль и другое: белый расчет под руководством профессионального артиллериста-подполковника стрелял много точнее красных.

Вскоре с «Минина» принесся снаряд, срубил на «Канаде» кусок мачты, вдребезги разнес на баке железный сундук с боцманским имуществом, ровно топором срезал поручень, скрутив его в гигантский бублик, и, проломив палубу, взорвался внутри.

– Ай-ай-ай-ай! – вновь запричитал Дубровский. – Откуда у этих гадов взялось орудие? На «Минине» же не было орудия!

Из пролома в палубе повалил черный маслянистый дым.

– Откуда у них взялось орудие? – продолжал горестно вопрошать Дубровский.

Второй комиссар, Николаев, предпочитал действовать – с двумя ведрами воды, взятыми на камбузе, он кинулся к пролому, с лету опрокинул прямо в дым одно ведро, потом – второе.

Маленький шустрый матросик, смахивающий на смышленого проворного черта, вытаял откуда-то из-под палубы, притащил брандспойт, крепко держа в руках