Лестница в небо - Артём Помозов

– А?

– Да я о своем, забей.

– Ну, давай тогда воды поменьше…

– Я могу заткнуться вообще, если не нравится.

– Ой, просто расскажи – и все!

– Хорошо! Слушай дальше. Сначала все шло прекрасно. Закинулся антирадом, ибо там фон запредельный был, маску надел модную, костюм там с замкнутой системой дыхания у ученых подрезал. Все как полагается, короче. Залез я в село, обшариваю дома, что закопать не успели, и вдруг понимаю, что голова болеть очень сильно начинает. Прям до не могу! Снял маску, не думая о последствиях, и услышал что-то за стенкой. Ну, я струхнул, за автоматик схватился, выглянул. А там мужик сидит в кресле трухлявом. Искатель. В экипировке, с оружием. Знаешь, сидит, смотрит в одну точку, хрипит и бурчит себе под нос что-то. Я прислушался, а он… – Огонек, хрипя после каждого слова, попытался сымитировать голос того самого искателя: – «Мы скоро вернемся, не переживайте, близкие. Папа скоро вернется, только найдет дорогу, только дорогу найдет». И дальше хрипит и рычит, как натуральный зомби. И пена изо рта льется, как у собаки, что бешенством болеет. А я засмотрелся, стою, как истукан, ну мужик и повернулся ко мне, взгляды наши пересеклись – у меня аж оружие из рук выпало! Пустые глаза, стеклянные, как у покойника, а выражение лица – как у натурального дебила. Узнал я мужика. Сенька Пловец это, за несколько дней до меня ушел с «Янова». И он меня узнал. Улыбнулся и поздоровался даже. Пистолет достал, посмеялся, на меня глядя, к подбородку – и бух. Мозги по стенкам. Я автоматик подхватил да из дома этого ходу.

– Охренеть. И как это его?

– Пси-аномалия в доме, возможно. Я, когда вышел оттуда, понял, что вроде и башку отпустило, и легче стало. Да только без маски я был. Вспомнил резко. Накинул ее вновь. Думаю, валить из села или в садик все же сунуться? Ну, выбрал второе. Идиота кусок.

– А в садике что? – Сурен и сам успел доесть, за чаек взялся.

– А в садике еще сталкеры ополоумевшие. И знаешь, самое страшное-то было в том, что не агрессивные они совсем, а вот как пациенты в психушке. Иду я по коридорам, заглядываю в кабинет за кабинетом, и снова начинает болеть голова, и снова снимаю маску, хотя не собирался этого делать. Как приказал кто-то. И снова начинаю слышать голоса других ребят. Не выдержал, спрятался за детскими шкафчиками. Они, сумасшедшие эти, из кабинетов вышли, по коридору пошли тому самому. И снова я слышу эти хрипы и стоны. Рычание. До сих пор по ночам снится иногда. Идет один, первый который. И вопит на всю: «Болит, болит… все болит». И за ним: «Жить! А мы скоро вернемся». И еще один: «Кровь… много крови… не надо крови… а ночью красиво… только холодно». И так они все. – Огонек сглотнул. – Сука. Ну, я психанул, вскинул автомат да положил всю эту кодлу. Они на меня даже не посмотрели, даже не попытались обороняться. Я их всех и расстрелял, собрал хабар с трупов, узнал почти каждого. Со всеми когда-то пересекался, на «Янове» том же. Боже… Надо было бежать уже тогда, а я дальше пошел, вглубь. И услышал голоса мертвых детей. Они плакали, кричали, смеялись и о чем-то спорили. Потом меня глючить начало, я увидел все так, как будто вернулся в прошлое. Садик целый, детсадовские группы ребятишек, что в столовую собирались идти. Затем голос в моей голове, уже не детский, а грубый, мужской, что начал вкрадчиво предлагать мне закончить страдания. Я думаю, что это вполне логично, что нужно разогнаться и шагнуть в подрагивающую в конце коридора аномалию. И чувствую, что слюна по хлебальнику стекает, как у тех же ополоумевших. Автоматик в руках, краем сознания додумался вжать спуск до упора. Нафигачило в закрытом помещении – будь здоров, по ушам так вдарило, да пуля, рикошетнув, в меня попала. Отрезвило мигом. Не помню, как выбрался, не помню, как доковылял до станции. Помню только, что пацанам рассказал, что не дошел, что фанатики подстрелили. Была у нас группировка религиозных фанатиков, поклоняющихся какой-то хрени внутри саркофага чернобыльского. Не забыл еще о майоре Дятченкове, о котором я упоминал?

– Да…

– Вот он и помог перебить всех этих фанатиков. Тогда они еще орудовали в Зоне, стреляя во всех без разбора. У «Янова» их было много, и мне поверили.

– А почему не рассказал, что произошло в селе? Спас бы жизни многим сталкерам, что туда после тебя полезли бы…

– Кто мне поверит? За сумасшедшего примут. Да и как объяснить смерти стольких пропавших без вести сталкеров? Скажут еще, что сам убил, а то, что их что-то зомбировало, выдумал.

– А дальше с Копачами что случилось? Так и пропадают там?

– Нет. Снайпер «Анархистов» и Кот, который майор тот, в это село ушли как-то. Ночью оно сгорело дотла. Вернее, все, что от него осталось на тот момент. Они никак не комментировали. Сказали, что так было нужно. И на этом все закончилось. Копачей больше не существует.

– Офигеть. Правда.

– И я о том же. До сих пор ссусь. Не знаю почему.

– Но если там аномалия, то вряд ли пожар бы помог?

– Да хрен его знает, что там, рядовой. Хрен его знает. Я не проверял. И другие не лезут.

– А почему тебя Огоньком прозвали?

– Люблю всякую хрень мутить огнеопасную, отсюда и прозвище.

– Понятно.

– И это, Сурен, только одна история из сотен. Я тебе чуть позже еще одну жуть расскажу. Своим сможешь передать, если у вас есть идиоты, которые думают в самоволку или дезертировать.

– Передам. Не поверят, но передам. Скорей бы уже свалить отсюда.

– Скорей бы. Жаль, я не свалю.

– Почему?

– Есть расхожее мнение, что все сталкеры – пленники Зоны. Мы можем уйти, но мы всегда возвращаемся. Никто из нас не умирает своей смертью. У нас впереди вечность, которую нельзя путать со старостью. Бред, конечно, я их всех переживу, – хорохорился Огонек. – Блин, не надо эту тему тут поднимать. – Отхлебнул остывший чай. – Давай будем закругляться, вторую кружку по пути допью.

* * *

Никита мог и дальше переваривать в сознании увиденное на птицефабрике, но Зона быстро напомнила, что здесь, на Запретных землях, нельзя расслабляться. Сталкер резко остановился, когда ощутил на правой стороне лица ток воздуха. Остановился прямо так, как шел, с поднятой для шага ногой. Выкинул из головы все до единой мысли. Постоял несколько секунд, прислушался к собственным ощущениям. Затем, успокоившись, опустил ступню на твердый грунт.

– Гребаный хрен. Расслабился я совсем. «Вентилятор», значит. Эту заразу ничем не вычислить. Лучше обойти, не хватало еще угодить в центр ловушки, – бубнил сам себе. – Вон, еще и «жгучки» по обочинам. От боли скопытишься – и поминай, как звали. Ладно, хватит ныть. Рисковать, к слову, тоже хватит. Обойду. Не сахарный. Не растаю.

Минут двадцать Коннор потратил на крюк.

Вышел на песчанку, которая встретила его брошенным посреди дороги джипом «Шевроле Нива» белого цвета. Убедившись, что ловушек рядом с машиной нет, Никита подкрался и осмотрел кузов, густо усыпанный пулевыми отверстиями.