Марсиане - Ким Стэнли Робинсон

Что еще странно, это идти всей группой. По общей частоте ведутся непрерывные беседы, к которым по желанию можно подключаться или отключаться в любой момент. Роджер, даже если не в настроении говорить, находит удовольствие в том, чтобы просто послушать других. Ганс рассказывает об ареологии вулкана и обсуждает со Стефаном генную инженерию, благодаря которой создаются все окружающие их животные и растения. Артур указывает на формы рельефа, в которых остальные не находят ничего особенного. Мари жалуется, что ей скучно. Айлин с Роджером смеются и время от времени вставляют свои комментарии. Даже Дугал однажды подключается к частоте в середине дня и весьма изобретательным образом подстегивает Артура, указывая на все новые и новые потрясающие открытия.

– О, Артур, смотри, снежный человек!

– Что?! Да ладно тебе! Где?

– Вон там, за тем камнем.

А за камнем только что присел Стефан, чтобы облегчиться.

– Не подходи!

– Вот трепло! – обижается Артур.

– Наверное, убежал. Думаю, погнался за лисой Уэдделла [37].

– Да ладно тебе!

– Ага.

Айлин:

– Давай переключимся на другую линию. Я тебя не слышу из-за остальных.

Роджер:

– Хорошо. На частоту 33.

– Почему на нее?

– Э-э… – Это было давно, но почему-то сейчас этот факт всплыл в его памяти. – Возможно, это была наша личная частота в нашем первом походе.

Она смеется. Остаток дня они проводят общаясь по ней.

Однажды утром Роджер просыпается рано, чуть позднее зеркального рассвета. Шатер освещают тусклые горизонтальные лучи квартета ложных солнц. Роджер поворачивает голову, смотрит сквозь прозрачный полог шатра. На камнях – бесплодная почва, в паре метров ниже его уровня. Он садится – пол немного прогибается, как гелевая кровать. Он медленно проходит по мягкому покрытию, чтобы не раскачать остальных, которые спят там, где край шляпки соприкасается с полом. Шатер в самом деле напоминает большой прозрачный гриб; Роджер спускается по прозрачным ступенькам вдоль стебля в туалет, расположенный внизу, где у гриба была бы вольва. Выйдя оттуда, он обнаруживает сонную Айлин, обтирающуюся губкой в маленькой ванночке рядом с воздушным компрессором и регулятором.

– Доброе утро, – говорит она. – Потрешь мне спину?

Она дает ему губку и отворачивается. Он энергично проводит ею по ее твердой спине, ощущая трепет чувственного интереса. Этот изгиб, где спина переходит в ягодицы, – он прекрасен.

Она озирается через плечо.

– Теперь, думаю, я чистая.

– Ага, – усмехается он. – Наверное. – Он возвращает ей губку. – Я хочу прогуляться перед завтраком.

– Хорошо. Спасибо.

Роджер одевается, выходит из шатра и прогуливается по лугу, на которой они расположились. Это субарктический луг– заросший мхом и лишайником и усеянный мутировавшими эдельвейсами и камнеломками. Легкий морозец покрывает все сверкающим белым одеялом, и Роджер слышит, как у него хрустит под ногами.

Его взгляд улавливает движение, и он останавливается, чтобы понаблюдать за белошерстной пищухой, тянущей оторванный корень к себе в нору. Порыв, трепыхание – и снежный вьюрок приземляется прямо ко входу в нору. Маленькая пищуха отрывается от дела, пищит что-то вьюрку и проталкивается мимо него со своей добычей. Вьюрок по-птичьи вертит головой и замирает на месте. Затем следует за пищухой в нору. Роджер раньше слышал о подобном, но сам никогда не видел. Пищуха выходит наружу – искать еще еды. За ней появляется и вьюрок, все так же вертит головой. В одно мгновение поворачивается и смотрит на Роджера. Подлетает к семенящей пищухе, пикирует на нее и отлетает. Та уже исчезла в другой норе.

Роджер пересекает ледяной ручей, проходящий по лугу, хрустит по берегу. Там, рядом с достающим ему до пояса камнем, какая-то странная белая масса с белым шариком по центру. Он наклоняется, чтобы ее осмотреть. Проводит пальцем в перчатке. Похоже на какой-то лед. Необычный с виду.

Солнце встает, и поверхность заливает желтый свет. Желтовато-белое полушарие льда у его ног кажется скользким на вид. И оно дрожит – Роджер на шаг отступает. Поверхность на месте – лед трясется сам по себе. И трескается посередине. Из шарика высовывается клюв и проламывает его. За ним – проворная маленькая головка. Голубые перья, длинный изогнутый черный клюв, черные глаза-бусинки.

– Яйцо? – произносит Роджер.

Но скорлупа явно ледяная – он может растопить ее между пальцами и ощутить ее прохладу. Птица – хотя у нее меховые ножки и грудка, короткие и толстые крылья, а в клюве видны будто бы клыки, – пошатываясь, выбирается из скорлупы и отряхивается, как собака, выбежавшая из воды, – несмотря на то, что выглядит сухой. Очевидно, лед служит ей утеплителем – домиком на ночь, а то и на всю зиму. Да. Образованный из какой-нибудь слюны и установленный в устье мелкой полости в камне. Роджер никогда о таком не слышал и смотрит, раскрыв рот, как птица чуть-чуть разгоняется и плавно улетает прочь.

Новое создание ступает на твердь зеленого Марса.

Во второй половине того дня они покидают и субарктический луг. Никакого больше почвенного слоя, никаких цветов, никаких мелких животных. Только трещины, заросшие борющимися за жизнь мхами и лишайниками. Порой кажется, будто они ступают по тонкому ковру с желтыми, зелеными, красными, черными оттенками – в цветных пятнах, какие бывают на камнях яшмы. И это тянется во все стороны, насколько им хватает зрения. Потрясающий разноцветный ковер, хрустящий по утрам и слегка влажный в свете дневного солнца.

– Изумительно, – бормочет Ганс, тыча пальцем. – Половину нашего кислорода создает этот чудесный симбиоз…

Позднее тем вечером, когда они уже поставили шатер, подвязав его к нескольким камням, Ганс вваливается внутрь, размахивая своим дыхательным комплектом и буквально подскакивая на месте.

– Слушайте, – выпаливает он. – Я только что связался с вершинной станцией и получил подтверждение. Над нами сейчас антициклон. Мы на высоте четырнадцать тысяч километров, но барометрическое давление достигает трехсот пятидесяти миллибар, потому что над склоном на этой неделе проходит большая масса воздуха. – Все молча глядят на него. Ганс спрашивает: – Понимаете, что это значит?

– Нет! – восклицают три голоса хором.

– Зона высокого давления, – пытается предположить Роджер.

– Ну, – подтверждает Ганс, – и его достаточно, чтобы дышать! Как раз впритык, но достаточно, вот как! И конечно, этого еще никто не делал – то есть на такой высоте. Никто не дышал здесь чистым марсианским воздухом.