Марсиане - Ким Стэнли Робинсон

На вершине этого питча они обнаруживают, что шатер верхнего лагеря раздавило снегом. Лавиной. Один его уголок жалостно трепыхается.

Айлин подходит ближе и в двойном свете их обоих фонариков изучает повреждение. Указывает на снег, дает знак, что нужно копать. Тот такой холодный, что не липнет, и напоминает крупный песок. Не имея иного выбора, они принимаются за работу. Наконец они освобождают шатер и вдобавок согреваются сами, хотя Роджер и чувствует, что едва может шевелиться. Столбики погнулись или даже сломались, и чтобы заново собрать шатер, их нужно сначала перевязать. Роджер расчищает снег и ледышки вокруг шатра, пока тот не становится полностью «защищен от бомбардировок», как сказали бы ведущие. Если только не сойдет еще одна лавина, но думать об этом они не могут, так как ставить шатер больше некуда. Им просто придется рискнуть.

Войдя внутрь, они сбрасывают там свои сумки, включают печку и ставят кружку со льдом. Затем снимают кошки и залезают в спальные мешки. Лишь забравшись в них по пояс, начинают наводить порядок. Повсюду летает снежная пыль, которая тает только приближаясь к печи. Копаясь в куче снаряжения в поисках тушенки, Роджер снова ощущает, как истощено его тело. Они снимают маски и могут напиться.

– Вот это вылазка была.

Жажда кажется неутолимой. Они смеются с облегчением. Он чистит неиспользованную кружку голой рукой – обморожение теперь обеспечено. Айлин без особой тревоги рассчитывает шансы на то, что сойдет еще одна лавина:

– …В общем, если ветер останется на высоте, все будет нормально.

Они говорят о Стефане, а когда начинают ощущать запах тушенки, принюхиваются к нему, как собаки. Айлин вытаскивает радио и звонит в нижний лагерь. Стефан спит и, похоже, уже не ощущает дискомфорта.

– Это морфий действует, – говорит Айлин.

Следующие несколько минут они жадно поедают тушенку.

Снег под шатром истоптан ботинками, а место, где лежит Роджер, все оказывается в буграх. Ища тепла и ровной поверхности, он перекатывается, пока не застревает, прижавшись к мешку Айлин. Там так же неровно. Айлин прислоняется к нему спиной, и он чувствует, что согревается. Роджер задумывается, не стоит ли им залезть вдвоем в один мешок.

– Удивительно, на что могут идти люди ради забавы, – сонно замечает Айлин.

Короткий смешок.

– То, что сейчас, это не забава.

– Разве? Тот подъем…

Протяжный зевок.

– Ну да, неплохой подъем, – соглашается он.

– Это был великолепный подъем.

– Особенно если учесть, что мы не погибли.

– Ага.

Она тоже зевает, и Роджер чувствует, как сон накрывает его большой волной.

– Надеюсь, Стефан поправится. Не то надо будет его спускать.

В следующие несколько дней каждому приходится выходить по несколько раз в бурю, чтобы пополнять припасы в верхнем лагере и чистить перила от льда. Паршивая работенка, и сделать ее удается не всегда: в некоторые дни, когда ветер сметает все, они могут лишь ютиться в своих мешках и надеяться, что шатры не сорвет.

В один из таких темных дней Роджер сидит в нижнем лагере со Стефаном и Артуром. Стефан оправился от отека и теперь жаждет продолжить подъем.

– Не спеши, – говорит Роджер. – Пока все равно никто никуда не идет, а вода в легких – это не шутки. Тебе нужно помедленнее…

Вход в шатер открывается, и внутрь врываются снежинки, а за ними – Дугал. Он приветливо улыбается. Следующие несколько мгновений все молчат.

– Довольно бодряще, – говорит он, нарушая тишину и подыскивая себе кружку для чая.

Когда минутка неловкости проходит, он начинает болтать с Артуром о погоде. Выпив чай, он снова встает – хочет поскорее перенести вещи в верхний лагерь. Коротко усмехнувшись, он покидает их.

Роджеру приходит на ум, что все члены их экспедиции делятся на два типа (еще одна двойственность): те, кто противостоит плохой погоде, всем трудностям и неприятностям, что так усложняют подъем, и те, кто каким-то странным образом находит в этих проблемах удовольствие. В первую входят Айлин, несущая за всех ответственность, Мари, которой не терпится добраться до вершины, и Ганс со Стефаном, которые менее опытны и с радостью бы шли под теплым солнцем и лишь с небольшими препятствиями.

С другой стороны – Дугал и Артур: они явно получают удовольствие от трудностей, и чем те хуже, тем лучше для них. И это, думает Роджер, какое-то извращение. Сдержанный, держащийся отдельно от всех Дугал хватается за каждую возможность выбраться наружу, где буйствует ветер, и лезть вверх…

– Он явно доволен собой, – произносит вслух Роджер, и Артур смеется.

– Ох уж этот Дугал! – восклицает он. – Вот же бритт! Хотя, знаете, альпинисты везде одинаковые. Я прилетел аж на Марс и встречаю тут таких же людей, каких мог бы найти и на Бен-Невисе. И это понятно, да? Школа Новой Шотландии и все такое.

Он прав: с начала колонизации британские альпинисты прибывали на Марс в поисках новых вершин, и многие из них оставались.

– И знаете, что я вам скажу, – продолжает Артур, – эти ребята больше всего счастливы тогда, когда им со всей дури задувает ветер и вдобавок валит снег. А то и не снег. Скорее, даже дождь с градом, вот что им нужно. Ледяной дождь или влажный снег. И это идеально. А знаете, почему им это нравится? Потому что тогда они могут вернуться в конце дня и сказать: «Чертовски противно, да, приятель?» Им просто страсть как хочется это сказать. «Шьертовски протифно». Ха! Понимаете, о чем я? Это для них будто наградить себя медалью или типа того. Не знаю.

Роджер и Стефан, улыбаясь, кивают.

– Очень по-мужски, – подтверждает Стефан.

– Но Дугал! – восклицает Артур. – Дугал! Он слишком крут для этого. Он выходит в самую жуткую непогоду, какую только может найти, – ну вы посмотрите, какой он сейчас, – и не может дождаться, чтобы вернуться туда обратно! Не хочет упускать такую прекрасную возможность! И прокладывает самые сложные питчи, какие находит. Вы его видели? И видели его маршруты. Черт, да этот парень полезет и по стеклу, намазанному маслом, прямо в ураган! И что он об этом говорит? Разве он говорит, что это чертовски противно? Нет! – Он говорит… – Роджер со Стефаном присоединяются, заканчивая хором: – Довольно бодряще!

– Ага! – смеется Стефан. – Довольно бодряще, то есть все нормально.

– Скотты, – объясняет Артур, хихикая. – Марсианские скотты, не меньше. Аж не верится в такое.

– Не только скотты такие странные, – указывает Роджер. – А как же ты сам, Артур? Я замечаю, ты сам этим всем забавляешься, а?

– О да, да, – признается Артур. – Я здорово провожу здесь время. А ты нет? Я тебе скажу, как только мы стали ходить с баллонами, я стал прекрасно себя чувствовать. До того было не так легко. Воздух казался таким разреженным – прям совсем-совсем. Отметки высоты здесь для меня ничего не значат – в смысле, раз у вас же нет нормального уровня моря, то о чем эти отметки могут говорить? Но воздух у вас просто кошмар. В общем, когда мы взяли баллоны, я действительно почувствовал разницу. Они просто спасли. А еще эта гравитация! Вот это чудо. Сколько там, две пятых «жэ»? Это почти ничего! С таким же успехом можно было ходить по Луне! Когда я научился как следует балансировать, начал в самом деле получать удовольствие. Почувствовал себя суперменом. На этой планете не так уж тяжело идти в гору, вот и все. – Он смеется и поднимает кружку с чаем, предлагая за это выпить. – На Марсе я – супермен.