Шипы и розы - Лана Каминская

– Ваши слова ставят меня в тупик, а ваши действия лишают мой организм нормальной циркуляции воздуха. – Тим ослабил хватку. – Уф, полегчало.

– Я всё ещё жду, – пригрозил Андервуд.

– Конечно, сэр, – проронил дворецкий и пригладил измятые лацканы. – Но, прежде чем я отвечу, позвольте и мне задать вам один вопрос, а после вы решите, будем мы обмениваться ответами или нет. И если наша беседа примет дружелюбный характер, то тоже обещаю, что лорд Джейкоб Андервуд ничего от меня не узнает. Я буду нем как рыба, но аналогичного буду ждать и от вас.

– Ну? – грубо спросил Тим, не заподозрив ни капельки неладного.

Джонатан кашлянул, прочищая горло, и, смело глядя в глаза молодому хозяину, выдал:

– Вы интересовались, в каких отношениях я состою с вашей мачехой. Так вот мне в ответ тоже любопытно узнать, а в каких отношениях с леди Андервуд состоите вы сами?

Тим вспыхнул.

– Что у вас за больная фантазия?

– Идущая в ногу с реальностью, сэр, – ответил Джонатан, нырнув рукой во внутренний карман сюртука и вытащив на свет конверт, на котором Тим без труда распознал свой почерк. То самое письмо, которое он написал в порыве гнева и раздражения, когда ненавидел всё вокруг, когда ругал и себя и друзей за дурацкий спор и когда разрывался между желанием скорее убраться из Девонсайда и охотничьим азартом.

Тим злобно прищурился.

– Помнится, я просил это письмо отправить, а не хранить.

– Я подумал, что ваши эпистолярные опусы могут быть интересны как вашим потомкам, так и современникам. Потомков вы ещё на нажили, поэтому пришлось начать с тех, кто старше вас лет этак на... – Джонатан сделал паузу, считая в уме, но Тим считал быстрее. Вот что значит высшее образование!

– Отдайте!

Рука резво дёрнулась за конвертом, но кажущийся со стороны медлительным пингвином Джонатан оказался ловок и быстр. Шустро сунув конверт обратно в карман, он тут же скрестил руки на груди – не подберешься.

– Зачем оно вам? – Тим был вне себя от злости. – Если она всё знает... Если вы прочитали ей это дурацкое письмо, то к чему теперь его хранить? Его место в мусорной корзине. Хотя, – Тим снова прищурился, – а не блефуете ли вы? Держите у себя письмо и пытаетесь им меня шантажировать! Ну, конечно! Обычный блеф! Если бы Малеста прочитала письмо, то закатила бы мне такую истерику! Эти женщины умудряются закатывать их на ровном месте, а тут и повод имеется...

– Вероятнее всего, сэр, у леди Андервуд есть какая-то причина, почему она до сих не влепила вам пощёчину за те строки, которые вы соизволили о ней написать.

– Так она читала или нет? Признавайся, индюк!

– Ваше сравнение меня со священной птицей древних ацтеков мне льстит, но я не буду возражать, если вы продолжите обращаться ко мне просто по имени.

– Читала или нет? – Тим почти рычал.

– Читала, сэр. Я имел неосторожность вложить письмо в стопку корреспонденции, имеющей отношению к делам благотворительного фонда.

– Ты подсунул ей это письмо специально, – шипел Андервуд.

– Такая версия не исключена, сэр. Но сделанного не вернуть, и мне остаётся только извиниться перед вами за свою оплошность.

– Тогда отдай его мне.

– Я уже дал вам понять, что не сделаю этого.

– Почему?

– Из соображения собственной безопасности, сэр. – Вставленное в глаз дворецкого стёклышко весело сверкнуло в свете свечей. – Вы пожелали мне счастливого пути, но я пока не планирую никаких путешествий. Работа в Девонсайде меня полностью устраивает, и я не променяю её даже на билет до водолечебницы. А в случае если вы будете настаивать, я покажу это письмо вашему отцу и, возможно, тем самым даже смогу повысить себе жалование.

– Ах ты мерзкий...

– ...индюк! Знаю. А теперь давайте я сделаю вид, что не сразу заметил, что вы один и без закуски выпили половину бутылки отменного и крепкого виски, а потому не сразу понял, что вы пьяны и несёте чушь. И забудем этот бестолковый разговор. И позвольте вам ещё раз напомнить, что в столовой вас ждёт уже давно остывшее рагу.

Самоуверенной наглости напыщенному дворецкому было не занимать. Тиму так и хотелось со всего размаха дать ему в морду, разнести на мелкие осколки вставленный в глаз монокль и заодно выдрать аккуратно подстриженные усики, но упрятанное во внутренний карман сюртука письмо перевешивало страстные порывы и останавливало от необдуманных поступков.

– Если у вас больше нет ко мне никаких вопросов или распоряжений, то разрешите мне покинуть вас, сэр, – гнул свою линию невозмутимый Джонатан. – Надеюсь, мы с вами поняли друг друга и обо всём договорились.

– Договариваться с такими, как вы... – процедил сквозь зубы Тим.

– И всё же мы договорились, – настаивал дворецкий.

– Пока письмо у вас – да. Мне слишком дорога безупречная репутация леди Андервуд, но потом... Берегитесь!

– Мне не меньше вашего дорога репутация леди Андервуд, но в то же время мне кажется, что из нас двоих первым, кто пошатнёт ту репутацию, будете именно вы.

– Это вам кажется, Джонатан.

– Я верю в вас, сэр, – ответил дворецкий, собираясь уходить.

– Вы верите мне, – поправил его Тим. Годы, потраченные на изучение юриспруденции и смежных с ней дисциплин, приучили быть щепетильным в выборе каждого слова. Но оказалось, что Джонатан тоже был внимателен к тому, что говорил.

– И всё же «в вас», сэр, – загадочно произнёс он и вышел из комнаты.

Ужинать расхотелось. Пить тоже, и Тим тоскливо посмотрел на бутылку. Всё шло не так. Всё выглядело не так. То, что на секунду показалось сокровищем, оказалось подделкой. Камень, выпрыгнувший из-под колеса самой обычной телеги, никогда не станет золотом, сколько ни крась его в золотой цвет. Но что там какой-то камень и загадки женской души, если даже близкие люди, которых Тим всегда идеализировал и которым старался подражать, вдруг в одночасье прослыли равнодушными убийцами, пусть и не собственными руками совершившими преступление, но ничего не сделавшими, чтобы его предотвратить?!

Пальцы нащупали в кармане две бумажки: одна была снята с пузырька с лекарством, что принимала Малеста; другая выужена из платяного шкафа в Золотых Буках. И за обеими стоял некогда любимый дядя Реджи.

Тим вытащил бумажки и поднёс их к свету, и только сейчас вдруг обнаружил, что несмотря на безумное сходство двух рецептов как в части доз и частоты принятия, так и в части наклона букв и количества завитушек у цифр, это всё же были два разных лекарства. Состав был разный, и отличие укладывалось всего в одно слово, которое не сразу и углядишь, настолько трудно читаем и мелок был почерк. Хоть лупу доставай!

Тим так и сделал, грохнув выдвижным ящичком широкого дубового стола, а затем, оставив бумажки около стопки газет и высохшей чернильницы, вывалился в холл и выкрикнул: