Стопроцентно лунный мальчик - Стивен Танни

По переулку разнесся металлический скрежет. Наверное, тарелка радиолокатора сместилась на своей опоре.

Прилетели еще несколько птиц. Часть расселась на трубах под потолком, другие зависли в воздухе, разглядывая растерянных подростков. Три-четыре колибри спустились на пол и нырнули в ту самую трубу, куда лось засовывал свой длинный язык.

— Помнишь, как мы работали вместе над докладом?

— В ротонде? Мы готовили доклад по «Шальному древоволку».

— Ты тогда начала мне что-то рассказывать.

— О чем?

— О том, что происходило на Луне девяносто четыре года назад.

— Я собиралась рассказать про Эпоху слепоты, но ты не захотел слушать…

— Думаешь, здесь один из тех лагерей?

— Да.

— Я тоже так подумал. Остатки ворот… Гигантский глаз…

— Таких, как мы, ловили и запирали в лагеря. С нами делали чудовищные вещи. Эта стена… Ты ведь понял, из чего она сделана.

— В тот раз ты еще о чем-то начала рассказывать.

— О чем я еще говорила?

— Почему нас с тобой называют стопроцентно лунными.

— Это старинное выражение. Тогда считали, что ты или стопроцентный человек, или стопроцентно лунный. Середины нет.

Наступила жутковатая тишина. Лоси наконец ушли, зато колибри остались. Кроме тихого жужжания их часто-часто взмахивающих крыльев было слышно только, как поскрипывают на ветру древние антенны и сломанные тарелки радиолокаторов.

Иеронимус и Слинни были одни на обратной стороне Луны. Совсем одни. Далеко от всех. Ни искорки неонового света. Ни начальства. Только они двое, забившиеся в тень.

— Мы не умрем, — сказала Слинни.

У обоих отчаянно колотилось сердце.

Иеронимус улыбнулся.

— А если и умрем…

Приблизив лица почти вплотную, они одновременно сняли защитные очки и посмотрели друг другу в глаза.

И тут произошла удивительная вещь. Колибри все разом взмыли в воздух. Снаружи в комнату, словно по зову трубы, рванулись тысячи птиц. Они влетали через пустые оконные проемы с давно выбитыми стеклами, лезли из дыры в полу, из труб под потолком. Комнату заполонил вихрь машущих крыльев, уже не белых, а победно сияющих своей природной лунной окраской — четвертым основным цветом. Мальчик и девочка сидели на полу, глаза в глаза, сами не свои от изумления, а вокруг клубилась туча колибри. Их мельтешенье превратило пустые развалины в сказочный великолепный дворец. А птицы все прибывали, преображаясь на лету, возникая со всех сторон сразу, сбиваясь в плотный шар, полный движения и блеска. Огромные птицы с острыми клювами образовали сверкающую сферу, с торжеством объявляя всему миру, что четвертый основной цвет невозможно ни спрятать, ни задавить, он существует и провозглашает сам себя как естественный цвет всего истинно лунного. Он приходит на смену бесцветно-белому, колибри приносят его на своих крыльях, откликаясь на зов истосковавшихся влюбленных глаз.

В облаке порхающих птиц, омытые этим безымянным цветом, девочка и мальчик впервые в жизни чувствовали себя по-настоящему нормальными. Впервые они могли посмотреть в глаза друг другу прямо, без ненужных драм, без фиолетовых стекол. Все было нормально. «У тебя красивые глаза», — сказал он ей, а она засмеялась, девочка с синими волосами. «Знаешь, — сказала она, — у тебя тоже!» Она протянула руку и коснулась его лица, и он сделал то же самое, легонько погладил ее щеку самыми кончиками пальцев. «Я еще никогда никому не смотрела вот так в глаза». Это была правда. Это было чудесно. Если отвести взгляд, можно узнать прошлое и будущее, увидеть, как искажаются пространство и время, заглянуть в диковинные глубины бесконечности, но им не хотелось смотреть по сторонам. Обыкновенное чудо: юноша и девушка смотрят друг на друга. Багровое тусклое небо, холодный бетонный пол, зловещие темные стены — все, окрашенное прежде в оттенки, составленные из красного, желтого и синего, померкло рядом с истинно лунным цветом, озаряющим перья тысячи птиц и глаза двоих людей. Мир наконец-то стал нормальным. Обычным. «Ты выглядишь совсем по-другому, — сказал он с улыбкой. — Как деревенская девчонка. Даже синие волосы стали незаметными». Она засмеялась. «Ты тоже совсем другой, в кои-то веки не комплексуешь. Просто невероятно, до чего же ты не комплексуешь!»

Они делились друг с другом потрясающими открытиями, и вот уже больше не о чем стало говорить. Тогда они наконец поцеловались, и это тоже было нормально и удивительно.

Где-то поблизости заурчал мотор. Колибри повернули головы в ту сторону, откуда доносился механический звук, а потом разлетелись так же внезапно, как прежде собирались вместе. Как только Иеронимус и Слинни оторвали друг от друга взгляд, птицы снова стали белыми. Они выпархивали из разбитых окон, словно стая летучих мышей из пещеры. Шум от машины послышался ближе — ровное, мощное урчание мотора, хруст стекла и гравия под огромным резиновым колесом.

Иеронимус и Слинни, вскочив, бросились к большой квадратной дырке в стене на месте бывшего окна.

По бульвару как ни в чем не бывало ехал «Проконг-90». За рулем сидел Пит, рядом с ним — Клеллен, а на заднем сиденье — Брейгель. Без очков Иеронимус и Слинни видели проекцию будущего движения автомобиля и своего собственного — как они садятся в машину, и дальше ее траектория уходит по прямой линии вдаль и постепенно теряется из виду.

— Похоже, наша судьба — идти к ним, — сказал Иеронимус, вновь надевая очки.

— Погоди! — В голосе Слинни звучала неподдельная печаль. — Дай посмотрю на тебя в последний раз…

Пит и Клеллен никак не могли понять, куда это они заехали, а комментарии Брейгеля ничего не прояснили. Они, конечно, обрадовались, когда Иеронимус и Слинни выбежали им навстречу из разрушенного здания. Пит поначалу очень смущался, пока не заметил, что Слинни с Иеронимусом держатся за руки. Клеллен пришла в экстаз и, радостно хихикая, воскликнула:

— Вот видишь, Пит! Я же тебе говорила! Они и правда вместе!

От всего этого Пит слегка обалдел. Он больше месяца встречался со Слинни, потом познакомился с Клеллен и решил позволить себе небольшой загул с этой… более смелой барышней. Из этого отнюдь не следовало, что Клеллен автоматически станет его подружкой, и вдруг за несколько часов он продвинулся с ней неизмеримо дальше, чем за довольно-таки скучные, если честно признаться, дни и недели, проведенные с отличницей Слинни. Клеллен сразу согласилась поехать в мотель! Со Слинни он о таком и помыслить не смел. Слинни, хоть и красотка, но по сути настоящая зануда. И целоваться толком не умеет, да еще и очки мешаются. А Клеллен — веселая, горячая, собой хороша, обожает спорт (по крайней мере, на словах), а главное — она на все готова хоть сейчас, и делает это, как никто.

Брейгель притих на заднем сиденье. Он тоже видел, как Слинни и Иеронимус шли к машине, держась за руки. Оставалось только молча дуться. Брейгелю нравилась Клеллен, но она выбрала Пита. Ему нравилась и Слинни, но, увы, она выбрала Иеронимуса. Он знал, что Клеллен раньше позволяла себе кое-какие вольности с Иеронимусом, а Пит встречался со Слинни, и они наверняка целовались. Опять все девчонки достались другим…