Тень и Коготь - Джин Вулф

– Подожди. Хильдегрин-то тут при чем?

– С Водалом, когда я впервые увидел его, были мужчина и женщина. Явились враги, и Водал остался, чтобы задержать их, пока другой отведет даму в безопасное место.

(О трупе и об убийстве человека с топором я решил умолчать.)

– Я бы тоже дралась: тогда было бы три бойца, а не один. Давай дальше.

– Хильдегрин и был тем спутником Водала, вот и все. Встреть мы его раньше, я бы хоть представлял себе, отчего гиппарх Септентрионов может желать моей смерти, и, кстати, зачем кому-либо украдкой подбрасывать мне эту записку. Как мы с шатленой Теклой смеялись над всеми этими соглядатаями, интригами, плащами, кинжалами, пропавшими наследниками… Агия, что с тобой?

– Я тебе отвратительна? Неужели я настолько уродлива?

– Нет, ты прекрасна, только сейчас, похоже, чувствуешь себя неважно. Наверное, не стоит тебе столько пить.

– Вот!

Быстрым движением Агия сбросила свое переливчатое платье, упавшее к ее пыльным, смуглым ногам грудой драгоценных камней. Утром, в Храме Пелерин, я уже видел ее нагой, но теперь (из-за вина ли, выпитого нами; оттого ли, что свет в харчевне был ярче или наоборот; потому ли, что утром Агия, напуганная и смущенная, закрывала руками груди и плотно сжимала бедра) меня влекло к ней куда сильнее. Желание сковало разум и язык; я прижал ее к себе…

– Севериан, подожди! Что бы ты обо мне ни думал, я не шлюха, но все же попрошу за любовь кое-что.

– Что же?

– Обещай, что не станешь читать эту записку. Брось ее в жаровню.

Я разжал объятья, поднялся и отступил на шаг. В глазах ее мигом – точно травинки, проросшие меж валунов, – появились слезы.

– Видел бы ты сам, Севериан, как смотришь на меня сейчас! Нет, я не знаю, о чем в ней написано. Просто… Ты никогда не слышал о том, что некоторые женщины обладают сверхъестественным даром предвидения? Знают то, о чем, казалось бы, никак не могли узнать?

Желание мое угасло почти без остатка. Я был испуган и зол, хотя сам не понимал отчего.

– В Цитадели была гильдия таких женщин, и они считались нашими сестрами. Но ты не похожа на них ни лицом, ни телом.

– Я знаю. Но именно поэтому послушай моего совета! Ни разу в жизни у меня не бывало прозрений; это – первое! Разве ты не понимаешь, что именно поэтому оно должно быть необычайно правдиво и важно – настолько, что им никак нельзя пренебречь? Сожги эту записку!

– Кто-то подбросил ее, пытаясь о чем-то предупредить меня, а ты не хочешь, чтобы я ее видел… Я спрашивал, не любовник ли тебе этот Септентрион, и ты сказала, что нет. И я тебе поверил…

Агия раскрыла было рот, но я жестом велел ей замолчать.

– Верю и сейчас. Судя по тону, ты говоришь правду, но все же каким-то образом хочешь предать меня. Скажи же, что это не так. Скажи, что действуешь лишь ради моих интересов.

– Севериан…

– Скажи.

– Севериан, мы всего день как знакомы! Я совсем не знаю тебя, и ты совсем не знаешь меня – так чего же ты хочешь? Ты, можно сказать, впервые покинул стены своей гильдии, и я время от времени старалась помочь тебе. Хочу помочь тебе и сейчас.

– Оденься.

Я вытащил записку из-под края подноса. Агия бросилась ко мне, но я легко удержал ее и одной рукой. Записка, видимо, была кое-как нацарапана вороньим пером – я разобрал лишь несколько слов.

– Отчего я не отвлекла тебя и не бросила ее в огонь? Севериан, пусти меня…

– Стой смирно!

– Еще на прошлой неделе у меня был кинжал – мизерикорд с рукоятью из слоновой кости. Нам нечего было есть, и Агил заложил его. Будь он при мне сейчас, я зарезала бы тебя!

– Нет. Он остался бы в твоем платье, которое сейчас лежит вон там, на полу.

Я оттолкнул Агию, и она (вина в ее желудке было достаточно, посему не только от силы толчка), пошатнувшись, рухнула в кресло. Поднеся записку к бреши в листве, сквозь которую в харчевню пробивался последний луч заходящего солнца, я прочел:

«Эта женщина была здесь раньше. Не верь ей. Трюдо сказал: этот человек – палач. Мама, ты вернулась!»

Едва я успел прочесть это, Агия метнулась ко мне, выхватила записку и швырнула ее вниз, за край помоста. Некоторое время она стояла передо мной, глядя то мне в лицо, то на «Терминус Эст», который, уже в собранном виде, стоял, прислоненный к подлокотнику кушетки. Быть может, она боялась, что я отрублю ей голову и брошу ее следом за запиской, но я не двигался с места, и тогда она сказала:

– Ты прочел ее? Севериан, скажи, что – нет!

– Прочел. Но не понял.

– Тогда и не думай о ней больше!

– Да успокойся ты хоть ненадолго! Она и предназначалась-то не мне. Скорее, ее подбросили тебе – но, коль так, отчего положили там, где она была не видна никому, кроме меня? Агия, у тебя есть дети? Сколько тебе лет?

– Двадцать три. Да, более чем достаточно, однако детей у меня нет. Если не веришь, взгляни на мой живот.

Я хотел было подсчитать в уме, но обнаружил, что не имею ни малейшего понятия о том, когда у женщин наступает зрелость.

– Когда у тебя впервые была менструация?

– В тринадцать. Значит, первого могла бы родить в четырнадцать. Ты это хотел высчитать?

– Да. Сейчас ребенку было бы девять… Если он достаточно смышлен, то вполне мог бы написать подобную записку. Хочешь, скажу тебе, что в ней было?

– Нет!

– Как по-твоему, сколько лет Доркас? Восемнадцать? Девятнадцать?

– Севериан, что бы там ни было – выкинь эту записку из головы!

– Агия, шутки кончены. Ты – женщина. Сколько ей лет?

Агия поджала губы.

– Я бы сказала, что этой мелюзге лет шестнадцать-семнадцать. Она сама еще ребенок.

Наверное, все вы замечали: заговорив о ком-либо отсутствующем, нередко призываешь его, точно эйдолон. Ширмы раздвинулись, и Доркас предстала перед нами – уже не в привычном облике жалкого, измазанного илом существа, но – полногрудой, стройной, грациозной девушкой. Мне приходилось видеть кожу и побелее, но то была бледность болезненная, тогда как кожа Доркас сияла здоровьем. Волосы ее оказались золотисто-русыми, а глаза, разумеется, так и остались темно-голубыми, точно Мировая Река Уроборос из моего сна. Увидев обнаженную Агию, она хотела было вновь скрыться за ширмой, но тело толстухи-служанки загородило проход.

– Оденусь-ка я лучше, – сказала Агия, – пока твоя любимица не сомлела.

– Я не смотрю, – пробормотала Доркас.

– А мне плевать, смотришь ты или нет.

Однако же, одеваясь, Агия повернулась к нам спиной и, точно обращаясь к густой листве дерева, добавила: