Баггер - Владимир Плотников

– Ну что ж, теперь ты знаешь, что это здесь. Ты чувствуешь.

Олег действительно чувствовал.

– Расклад такой. Я немного больше теперь знаю. Есть предание о красках мира. Это миф, одна из легенд. Но благодаря ряду стечений обстоятельств, сказка перестает таковой быть. По преданию они достанутся человеку, который изменит мир. Должно быть чистое творчество. В противном случае то, что копировалось, исчезнет за неделю. Столько ведь времени нужно для творения. В то же время именно столько нужно для того, чтобы сотворенное стало настоящим. Краска легко растворяется в вине или спирте. Поэтому, пока не пришла неделя, все так называемые картины легко смыть с белу свету, – Виктор сделал паузу, глядя насколько воспринимается информация. Олег пока что не спрашивал себя – верит он, или нет. Он ждал, что дальше.

– Рита вычислила это событие. Она уже тогда знала, что краски есть. Мало ли от кого, возможно, подруга имела место. Вот только теперь мы подходим к главному. Есть человек, которого создали по образу и подобию уже живущего. Хочешь верь, хочешь не верь. А теперь вспомни, к кому мы приходили в больницу.

Олега стал прошибать пот. В висках гудело. Та девочка, что хотела напоить его водой. Она так похожа на Машу. И тот парень, он обращался с ней, как с ребенком. Она не помнила, и не знала.

– Короче, расклад такой. В мире останется только одна. Другая умрет. Тот, кто ее создавал, возомнил себя Богом, только слабоватый из него Господь. Нельзя было никого копировать.. Цельность мира нарушается, и события иду слишком опасно.

– Что же от меня нужно? Какое я должен принять решение? – Олег спрашивал, уже понимая, что от него хотят.

– Ты ее решишь. Или не решишь, – добавил Виктор, – Только недеяние – это тоже поступок, и не всегда он добродетель. Та, что лежит в больнице, ни в чем не виновата, так же, как и эта. Но та настоящая. Ты с ней, кажется, дружил. У нас катастрофически не хватает времени. Если она умрет, мы будем в этом виновны. Спросишь – почему? Знание такая штука, оно обязывает.

Олег шел молча. И как, простите, я должен это сделать? В это верится с трудом, но даже если и так. Нужно убить одну, которая и не узнает, за что с ней так. Убить невинную, для того, чтобы жила та, которую он знал. Олег вспомнил Машу. Да, она классная. Мы ее спасаем. Но получается слишком жестоко.

– Почему я должен решать, кому из них жить? – спросил Олег.

– Так ты вернешь ту, которую любишь. Она это начала, и теперь, если не помешать ходу событий, все изменится очень сильно. Помнишь, ты спрашивал про своего приятеля?

Олег кивнул.

– Души он покупает. Деньги, власть. Выкуп в сто крат дороже. Только ты не в курсе механизмов. Душа не продается на время и не выкупается. Если это происходит, это один раз, безвозвратно. У тех, кто делает этот шаг, впереди только черная пропасть смерти. Это будущее, которое человек приобретает после такой сделки.

Олег вспомнил давний разговор. Тогда ему рассказывали, для чего дьяволу душа. Зло бесплодно, оно не может творить, и по принципу несвободно. Потому нужен творческий человек. Гений, готовый продать вечность за желание. Значит, художник.

– А если это ошибка? Если неправда, и предсказание дало сбой?

– Ты сам себе веришь? Ты чувствуешь, что это не так. Ты знаешь. – Виктор был неумолим. – Если все это неправда, то ничего не произойдет. Мы не душегубы и не будем никого убивать, – Виктор достал из-за пазухи бутылку Кагора. – Церковная. Видишь, как все правильно получается?

Олег внутренне протестовал. Что-то все равно не так. Нельзя, не может быть. Бред. А если не бред, то ошибка. Багеры тоже ошибаются. И тогда все правильно. Просто вино. Что здесь? Может быть, яд или кислота? Нет уж, увольте.

– Я не буду ничего решать, – произнес Олег.

– Ты понимаешь, что ты этим делаешь?

– Не совсем, но кто дал мне право решать, кто должен жить? Не я дал жизнь, не мне ее забирать.

– На войне ты тоже никому жизни не давал. Только что ты будешь делать, когда они придут сжигать твой дом?

Олег не хотел отвечать. Он понимал, что решение уже принято. Что диалог только все запутает. В то же время они ш8ли, и деревянный дом уже был виден вдали.

– Ты знаешь, эта девочка может быть очень даже неплохая. Понимаю, она невинна. Но среди врагов бывает очень много милых, хороших, образованных людей. Просто они родились, допустим, в фашистской Германии. Но это вопрос принципа. Есть свои и есть те, кто им угрожает. Не торопись с выводами. Ты их сделаешь сам.

От дома пахло бензином. Олег это сразу почувствовал. Виктор сделал знак, предупреждающий всякое слово. Старый лис учуял то же самое. В висках жгло. Все становилось желто-оранжевым. Нужно было войти и решить страшную ошибку жизни, дающую другим решать на нее право. Он понимал, что нужно войти. Что там, за дверью, решается все, и возможно, счет идет на секунды.

Глава 15

Олег вошел первый. Вроде бы комната пуста. Яркий свет улицы на контрасте действовал не в плюс. На фоне окна на стуле сидел человек. Тот самый, что провожал его в город и дал денег на автобус. Олег переступил порог и понял, что первая, а может быть, последняя ошибка была сделана слишком смело.

Он услышал глухой удар и какой-то неприятный хруст. Сильная боль в области затылка и солнца. Огромная и страшная, застилающая пространство. Его ударили подло и сзади. Ему стало обидно. Он осел, понимая, что сознание уходит. Нет, нельзя. Немного остаться. Даже если ты убил меня, я посмотрю в твое лицо. Он подумал это зачумленным мозгом и оглянулся. Славик полил ему на рубашку немного бензина. Вот он, старый приятель. Встретился.

Уходящий взгляд видел, как в комнату заходил Виктор. Спокойно. Без тени сомнения или страха. По крайней мере не я это буду решать, – пришла в голову мысль-предательница, и Олег отключился. Лежать ему пришлось недолго. Кровь капала из пробитой головы, в висках звенело. Тошнота подкатывала к горлу, и ощущение цвета не проходило.

В комнате было пятеро, включая его. Он это отметил, глядя на все как бы со стороны. Художник сидел на стуле, и его руки были связаны за спиной. Девушка сидела в углу около двери на кухню и плакала. Рассеченная бровь говорила о том, что Слава особой галантностью никогда не отличался.