Казанова - Ален Бюизин

Однажды Казанова навестил одного фламандского офицера, которого как-то спас в Ахене и который теперь жил в Лондоне со своей семьей. Спасителю оказали горячий прием. Отец представил Джакомо свою дочь, Марианну Шарпийон, которая не могла оставить Казанову равнодушным. Любовь с первого взгляда! Вот она, настоящая английская катастрофа. Роковая Марианна Шарпийон, начало заката великого обольстителя! «Именно в тот роковой день в начале сентября 1763 года я начал умирать и перестал жить. Мне было тридцать восемь лет. Если перпендикулярная линия подъема равна по величине линии спуска, как и положено, то сегодня, в первый день ноября 1797 года, я могу рассчитывать почти на четыре года жизни, которые, вследствие аксиомы motus In fine Velocior[82], пройдут очень быстро» (III, 221). Должно быть, происшествие с Шарпийон нанесло ему особую рану, если старый одинокий Казанова, пишущий свои мемуары в Дуксе, рассчитывает вероятную дату своей смерти, начиная с этого ужасного фиаско.

Шарпийон! Что за имя – ужасное, тревожное! Казанове следовало бы остерегаться и понимать, что, возможно, он сам в психическом плане обратится в корпию, если будет упорно встречаться с этой гарпией. Пусть он был профессиональным распутником, циничным и трезвомыслящим, он не сразу понял, а возможно, и не захотел понять, что нарвался на семью суперпрофессиональных шлюх, которые облапошивали клиента с еще меньшей совестливостью, чем он порой ухлестывал за своими прекрасными жертвами. И все-таки ему следовало что-то заподозрить, ведь у него была ценная подсказка. Когда Морозини в Лионе поручил ему передать той самой Шарпийон свой нежный привет, он таким образом сообщил ему адресок шлюх, легко доступных, если только предложить хорошую цену. «Марианна Шарпийон, мать и бабка которой были самыми настоящими потаскухами, и сама вполне заслуживает этого прозвания. Полицейские донесения в Берне, в Париже являют собой красноречивое свидетельство их занятий. Бабка и три ее сестры были дочерьми достопочтенного швейцарского пастора Давида Брюннера, но после его смерти они пустились во все тяжкие. Старшая из сестер, Катрин, стала сожительницей Мишеля Аугсбургера и родила мать Марианны, Розу-Элизабет Аугсбургер, появившуюся на свет около 1731 года, которая, со своей матерью и тетками, поселилась в Париже около 1739 года. Там родилась Марианна, и все они продолжали свою распутную жизнь», – сообщает Ривз Чайлдс.

Любопытное совпадение! Казанова уже встречал ее в прошлом, и именно в Париже, в Пале-Маршан (иначе говоря, во Дворце Правосудия), когда он накупил на двадцать луидоров безделушек для малышки Баре. Совсем юная Шарпийон хотела пару серег за два луидора. Тетя упорно ей отказывала, но Казанова щедро ей их преподнес. Это был первый в длинной и бесполезной череде подарков. Так и тянет воскликнуть: как тесен мир! На самом деле Казанова всегда вращался в том же сомнительном и неприглядном мире, где кишат проститутки и сводни, шлюхи и сутенеры. Так что не стоит удивляться, что он часто встречал тех же дурных знакомых, колесивших, как и он, по всей Европе. Казанову облапошат. Хотя у него были все причины остерегаться. В том же году, когда он повстречал малышку Шарпийон в Париже, ее тетка и две сестры всучили ему два векселя на шесть тысяч франков, выданные на имя швейцарского ювелира, который обанкротился прежде истечения платежного срока. Когда Казанова захотел получить свои денежки, эти дамы, естественно, исчезли. Дополнительная подсказка, если он еще в ней нуждался: в непосредственном окружении Шарпийон был некто Анж Гудар, обладавший отвратительной репутацией, бессовестный авантюрист, готовый на любую подлость, лишь бы раздобыть денег. Он был одним из трех сутенеров выводка путан, загонщиков, приманивающих клиентов. Наверное, Казанова более или менее осознавал положение Шарпийон. Но он наверняка был слишком уверен в себе. Сказал себе, что добьется своего, приняв несколько поз неотразимого южного обольстителя, поскольку он невероятно привлекателен, а при необходимости уплатив несколько гиней, поскольку он еще и богат. Обычно Казанова выбирал один из двух приемов: либо речь идет о чисто финансовой сделке, и эротические услуги оплачиваются по сходной цене, либо это настоящий роман, когда любовники какое-то время утоляют взаимные желания. На сей раз он сильно просчитался, смешав в какой-то степени оба плана, тогда как Шарпийон действовала на чисто коммерческой основе. Для нее Казанова был всего лишь клиентом, и, если честно, именно Шарпийон с дьявольской ловкостью поставила дело так, что Казанова, совершенно потеряв голову, в конце концов смешал любовь и деньги. Она становилась сентиментальной, как только он предлагал ей гинеи, и выказывала корысть, как только он заговаривал с ней о любви. Разыгрывала оскорбленную, как только он хотел ее купить, и ставила свои финансовые условия, как только он начинал верить в нежные чувства.

Как шлюха, знающая свое дело и мужчин, Шарпийон играла в кошки-мышки. Умно и жестоко то подманивая, то уворачиваясь, распаляя и бросая свою жертву, она то возбуждала желание, то противопоставляла ему упорный и повторяющийся отказ, повышая ставки в игре. Ей удалось вытянуть из него две тысячи гиней, так и не переспав ним. Нельзя сказать, что она поступала с Казановой предательски. Она сразу же раскрыла свои карты, предупредив, что ей хочется наказать дерзкого автора таблички, вывешенной на его доме. «И как же вы меня накажете?» – спросил Казанова. «Влюблю вас в себя, а потом заставлю терпеть адские муки своим обхождением». Все уже сказано, программа намечена. Казанове следовало бы знать, к чему готовиться.

На следующий же день она напрашивается к нему в гости вместе с теткой. Никаких сомнений в том, что она почуяла выгодное дельце, поняла, что у Казановы куча денег, и захотела извлечь из этого максимальную выгоду. В очередной раз Казанову, решительно не желающего ничего слушать, предупреждает лорд Пемброк, присутствующий на обеде. Разве он не рассказал, что однажды в Воксхолле предложил ей двадцать гиней, если она согласится прогуляться с ним в темную аллею, а она, получив деньги, тотчас с ними исчезла? «Эта плутовка сделает все возможное, чтобы поймать вас на крючок» (III, 223), – заключил он. Не принимая во внимание настойчивые предупреждения, Казанова все-таки всеми силами пытается ее соблазнить или, лучше сказать, убедить ее уступить своим авансам. Он окружает ее многочисленными знаками внимания, дарит ей без числа дорогие подарки. Чем больше он это делает, тем, разумеется, неуступчивее она становится. Это в ее интересах. Очень ловко Шарпийон распаляет его, не отдаваясь. Чем холоднее она, тем горячее он. И Казанова, который, конечно же, не дурак, прекрасно сознает, что его обманывают: «Влияние, которое это создание имело на меня, было неотразимо, и я был убежден, что у меня нет иного способа не попасться в ее сети, кроме как не видаться с ней или же, видаясь с ней, отказаться от мысли насладиться ее очарованием. Второе показалось мне невозможным, я решился на первое; но плутовка сделала все, чтобы помешать мне осуществить мой план» (III, 229). Как только он стал от нее удаляться, она начала все сначала. Никогда еще Казанова не попадал в подобное положение. Он чувствует себя униженным и беспомощным. Почему такое упорство? Почему он дает себя обирать? Вероятно, потому что до сих пор еще не знал поражений в любовных предприятиях и подозревал, что за первым обязательно последуют другие. Нужно восторжествовать в очередной раз, чтобы отсрочить то, что роковым образом когда-нибудь настанет.