Несущий свободу - Игорь Поль

– Куда теперь? – спросила Ханна. Голос ее был безжизненным.

– Теперь поверните направо. Потом езжайте до конца улицы. Медленно. Еще медленней. Вот так.

Действие стимулятора закончилось, глаза начали слипаться. Сразу заныли перетруженные ноги. В довершение ко всему вернулась боль в груди, с каждой минутой она становилась все сильнее. Он перебарывал сонливость, старался отвлечь себя от боли, старался отсрочить время, когда придется проглотить следующую таблетку: говорили, эти дьявольские боевые пилюли сжигают мозг.

Он с тоской подумал: к чему беречь себя, если жить осталось всего два дня?

Одежда была мятой и влажной, Юргенсен распустил узел галстука и с наслаждением потянулся. В дороге он переел жареных орехов, он всегда грыз их, когда нервничал; теперь во рту стоял неприятный привкус, хотелось почистить зубы. Долгое ожидание на въезде в город не заботило его, он уже чувствовал себя в безопасности, все снова шло по плану: размеренно и четко, как и всегда. Успокоенный, он закрыл глаза, вбирая в себя пряные запахи леса: туман настраивал его на умиротворенный лад, крохотные капельки на лице напомнили ему о детстве. Казалось, стоит только чуть отойти в серую дымку, и ветер захлопает отсыревшими пологами палаток. Будто наяву Юргенсен услышал веселые голоса одноклассников. Этот, немного писклявый – Ханса. Сбивчивый, глотающий слова – Вернера Хубера по кличке Худой.

Он вспомнил те счастливые годы, когда дух товарищества пропитывал их с ног до головы. Чувство локтя – залог единства. Они учились дисциплине и концентрации духа. Они занимались спортом – только физически сильный человек может быть настоящим носителем древней культуры. Гроссгерцог уделял здоровью нации особое внимание. Он говорил: «Спорт закаливает организм. Готовит его к борьбе. В здоровом теле живет здоровый дух. Спорт способствует выработке дисциплины, которая является одной из лучших черт ольденбуржского народа».

Они много читали. Пусть иногда и по обязанности – плевать! – у каждого человека есть собственные способности и склонности. Тебе лучше дается бег с препятствиями, а твоему товарищу легче вникать в хитросплетения исторических событий. А вместе мы сокрушим горы.

Зачем Райнхард вступил в скауты? Странный вопрос. В Ольденбурге не принято задавать вопросы. Нация сейчас не в том положении, чтобы сомневаться. Будь со всеми – или убирайся. Жизнь шла по накатанной колее. Он знал, что наступит время, и к нему подойдет парнишка в черном треугольном галстуке и с двумя ромбиками на пилотке – командир группы. И на вопрос, готов ли Райнхард стать одним из них, он ответит утвердительно. Он ждал этого момента с тех пор, как начал ходить на собрания младшей группы Юнгфолька. Конечно, он ответил утвердительно. И ни разу не пожалел. Лучшие игры – только у скаутов.

В своем первом патруле Райнхард отчаянно краснел: все девчонки смотрели только на него. Стальной нож на поясе – первое в жизни личное оружие. Широкое короткое лезвие. Мальтийский крест на рукояти. Он до сих пор хранит его. Придет время, и он передаст его своему сыну.

Бармены тепло улыбались им и предлагали молочные коктейли, на что старший патруля солидно отвечал: «Спасибо, но мы на службе». У них в руках была самая настоящая власть. Они следили, чтобы никто из сверстников не пил спиртного, не нюхал дурь, не целовался с девчонками на виду у всех и не сквернословил. Нарушителей задерживали и отводили к районному дежурному. Дальше их передавали в полицию. Говорили, родители таких ухарей после заплатят солидные штрафы. Это было здорово – в одиннадцать лет чувствовать себя вершителем чьей-то судьбы. Они чувствовали настоящую ответственность за порученное дело.

А еще: поездки по стране, экскурсии в музеи, картинные галереи, на военные базы. А однажды Райнхард попал на настоящую подводную лодку. От обилия красок и впечатлений голова шла кругом. Но самое интересное – походы. Сначала приходится кормить лесных комаров, от укусов которых на коже вздуваются красные волдыри, хлюпать ботинками по воде, тащить куда-то тяжелый рюкзак под жарким солнцем. И при этом иметь бодрый вид и вместе со всеми петь песни. Ты вынужденно улыбаешься, и стараешься перекричать соседа, и изображаешь, как тебе безумно здорово, так, что командир группы на привале покровительственно хлопает тебя по плечу (как делают взрослые в фильмах), и говорит ломающимся голосом: «Отлично держишься, скаутман».

Но зато вечером, если нет дождя, все сидят у костра, над которым варится гороховая похлебка с мясом, едкий дым отгоняет кровососов, и инструктор под треск горящего дерева рассказывает интересные истории про дни минувшие: про то, как возникло государство, про враждебное окружение, про войну, про детство гроссгерцога; голос его тих и проникновенен, а истории ни разу не повторяются, да и вообще неважно, о чем он говорит – все слушают, затаив дыхание, такой уж он классный рассказчик, этот молодой активист партии «Свободный Хаймат», изучающий психологию или педагогику в университете. Высоко над головой сияет звездная россыпь, вокруг сидят товарищи – Райнхард ощущает тепло их тел, и все они кажутся ему братьями. За это чувство принадлежности к великому он готов примириться и со стертыми ногами, и с необходимостью орать песни, смысл которых ему не всегда ясен.

А по утрам в лесу стоял точно такой же туман, как сейчас. И было так же тихо, лишь заполошно перекрикивались невидимые птицы.

Голос полицейского безжалостно прервал его грезы:

– Ваши документы, сеньор.

– Чуть что не так – и вы умрете, – глухо сказал он. И добавил, словно старался придать веса своим словам: – Мне терять нечего.

О чем он говорит? Страх и без того парализовал ее, погасил все желания. Ненадолго Ханна превратилась в автомат, она даже не могла заставить себя повернуть голову и взглянуть на своего похитителя. Боялась снять руку с руля, чтобы запахнуть бронежилет на груди.

– Не дергайтесь при виде полиции. Не пытайтесь спровоцировать аварию – это не поможет. Руки держите на руле. – Слова падали, как камни.

Длинная улица тянулась меж низкими бетонными домами. Грузовик в камуфляжной раскраске прошумел навстречу и скрылся за поворотом.

Ханна осторожно спросила:

– Мы уже далеко от блокпоста. Может, отпустите меня?

– За дурака меня считаете? – ответил он зло. – Думаете, если я цветной, так обязательно недоумок? Следите за дорогой.

Ханна сказала:

– Так мы не попадем на окраину. Эта улица ведет к центру.

– С чего вы взяли, что мне надо на окраину?

– Вас, наверное, ищут. На окраине проще спрятаться.

– Я знаю, что делаю.

Способность мыслить постепенно возвращалась к ней:

– Мне бы тоже хотелось это знать.

Дома все тянулись и тянулись в туманных лентах. Было очень рано. Женщина вышла из дверей табачной лавки, заклеенной яркими рекламными плакатами, и начала поднимать стальные жалюзи. В окне верхнего этажа мужчина в майке запрокинул голову, приложившись к бутылке с пивом. Ханне захотелось подать ему какой-нибудь знак, такой, чтобы он догадался позвонить в полицию, но этот человек рядом словно лишил ее воли: она ясно представила, как его палец давит на спуск и ее тело взрывается ужасной болью; представила, как она кричит в смертной тоске. Она попыталась убедить себя: он блефует, вряд ли он готов стрелять в нее.