Александровскiе кадеты. Том 1 - Ник Перумов

До Николаевской, 10, идти пешком было с полчаса.

Погода внезапно испортилась, задул холодный ветер, полетели первые жёлтые листья, стал накрапывать нудный и мелкий дождик. На углу впереди маячили две фигуры – одна в белом дворницком фартуке, другая в длинной военной шинели.

Дворника Федя узнал, да и дивно было бы не узнать: Макар Тихоныч служил как раз в их доме. А вот рядом с ним возвышался тот самый полицейский, Пал Михалыч, что выручил Фёдора при первой встрече с шайкой Йоськи Бешеного.

– Здравия желаю! – по всей форме приветствовал Фёдор дворника и городового.

Ответом стали два мрачных взгляда. Макар Тихоныч только буркнул что-то под нос и отвернулся – прямо на стене вверенного его попечению дома красовалась размашистая надпись углём: «Долой самодержавие!», причём написанная с ошибкой, «и» в окончании вместо положенного по правилам «i».

– Вот аспиды, – бурчал дворник, явно собираясь оттирать крамольную надпись. – А, Фёдор… ступай, ступай себе. Не на что тут смотреть.

– Точно! – поддержал Макара Тихоныча городовой. – Ступайте, господа кадеты, и в самом деле.

Фёдор с Петей повиновались.

Вот и знакомый дом, вот и площадка второго этажа, кнопка звонка, над которой уже появилась до блеска начищенная бронзовая пластинка: «А. Е. Солоновъ, полковникъ».

– Не будем говорить про надпись, Петь. Чего зря маму волновать?

– Не будем, – согласился Ниткин. Но, будучи честным, добавил: – Если не спросят.

Федя позвонил, и дверь тотчас распахнулась.

Первой кинулась обниматься сестра Надя, за ней – нянюшка, ещё затем – мама и последней – сестра Вера. Папа вышел из кабинета, обниматься не стал, но крепко, по-взрослому, пожал руку.

– Добро пожаловать, сын.

Всё это время Петя скромно стоял в сторонке, но, конечно, добрая Надя это так не оставила:

– Господин Ниткин! Прошу вас, прошу! Veuillez entrer!

– Je suis extrȇmement reconnaissant[31], – вежливо ответил Петя, шаркая ножкой.

– Мальчики, мойте руки! – тотчас начала распоряжаться мама. – Марья Фоминична, миленькая, а готово ли…

– Давно всё готово, Анна Степановна, – усмехнулась няня. – Ну, проходите, проходите, огольцы! Федя! Там твоя подружка тебя…

– Няня! – Федя чуть не провалился сквозь землю. Точнее, через перекрытия.

…Оказалось, к их отпуску были подгаданы гости. Явилась Варвара Аполлоновна Корабельникова с племянником Валерианом и – сюрприз! сюрприз! – дочерью Лизаветой собственной персоной.

Петя при одном взгляде на гимназистку покраснел до корней волос; к счастью, светские разговоры оказались сведены к минимуму, потому что в гостиной уже источал сладостные ароматы накрытый праздничный стол.

– У нас всё по-простому. Куриная лапша, да осетрина, да колбаски жареные, Петенька, – говорила меж тем мама, заметив голодный блеск в глазах Ниткина. – Кулебяка в четыре начинки, это уж мы для гостей дорогих заказывали у Антонова, не сами пекли… А на сладкое – пастила и пирог ягодный с меренгой!

Петя зажмурился, издав негромкий утробный стон абсолютного счастья.

– Вот хороший какой мальчик, – умилилась нянюшка, глядя, как друг Фёдора расправляется с поданным кушаньем.

Обед получился замечательный, тихий и впрямь почти домашний, несмотря на гостей. Варвара Аполлоновна вполголоса беседовала с Фединой мамой, обе они время от времени посматривали на устроившихся рядышком студента Валериана с Верой. Надя посматривала тоже, закатывая глаза и поджимая губы, когда думала, что её никто не видит. Лизавета же «наворачивала по первое число», как выразилась Марья Фоминична, и тоже удостоилась похвалы.

– Валериан, вы, я вижу, студент Политехнического?[32] – дружелюбно осведомился папа, глядя на форменную тужурку гостя с квадратными контр-погонами и вензелем Петра Великого на них.

– А-а-а… э-э-э… – замялся студент. – Я, сударь Алексей Евлампьевич, в некотором роде… был там. Весной закончил курс, да, но…

– Валериан у нас куда более склонен к филологии и философии, нежели к технике, – поспешила на выручку Варвара Аполлоновна. – Промучился курс, только время потерял. Теперь будет в университете. На историко-филологическом факультете. Погоны вот не поменяли пока что.

– Жаль, жаль, – искренне сказал Солонов-старший. – России инженеры нужны. Прямо вот очень. Да и оклад жалованья хорош. На Путиловских заводах молодому технологу сто восемьдесят рублей в месяц положено, только работай[33].

– Помилуйте, Алексей Евлампьевич, дорогой, да разве ж это деньги? – шутливо возмутилась гостья. – Так, на платки носовые да крем сапожный! Имения, слава богу, не оскудели ещё!

Папа покачал головой.

– Хорошо, конечно, что не оскудели. Мы вот, Солоновы, испокон веку службу царскую служим. Со времён государя Михайлы Фёдоровича. Матушка Екатерина Великая пращура моего как-то деревенькой, правда, пожаловала, во Владимирской губернии; прапрадед, однако, всех крепостных душ своих на волю отпустил. Невместно, дескать, мне людьми володеть, я с этими солдатами турка под Измаилом бил, да и в разных иных местах – не могу, и всё! Подписал им вольную. Батюшка мой, Евлампий Прокопьич, генерал-майор, после отставки там теперь жительство имеет. Так что не вышло у нас с имениями, не обессудьте, матушка Варвара Аполлоновна, – и с виноватой улыбкой развёл руками.

Мама перепуганно глядела то на гостью, то на папу, однако Варвара Аполлоновна только рассмеялась:

– Ах, Алексей Евлампьевич, поделом мне, поделом!.. Забылась я, простите великодушно. Конечно, хорошо быть инженером – брат супруга моего, Корабельников Семён Петрович, может, слышали?..

– «Корабельников и сыновья»? Слышал, как не слышать…

– Да-да, они! Мотоциклетки делают, видано ли! Сперва у немцев покупали, а потом и сами начали. Знакомые пугаются, дескать, Варвара Аполлоновна, ужас-то такой! Нам, дескать, и подойти-то страшно, а уж тем более сесть!..

– Интересно как! – взбодрился и папа. – Посмотреть бы!..

– Алексей, дорогой… – задрожала мама. – Эта твоя техника…