Короли блефа - Евгений Сухов

– Здрассьте, – оторопело произнес Быстрицкий, быстро сморгнув несколько раз.

– Здравствуйте, Иван Николаевич, – ответил Долгоруков и протянул для приветствия руку. – Позвольте узнать у вас, сударь, куда вы направляетесь?

– В гробы, – осторожно и почтительно пожимая руку Севе, ответил бывший чиновник особых поручений при казанском губернаторе.

– Вы не так уж скверно выглядите, чтобы отправляться в гроб, – улыбнувшись, отвечал Долгоруков.

– В трактир «Гробы», – поправился Иван Николаевич.

– Разрешите вас проводить? – улыбнулся Всеволод Аркадьевич. – По дороге и поговорим. Видите ли, у меня к вам будет небольшое предложеньице. Дельце, если хотите…

– Дельце, говорите… Выкладывайте, что там у вас. Рад буду послужить.

Когда Долгоруков в общих чертах обрисовал, что надлежит сделать Ивану Николаевичу, и дошел до суммы вознаграждения, глаза Ивана Быстрицкого буквально засветились.

– Пятьдесят рублей?! Да вы шутите? – воскликнул он.

– Ничуть, милейший Иван Николаевич, – ответил Всеволод Аркадьевич и улыбнулся.

– Но ведь такие деньги, и практически… ни за что! – продолжал несказанно удивляться бывший чиновник особых поручений при казанском генерал-губернаторе. – Боюсь, сударь, как бы вы потом не пожалели о своих словах. И получится весьма и весьма неловко. Конфуз получится. Ведь это, как-никак… целых пятьдесят рублей – сокрушенно покачал головой Быстрицкий, получавший, будучи чиновником особых поручений, месячное жалованье в размере ста восьмидесяти рублей, плюс столько же «кормовых» и «квартирных». Вот что, милостивые государи, делает жизнь с человеком, и как она меняет представления о ней и тасует ее приоритеты.

– Не бойтесь, – заверил его Всеволод Долгоруков. – От своих слов я никогда не отказываюсь; по крайней мере, не помню такого случая. А что касается денег «ни за что», то тут вы ошибаетесь. Очень даже за что! И вы скоро сможете в этом убедиться.

Вместо кабака Долгоруков и Быстрицкий направились в магазин готовой одежды. Всеволод купил бывшему чиновнику особых поручений весьма добротный костюм, демисезонное пальто, благо зима была уже на излете, шляпу, сорочку и непромокаемые австрийские ботинки на меху, чему Иван Николаевич особенно обрадовался, потому как на вид ботинкам не было сносу. А что такое добротная обувь для нищего, наверное, объяснять не стоит.

После цирюльни, посетив которую Быстрицкий приобрел вид вполне респектабельного пожилого господина, весьма смахивающего на чиновника более чем средней руки (чего и добивался от него Сева), они пообедали в «Славянском базаре», где Долгоруков разрешил мающемуся с похмелья Ивану Николаевичу принять две рюмки очищенной, после чего заставил плотно покушать горячего. Долгоруков и сам с удовольствием выпил рюмку водки, закусив кетовой зернистой икрой, после чего съел тарелку наваристого малоросского борща, два мясных блюда и одно рыбное, из стерлядки. И это не считая пастетов, пирогов с грибами и кашей и прочих разнообразных закусок.

Оба вышли из «Славянского базара» сыто отдуваясь и благостно взирая на мир, который уже не казался Ивану Николаевичу Быстрицкому враждебным, а Всеволоду Аркадьевичу Долгорукову полным разных необъяснимых превратностей. Мир был понятен и ясен, как резиновый детский мяч, который куда пнешь, туда он и покатится.

Вечером этого же дня у Севы в нумере произошло еще одно совещание, на котором каждому из присутствующих были отведены свои точные и конкретные роли и поминутно расписано время каждого их выхода. Вообще, план почти полностью базировался на четком и точном выполнении каждой его части в строго отведенных временных рамках, несоблюдение которых могло привести к полному краху задуманного, а возможно, и к более серьезным неприятностям. Поэтому Сева не раз и не два расписал Африканычу, Ленчику и Быстрицкому их роли и время их исполнения и заставил повторить слово в слово. Когда, наконец, он убедился, что подельники все надежно уяснили, он отпустил двух домой, а третьего оставил у себя, с тем чтобы быть уверенным, что Иван Николаевич Быстрицкий не сорвется и не напьется с радости в ближайшем кабаке. Надо признать, предпосылок к такому демаршу со стороны бывшего чиновника особых поручений при казанском губернаторе не наблюдалось, но ведь береженого бог бережет, не так ли?

* * *

Ровно в десять часов утра в двухэтажное здание Волжско-Камского коммерческого банка, что на Петропавловской улице, вошел вальяжный плотный человек с усами, аккуратной бородкой и в дорогой шубе. Его цилиндр блестел черным шелком, бабочка на шее готова было вот-вот вспорхнуть и улететь, несмотря на мартовскую погоду, еще далеко не весеннюю, а толстая сигара в зубах явно указывала на несомненную принадлежность еще молодого вальяжного человека с усиками и бородкой к высшим коммерческим кругам городского общества.

Швейцар, распахнувший перед ним дверь, непроизвольно вытянулся в струнку, служащий банка, встречающий клиентов у входа, встал из-за стола и вышел навстречу:

– Чем могу служить?

– Я бы хотел арендовать у вас сейфовую ячейку, – небрежно произнес Сева и пыхнул дымом сигары прямо в лицо служащему.

– Одну минуточку, – кашлянув, ответил клерк. – Присядьте, пожалуйста.

Он почти бегом прошел по холлу и постучал в дверь с цифрой 2. Цифра была вырезана из меди высотой в три дюйма и шириной в два. Долгоруков несколько секунд смотрел на цифру, потом перевел взгляд на табличку, висевшую на шелковом шнуре. Она гласила:

Помощник управляющего колл. секр. И. Б. Бурундуков

– Войдите, – раздалось из-за двери.

Служащий вошел и через полминуты вышел с пузатеньким господином небольшого роста, кислое выражение лица которого тотчас сменилось учтивой гримасой, как только взор его упал на Севу. Взгляд этот скользнул по одежде Всеволода Аркадьевича, немного задержался на цилиндре и бабочке и, скользнув по лицу, приобрел к учтивости еще и радостное выражение. Когда пузатенький господин подошел к Долгорукову, то лицо его натурально сияло. И весь он, если можно так сказать, излучал благожелательность и безграничное счастье, включая его живот.

– Помощник управляющего банком Бурундуков, – представился пузатенький и добавил: – Коллежский секретарь.

«Конечно, Бурундуков, кто же еще», – оглядев позитуру помощника управляющего, подумал Сева. Но сказал совершенно иные слова:

– Очень приятно. Долгоруков.

Уточнять, кто он и что, Всеволод Аркадьевич не стал, посчитав это совершенно излишним.

Коллежский секретарь сглотнул и подобострастно посмотрел на Всеволода Аркадьевича:

– Это большая честь для нас, господин Долгоруков. Прошу прощения, ваше сиятельство, с чем связан ваш визит к нам?

Сева поднялся, пыхнул в сторону помощника управляющего сигарой и, не став разубеждать Бурундукова относительно «вашего сиятельства», нехотя произнес:

– Я хочу арендовать у вас банковскую ячейку. Надеюсь, это возможно сделать?