Царица горы - Аркадий Арно

– Следующая! – крикнули от машины.

– Пошла! – рявкнул конвоир в вагоне и с оттяжкой ударил Риту по ноге дубинкой.

С двумя сумками она прыгнула вниз. Ее подхватили под руки, толкнули вперед – к рельсам. Две овчарки, метавшиеся на поводках, оглушили, рывками потянулись к ее ногам, попытались достать. Потом еще две, и еще. Прижимая к себе сумки, Рита побежала через полотно – первые рельсы, вторые. На третьих она зацепилась ногой, упала. Почувствовала, что расшибла колени, но поднялась быстро – еще несколько шагов. Едва хватило сил, чтобы поставить сумки на высокий бордюр. Она вскарабкалась и уже там, ожидая следующей команды – забираться в машину – и опустив голову, давилась слезами. Это был город, где когда-то она гостила с мамой и папой у дальних родственников. Ей тогда едва исполнилось четырнадцать лет… Все плыло перед глазами от слез.

Ее запихнули внутрь, она куда-то села, привалилась к стене.

– Побереги слезки, сучка, – услышала Рита голос Отвертки. – Еще наплачешься.

Глава вторая. Гром небесный

1

Пять лет спустя поздней осенью Андрей Батюшков резко притормозил на троллейбусной остановке, быстро вышел из белой «Тойоты», хлопнул дверцей – не рассчитав с силой, чего раньше за ним никогда не водилось… На скамеечке под навесом сидела девушка в тертых-перетертых джинсах и теплой куртке. Темные волосы были схвачены узлом на макушке. Андрей подошел ближе, остановился в двух шагах…

– Рита?

Подняв на него глаза и посмотрев так, точно с трудом вспоминая, кто перед ней, девушка скупо улыбнулась. Андрей растерялся: было что-то незнакомое в Рите Сотниковой, почти чужое. Нечаянно увидев ее и поддавшись порыву, он теперь не знал, как вести себя.

– Привет, Рита…

– Привет, Лось. – От ее верхней губы шел тонкий белый шрам – точно лучик, он упирался в скулу. – Как здоровьице?

– Нормально.

Взгляд девушки был жестким и в то же время отрешенным, словно нет ей дела ни до чего, что происходит вокруг.

– Помнишь букет роз, под дождем? – неожиданно спросила она.

Андрей нахмурился: Рита смотрела мимо него. Было в этом что-то непривычное, неловкое, чужое. Но он оживленно кивнул.

– Конечно. – И точно, чтобы она поверила ему, спросил: – Ты сейчас занята? – Не совсем уверенно, возможно, от смущения, он предложил: – Поехали с нами?

– С кем – с нами?

Андрей кивнул на машину:

– Мы с Пашей едем к нему домой. Родители его умотали в Турцию. Квартира – хоромы. Две джакузи. Хотим оттянуться. Компанию уже пригласили…

– Я не при параде.

– Подумаешь, – уже с сомнением протянул Андрей. – Ты и без парада…

– Что надо? – заключила за него Рита и пожала плечами. – Тогда поехали.

Она поднялась и пошла за Лосем. Он открыл дверцу, Рита нырнула в салон.

– Павел, мой друг, – уже в машине представил спутника Лось. – Рита Сотникова.

– Оч-чень приятно, – поклонился развалившийся на сиденье холеный красавчик. Задержав взгляд на ее лице и шраме, он вальяжно затянулся, выдохнул в сторону открытого окошка сигаретный дым и бросил вполоборота: – Для вас, Рита, можно просто Паша.

– Где трудишься? – спросила Рита у старого приятеля.

– В банке. Зам. начальника валютного отдела. Павел Горобец – мой шеф.

Паша, не оборачиваясь, многозначительно поклонился.

– Чем увлекаетесь, Рита? – на первом светофоре спросил он. – Кино, книги, спорт?

– Спорт, – кивнула она.

– И какой же?

Рита поймала в зеркальце над лобовым стеклом хитро прищуренные глаза Паши.

– Пятиборье: пью, курю, даю. По карманам лажу и обид не прощаю.

Забыв про баранку, Лось нервно оглянулся. Паша хмыкнул.

– Шучу я, Андрей, шучу, – отвернулась к окну Рита. – На дорогу смотри.

В квартиру Павла Горобца сходились гости, все как один – ухоженные, одетые с иголочки. Рита сидела в кресле, в углу гостиной и читала толстый глянцевый журнал… Иногда ей казалось, что она разучилась писать. Те полгода, что она провела на свободе, Рите было страшно подходить к компьютеру. Она боялась слагать слова в строчки. Она забыла, что когда-то ее назвали «маленькой Жорж Санд». Тогда была другая жизнь, и больше в нее не попасть. «Ты бы определилась, дочка, – первое время осторожно советовала мать. – Место в жизни все равно искать придется…» – «Может, в проститутки податься? – усмехалась Рита. – Чем не место? Всегда при бабках. А трудностей я не боюсь – после зоны-то». – «Оставь ты ее в покое», – боясь встречаться с дочерью глазами, примирительно говорил отец.

Рита слонялась по городу. Выпивала. Иногда с незнакомыми людьми, почти бомжами. Кто помоложе, пытался прихватить ее, облапать. Одному она так навернула ногой, что тот бухнулся на асфальт за ларьком, хрипло матеря норовистую барышню. Курила по две пачки в день. Не ночевала дома. «С таким режимом в Бабу-ягу можно за пять лет превратиться, – думала она. – А то и за два». Кто избегал ее больше всех, так это Лев Витальевич Вершинин. Говорили, у него была очередная любовница, совсем юная, лет восемнадцати, и он бледнел, когда с ним заговаривали о Маргарите Сотниковой.

В разгар вечеринки Рита проходила в туалет, когда услышала разговор на кухне. Паша говорил Лосю:

– А твоя зэчка ничего. Фигурка что надо. Прям как у модельки. Наверное, ее там пользовали? Охрана-то. Или свои же. Не без этого, а?

– Хватит, – мягко оборвал его Лось.

– Не обижайся. Если бы не шрам, телочка вышла бы улетная… Ты сегодня будешь с ней? У нее после тюряги, наверное, между ног свербит. Теперь за всю жизнь не натрахается. Только дотронься… Так ты с ней?

– Откуда я знаю. Даже не думал…

– А я думал. Уступи. Катя Белкина – твоя, если получится. Комнат у меня много…

– Послушай…

– Главное, не подцепить от твоей урочки какую-нибудь зоновскую болячку. – Было слышно, как Паша хлопнул Лося по плечу и усмехнулся. – Как твоя зонщица говорит: шучу я, шучу. Резины-то у нас – море, Андрюша!

За столом Паша пересел к Рите, пока другие танцевали, и положил руку на ее бедро.

– А вы милы, мадам, – улыбаясь, сказал он. – Ох как милы!

Рита взглянула на Пашу и тоже улыбнулась:

– Побереги пальцы, пацан.

– А что-то будет? – спросил Паша и чуть сжал кисть.

Рита потянулась к нему, прихватив его пальцы так, что он побледнел, и оказалась так близко, что почти касалась носом его уха.

– Была одна дамочка, дурачок, которая не умела себя вести. Там, на зоне. Знакомая моя, старая урочка. Тоже протягивала ручки, когда ее не просили. Ты ей и в подметки не годишься: мокрушница она. Мужиков ненавидела. Резала их, как поросят. Предпочитала женщин.