Царевна, царица, богатырь и птица - Наталья Филимонова

Горницу братьям выделили общую –  отдельных и высоким-то гостям едва хватило, больно уж много их к победному пиру понаехало.

Поминутно спотыкаясь в темноте и шипя сквозь зубы, царевна Алевтина Игнатьевна самым скандальным образом проникла в мужскую опочивальню.

Здесь уж вовсе мгла оказалась –  хоть глаз выколи. Ага, самый громовой храп –  у самого входа. И тебе не хворать, братец Олешек. Дальше…

Алька наощупь прокралась к следующему ложу и попыталась вручную определить его постояльца. Тот, не тот?

Подергала за ногу.

– А? –  встрепанная голова поднялась над подушкой.

– Ой… ты спи-спи…

– А кого ищешь-то? –  послышался сиплый со сна голос Светика.

– Ну… –  Алька ковырнула носком сапога деревянный пол, однако ее, как ни странно, поняли. И даже ткнули рукой в нужную сторону. После чего встрепанная голова рухнула назад на подушку –  и с ложа снова послышался храп с присвистом.

Царевна посмотрела, куда указывал Светик, и мысленно чертыхнулась: тот, кто ей нужен, расположился у самой дальней стены. Пришлось пробираться –  разок на кого-то даже упав, а об чье-то ложе едва не споткнувшись. Однако в конце концов –  добралась все же!

Тотчас осмотрелась –  ага, отсюда быстрее будет уже в окно вылезти. Осталось только поднять этого соню!

– Эй! –  на этот раз дергание за ногу результата не дало, пришлось трясти спящего изо всех сил. –  Просыпайся немедленно!

– А? Что? Пожар? Война?! –  еще одна встрепанная голова поднялась над подушкой.

– Просыпайся, говорю, живо! И одевайся!

– Зачем? –  богатырь недоуменно покрутил головой.

– Какая разница! Собирайся живо! Да поторопись! Нам еще до рассвета из столицы надо удрать… –  и чуть тише добавила, –  и храм найти.

– Какой еще храм? –  богатырь наконец сел на постели. –  Ты никак белены объелась? Али браги перепила?

– Сам дурак, –  обиженно буркнула царевна. –  Жениться, говорю, поехали. Пока не поздно.

*

– Совсем ума решилась, –  бурчал все еще сонный богатырь уже в конюшне. –  Эй, ты кого седлать собралась? Это же не твой конь! И не мой…

Алька на это только глаза закатила.

– Тебе попонку гербовую или ехать?! Конечно, не наши. Зато их одобрил лучший специалист, какого мы с тобой оба знаем. Значит, если их сведем да на них уедем, нас уж точно никто не догонит! –  скромно потупившись, царевна чуть слышно добавила, –  ну и хозяева их на нас с тобой уж страже не заявят…

– Ты с Алмазом, помнится, уже как-то пыталась сладить…

Алька легко пожала плечами.

– Ну так с Алмазом ты сладишь. А я вот на этом красавце поеду…

Богатырь лишь вздохнул и покачал головой, но возражать не стал.

И лишь когда уж за ворота выехали, никем, конечно, не остановленные –  не по чину страже царевну останавливать! –  снова заговорил.

– Так я не понял что-то –  ты что же это, не ждешь больше, когда тебя с женихом правительница благословит?

Настал черед Алевтины тяжко вздыхать.

– Скажи честно. Вот ты хочешь царем быть?

Воин даже в лице переменился.

– Чур меня!

– Вооот! А ежели она нас благословит, так и быть нам с тобою царем да царицей. Ну вот сам посуди –  какая из меня царица-то? Может, я и выросла, как Наинка говорит, а только и поняла много. Я ведь всегда хотела на самом деле только свободы…

– Вон оно как… –  богатырь покосился на нее. –  И впрямь, выходит, выросла. Признаться, и я царем никогда не хотел бы стать. Куда мне?

– Ну и поехали скорее, значит! Пока Наинка не опомнилась и опять меня осчастливливать не вздумала! Давай-давай, не то догонит и благословит же!

Налетевший ветер взлохматил и без того растрепанные рыжеватые волосы воина, да запутался в светлой Алькиной косе.

Царевна и богатырь, переглянувшись, одновременно усмехнулись. И улыбки у них вышли похожие –  плутоватые и отчаянные.

И разом подстегнули коней. Только взметнулись за спинами два алых плаща богатырских.

*

Сокол с черными крыльями, как в былые времена, сел на окно светелки правительницы Наины ранним утром.

Государыня уже не спала –  не до сна было. Надо бумаги в порядок привести перед передачей будущей царице. Кое-где пометки сделать, чтобы легче разобраться было. Дел-то невпроворот –  и о чем только ночью думала, как бежать собралась?

– Моя государыня, –  колдун, вставший у окна миг спустя, как обычно, склонил голову.

– И тебе здравствовать, богатырь, –  кивнула Наина, не поднимаясь.

– Я… проститься прилетел.

– Вот как? –  Наина вскинула голову. Выходит, все же понял, что она сбежать хотела. Стыд какой! Али… сам бежать собирался? И отчего же? Неужто от судьбы своей да свадьбы с любимой?

…Да и куда?

– Я в академию уеду, –  не поднимая головы, продолжал воин, а Наина нахмурилась. Этого еще не хватало! Это она в академию едет –  от него же прятаться! –  Не серчай, государыня моя. А только не женюсь я на Алевтине Игнатьевне.

– Что-о-о?! –  тут уж Наина, не выдержав, вскочила со своего места у конторки и в два быстрых шага оказалась прямо перед богатырем. –  Эт-то почему еще?!

– Я… –  колдун выталкивал из себя слова точно через силу, однако наконец поднял глаза и посмотрел прямо на собеседницу. И наконец проговорил, твердо и ясно, –  я другую люблю.

– К-какую еще… другую?! –  Наина даже задохнулась от гнева. Она тут всю душу наизнанку вывернула, чтобы сестрице уступить, в сторону отойти, а он –  другую любит?! Да как он смеет?! Да как у него язык повернулся…

– Ту, которой я недостоин, и никогда мне ее достойным не быть. Ту, что как звезда в небе –  поклоняться можно, да не дотянуться…

Сами собой сжались у Наины кулаки, а по глазам точно кипятком плеснули.

– Кто она?!

Долгий-долгий миг смотрел богатырь в глаза своей государыне, звезде далекой, будто решая что-то для себя. А потом –  решился. Точно в омут с головой кинулся. Сделал шаг, положил руки ей на плечи, притянул к себе –  и поцеловал.

Да так, что разом все до единой мысли из многомудрой головы государыни повымело. Все лишнее, ненужное, наносное. Ясно-ясно стало вдруг в голове и пусто-пусто. А все тело сделалось точно ватное. Никак на ногах самой не устоять –  только за богатыря и цепляться.

Кто же знал, что губы его, такие твердые на вид, такими сладкими окажутся, что и оторваться никак нельзя? Точно от жажды умираешь и родник нашел наконец, и вода в нем алмазно-звонкая –  вкуснее той воды не пивал никогда, и захлебываясь, никак напиться не можешь.