Коснуться мира твоего - Оксана Алексеева

– Я останусь там, где моя семья.

Он только улыбнулся.

И до того, как направиться в квадрат своей матери или отца, я зашла в храм. И только там поняла, что все это время дом ассоциировался у меня, в первую очередь, именно с этим местом – с его тишиной, с его расписанными стенами, с его старыми деревянными лавками… с его бесконечной оправданностью. Спасибо, Отец, что подарил мне этот день. Дай мне силы встретить следующий. Вложи мудрость в каждое мое слово, сделай твердым каждый мой шаг. Спасибо, Отец, что подарил человечеству этот день. Будь милостив – подари ему следующий.

– Кханника?

И с этого момента я закрутилась в водовороте долгожданных встреч, слез радости и приветствий. И как только схлынула первая волна, я начала говорить – нет, не о том, что в июле сюда придет сто пятьдесят тысяч обезьян, а о своей жизни среди них. Я рассказывала о мухах, о Советах, о Матерях и детях, о Большой Реке и Большой Пустыне, о карликах и вымирающих пауках. Я не делала никаких выводов, а просто, как в молитве перед Отцом, выкладывала все, что успела увидеть и узнать. Многие не хотели верить, но любопытство заставляло их оставаться рядом. Прекрасно понимая, что Государству моя болтливость не придется по душе, я спешила рассказать, как можно больше.

Моя мать до сих пор была одинока и постоянно повторяла, что чувствовала сердцем, что я жива. Мой отец плакал, как ребенок, стыдился этого, но не мог отойти от меня даже на шаг. Зельмина совсем недавно обзавелась семьей – она представила мне свою красавицу Ашатти, но взглядом будто извинялась за то, что это произошло так быстро после моего исчезновения за воротами. Как же я их всех люблю! Как же мне хочется, чтобы все они дожили до осени.

Меня арестовали через шесть дней, но я уже была к этому внутренне готова. Зато на этот раз не заставили себя долго ждать:

– Ты разочаровала меня, Кханника. – Тайкенен был бледен – видимо, это означало крайнюю степень взвинченности. – Вот чего ты добивалась? Положительное отношение к врагам – это совсем не то, что нам скоро понадобится!

– Я хочу, чтобы мы вышли на поверхность. Я хочу, чтобы мы перестали себя делить на «обезьян» и «крысоедов».

– На… поверхность? – Советник по науке даже наклонился ко мне от удивления. – Ты в своем уме?

И Советник по защите был того же мнения:

– У нас мало шансов устоять… Но лучше умереть, сражаясь, чем сдаться на милость этим монстрам!

– Нет! – Я вскочила на ноги. – Умереть – это не лучше! Они все равно захватят бункер, потому что их в десятки раз больше! Но мы успеем убить тысячи из них, а они убьют нас всех! Как же вы не понимаете…

– Предатель, – закончил разговор Эдуардо.

Тут он прав. Но он даже не представляет, насколько – они не в курсе, что по нашему плану обезьяны не потеряют своих людей. Они просто перекроют воздух – и если все предпочтут умереть тут, то умрут, но это будет уже их добровольный выбор. Я приняла это решение в интересах всего человечества – так совокупный проигрыш окажется гораздо меньше, чем в случае открытой схватки с огнестрельным оружием. Но я все равно надеялась… и моя надежда рухнула от тихого:

– Тебя казнят сегодня же. Семье твоей скажем, что ты снова ушла к обезьянам по нашему приказу. Скажи спасибо, что мы избавим твоих родных от мысли, что они вырастили предателя.

– Спасибо.

Получилось хрипло. Я зачем-то еще несколько раз произнесла это слово в пустоту, когда уже осталась в камере одна. Спасибо. Спасибо. Я не хочу умирать. Да, я предатель, но всем пора пересмотреть свое отношение, помимо прочего, и к предательству. Спасибо… Спасибо.

Конечно, я готовилась к такому исходу, набиралась решимости, потому-то и спешила рассказать как можно больше – узнавшие поведают это другим, а те передадут еще дальше. И если повезет, то когда придут обезьяны, многие из наших уже не захотят умирать так просто – возможно, кто-то из них сначала решит самостоятельно убедиться в лживости или правдивости моих слов. Я к этому готовилась, но почему-то оказалась не готова. Повторяла это свое «спасибо» – уже бесцельно, никого не благодаря, а просто чтобы что-то звучало в воздухе вместо моих мыслей. Спасибо. Зачем я плачу, ведь это бессмысленно? Мне страшно умирать? Страшно. До чего же я жалкая… С какой стати я вообще решила строить из себя героя? Тае было не страшно умирать, а мне – страшно. Хотя и у меня, как и у нее – есть, за что.

Кирк. На этом имени я перестала бормотать бесконечное «спасибо» и упала на пол. Я не герой, Кирк! Я даже не мать. Я – жалкая тряпка, которая трясется от собственной ничтожности. Если бы на моем месте был Закари, то он бы не плакал. Если бы на моем месте был ты, то еще бы и усмехнулся. Каким же образом именно я оказалась расплющенной между двумя мирами?

Но именно мысли о Кирке и Закари заставили меня сосредоточиться. Отец смотрит на мою слабость! Взяв себя в руки, я села и начала соображать, стараясь на этот раз думать не о себе. Правда, мысли все равно были тревожными – а если Государство просто казнит всех моих родных, чтобы остановить утечку? Достаточно ли я сделала для того, чтобы люди хотя бы начали анализировать другие варианты, кроме бессмысленной гибели?

Дверь скрипнула, заставив на мгновение мое сердце остановиться, но внутрь вошел старый знакомый солдат, друг моего отца. Он плюхнул передо мной чашку с кашей и развернулся, чтобы уйти.

– Подождите! – Я вскочила на ноги, удивляясь, откуда у меня нашлись на это силы. – Моя семья в порядке?

– Ты ешь… предатель, – ответил он хмуро.

– Мне сказали, что сегодня меня казнят…

– Ничего не знаю. – Он уже открыл дверь, чтобы снова оставить меня в безнадежной тишине.

– Пожалуйста, подождите! Я не предатель! Выслушайте меня!

– Тот, кто говорит с предателем, сам является предателем.

Я тут же умолкла. Ну а какого еще я ждала ответа от сержанта зоновой охраны? Он, конечно, не рад меня тут видеть. Вряд ли он вообще в восторге, когда приходится носить еду преступникам… а уж когда преступником является та, которую он отлично знает с детства – вообще должно быть невыносимо. Он строгий и справедливый человек, но он будет следовать приказам, потому что все наше общество держится на приказах.

Здесь не было холодно, даже на полу, но теперь мне не хватало уже ставшего привычным одеяла. Больше ко мне никто не зашел, а я устала отслеживать внутренние часы. Меня разбудил очередной скрип двери – и на это раз я снова увидела лицо Тайкенена. Попрощаться никак пришел со своей любимой подопечной?

– Почему я до сих пор жива? – этот вопрос меня на самом деле занимал все время… сколько бы этого самого времени ни прошло.

– Твою казнь мы отложили. Меня убедил Советник по защите… – Теперь он сам уселся на единственный стул и выглядел уставшим, но я не собиралась ему сочувствовать. Даже нашлись силы удивиться, что именно по просьбе Эдуардо в моей голове до сих пор нет пули. – Ты можешь оказаться ценным источником сведений, а мы пока даже не знаем, какие вопросы задавать. В любом случае, сидя тут, ты больше вреда не принесешь.