Князь Рус - Юрий Никитин

Вот знакомый двор родственника, неузнаваемо измененный,поваленный плетень, дом с выбитыми дверьми. Перец вбежал с разбега, несколькомгновений стоял посреди комнаты, глаза медленно привыкали к полумраку. Еще неувидел, но чутье нарисовало разгром, побитые стулья, столы, посуду, и, незадерживаясь, оттолкнулся и вывалился обратно во двор.

Глаза бессмысленно блуждали по вытоптанному огороду, тамоттиски конских копыт размером с тарелки, у сломанного плетня обезображенныйтруп, женщина, лицо обглодано зверьем… вдруг взгляд зацепился за кучу мусоравозле большого камня. Когда-то он сам любил сидеть на нем, болтая босыминогами, а сестренка норовила снизу из подпола ухватить за пятки, щекотала…

Почти не дыша, он упал на колени, разгреб голыми рукамимусор. Блеснуло металлическое кольцо, темные доски ляды были такими жедобротными, как и в его детстве.

– Яхве, сохрани их, – взмолился он.

Чмокнуло, деревянные края с трудом расстались с вязкойземлей. В лицо пахнуло могильной сыростью, нечистотами, спертым воздухом.Деревянная лестница уходила в темноту, на блестящих ступеньках вздулись крупныекапли влаги. Перец жадно всматривался, язык прилип к гортани. Наконец далековнизу проступили очертания кадки с соленой брусникой, что-то как будтошевельнулось в темноте…

– Генда, – позвал он тихонько, – это я, Перец.Если слышишь, откликнись…

Запах нечистот стал сильнее. Перец выждал, повернулся имедленно стал спускаться. Пальцы дрожали, он промахивался мимо ступенек, а споследних просто свалился. Под ним хлюпнуло, он встал на колени…

В двух шагах, прижавшись к бревнам, сидела растрепаннаяГенда. Глаза ее были дикими, обеими руками прижимала к груди мальчишку летпяти. Мальчишка спал на ее коленях.

– Генда, – прошептал он в страхе, – ты не узнаешь ­меня?

Ее голос был как дуновение ветерка.

– Перец?..

– Я, сестричка!

Он бросился к ней, обнял. Мальчишка проснулся, тихозахныкал. Перец прижал ее к груди, жадно гладил по голове, целовал в макушку.Спросил наконец:

– Как ты догадалась спрятаться?

Она прижалась к нему сильнее, голос дрожал от плача.

– Это не я… Я спускалась за сливками, старая Исхильждала меня наверху. Потом я услышала громкий топот, свист, страшные крики.Я бросилась наверх, как вдруг Исхиль крикнула мне: «Затаись! Затаись ижди…» Потом стало темно, это она опустила ляду. Еще я слышала, как набрасывалачто-то сверху. А потом мне показалось, что я услышала ее крик…

Он прошептал:

– Да, она не могла бы спастись… Но тебя спасла.

Генда повернула голову, ее глаз как у дикого лесного зверькавыглядывал из-под его руки.

– Что это было?.. Неужто сбылось старое пророчество?

– Да, – ответил он тяжело.

– Пришли они?.. Те самые, о которых сказано в Завете?

– Да, – подтвердил он.

– Сыны Гога и Магога? – настаивала она, страстно желая,чтобы он опроверг.

– Они самые, – ответил он рвущимся от мукиголосом. – Огромные, дикие, свирепые. Я сам видел, как они вырываютиз только что убитых сердца, едят на глазах захваченных пленных, а потомубивают их тоже. Не просто убивают, а бахвалясь: кто сильнее разрубит с одногоудара.

Он взял мальчишку на руки, тот снова обессиленно впал в сон,похожий на обморок. Генда пошла сзади, прячась за спину. Перец уже поднимался,когда снизу догнал робкий вопрос:

– Они точно… ушли?

Он выбрался наверх, уложил ребенка на землю, лишь тогдапротянул ей руку и ответил:

– Они не ушли.

Он поймал ее пальцы вовремя. Генда, бледная и дрожащая,повисла, как схваченный за шиворот котенок. Перец вытащил с усилием, ушибленнаяспина вдруг заныла, будто спинной столб подрубили изнутри. Генда ахнула, еерасширенные глаза не могли оторваться от жуткого зрелища. В воздухекружили хлопья пепла, пахло гарью, горелым мясом. Перец взял ее лицо в ладони,повернул в другую сторону:

– Не надо тебе на нее смотреть.

– Это Исхиль, да? – прошептала она.

– То, что осталось. Сперва вороны, а ночью… Волки сразупоняли, что пришло их время.

Слезы брызнули из ее черных глаз как свежие роднички:

– Это везде?

– Там, где я был, да.

Она медленно поворачивала голову, вдруг вздрогнула,вцепилась в него обеими руками. Он еще не знал, что она видела, но догадывался.В той стороне – воинский стан скифов.

– Генда, – сказал он настойчиво, она дрожала, он крепкоприжал ее к груди, – нам надо выжить. Соберись с силами. Ну же, держись.Ты просто помни, что нам нужно уцелеть. А потом проберемся в НовыйИерусалим. Он еще держится.

Она дрожала, не в силах оторвать лицо от его груди.

– Они убьют нас?

– Не знаю… Похоже, их руки устали колоть и резать. Или напилиськрови до одури, а съеденные сердца и печень лезут обратно. Когда передохнут,снова озвереют, а мы пока что попробуем ускользнуть.

Он снова взял мальчишку на руки. Генда с бледным лицом шласзади, хваталась за его пояс. Глаза ее были устремлены вдаль, под ноги несмотрела, а слезы бежали безостановочно по закопченному лицу.

Пепел поднимался при каждом шаге. Почерневшие трупы страшновздымали к небу скрюченные пожаром руки. С обгорелых пальцев слезло мясо, жуткобелели оголенные фаланги. На одной угрожающе вздетой к небу руке сиделнахохленный воробей. Когда Перец и Генда шли совсем рядом, не взлетел, затопроводил их недружелюбным взглядом. Похоже, при пожаре сгорело и его гнездо всоломенной стрехе.

Перец шел с тягостным ощущением близкой беды. Слишком хорошовсе получалось, он уже трижды натыкался на скифов, всякий раз каким-то чудомуцелевал, но враг рода человеческого не стерпит такого везения долго…

Стук копыт прогремел неожиданно. Перец едва успел вздернутьголову, как перед ним выросли, будто два огнедышащих дракона, два исполинскиххрапящих коня. Сердце его оборвалось. Он услышал, как сзади тихоньковскрикнула ­Генда.

Два огромных всадника рассматривали их с насмешливымпренебрежением. В звериных шкурах, с жутко бритыми головами, где странносвисают оранжевые, как расплавленное золото, чубы, яростные нечеловеческиеглаза – синие как небо, блестящие на солнце валуны разнесенных в стороныплеч.

Руки Переца обреченно опустились. Мальчишка встал босыминожками на землю, крохотные кулачки терли глаза. Один из всадников прогремелмощно:

– Глянь, Шатун! Живые.

Земля дрогнула от тяжелого, как грех, голоса. Второйгрохочуще рассмеялся: