Распутье - Егор Серебрянский

– Я все объясню. Коша, пожалуйста, сначала выслушай!

– Сижу в машине возле центра, – опять спокойно. – Не стал заходить, чтобы не убивать жену шефа на глазах сотни свидетелей.

Я медленно выдохнула сквозь почти сжатые губы, вновь зажмуриваясь. Самый мой опасный враг оказался все же не настолько врагом, как сам увещевал. Он не просто так рванул именно сюда – Коша хочет услышать любой повод, чтобы не сдать меня Ивану. И никому не сообщил, иначе за мной сейчас к учебному центру направлялась бы армия. Еще не предатель, но уже крайне близок к предательству – хотя бы в том, что согласен потянуть такое нужное мне время. Ведь уже сейчас понимает, что никакие мои объяснения не прозвучат достаточно резонно.

Летела я по лестнице вниз с этой нарастающей легкостью – очередной шаг Коши в мою сторону придал сил, а правильные слова найдутся чуть позже. Вера не отставала.

Сам Коша вышел из машины и наблюдал за нашим приближением, сузив глаза. А потом остановил вскинутой рукой:

– Вера, на сегодня твой рабочий день закончен. Я сам отвезу Елизавету Андреевну домой. Спасибо за бдительность, но сигнал был напрасным.

– Но… – она не придумала, чем закончить.

Меня и это обрадовало – Коша решил не выяснять сначала, в курсе чего теперь телохранительница, а отсылает ее подальше. Разумеется, ее найдут, если потребуется, однако прямо сейчас ее не тащат на допрос с пристрастием. Потому и я подпела:

– Да, Вера, все в порядке! Увидимся завтра в два.

Коша ехал и напряженно молчал, а я по какой-то причине ждала, когда он начнет обвинять. И потому радовалась, что он позволяет мне хотя бы мысленно сформулировать оправдания. Вот только оправдываться было нечем – придется говорить правду и объяснять, почему я так поступила, а потом взывать к его жалости.

И не сразу я поняла, куда мы едем, а опомнилась уже на открывшемся еще заснеженном поле. Специально он, что ли? Именно здесь мы когда-то сидели втроем с Сашей и говорили о каких-то мелочах, почти год прошел – тогда засеянные поля чернели и остро пахли землей, а сейчас ежатся, будто зрительно сокращаясь в размерах. Мучительные ассоциации вмиг охлаждали пыл. Не потому ли Коша и выбрал это место – напомнить, что происходит с теми, кто сам себя подставляет?

– Видимо, спрашивать ты не хочешь? – задала я вопрос, но Коша вместо ответа вышел из машины, застегивая на груди куртку. Плохое начало. Мы с ним никогда еще так плохо не начинали.

Я еще некоторое время медлила. Открыла бардачок, бросила взгляд внутрь – убедилась, что на привычном месте лежит ствол с глушителем, затем тоже открыла дверь и вынырнула наружу. Воздух был промозглым и слегка обдавал ветром, но ежилась я не от сырости.

– Коша, – решила начать сама, иначе это молчание станет еще тяжелее, – я не могла не предупредить Нимовского о покушении. Не думала, что он моментально меня найдет, но знала, что сильно рискую. И не могла промолчать. Понятия не имею, какова для тебя ценность человеческой жизни, но я тогда, на Саше, закончилась – морально исчерпала все свои возможности подобное принять. Мне Нимовский никто, я даже понятия не имею, хороший ли он человек, но отсидеться в стороне не смогла. И клянусь тебе, я не давала никаких показаний и отказалась сотрудничать! Клянусь, что единственной моей целью было его предупредить об опасности, но не подкидывать материалов к делу – он и не может рассматривать это материалами, поскольку ничего официального в моем заявлении не было. Почему ты молчишь?

Он вообще не поворачивался и отошел на несколько шагов от машины. Но все же подал голос:

– В центре вы встречались с самим Нимовским? Надо же, мы его столько времени достать не можем, а вы достали щелчком пальцев.

Я усмехнулась.

– Видимо, намерения были разными.

– И из главного входа он так и не вышел. Теперь его достать будет еще сложнее. Он предложил вам защиту? Не из благодарности, конечно, а от возможности сделать из вас потенциального свидетеля. Хотя он может и из благодарности, слишком принципиальный человек.

– Предложил. Но я отказалась.

Коша развернулся в мою сторону, на лице его отразилось легкое удивление.

– Почему? А, ну да. Как же можно вот так запросто уйти? Вы же теперь народная мстительница.

– Не только поэтому, – я не отреагировала на выпад. – Будем честны, Иван сделает невозможное, чтобы меня отыскать. Тебя, к примеру, пошлет по следу. Я слишком мало знаю Нимовского и слишком хорошо тебя, чтобы ошибиться в этой ставке.

– Тоже верно. – Коша уставился в землю. Он выглядел непривычно растерянным. – Елизавета Андреевна, вы хоть представляете, какая вы дура? Или понимаете, как ребятам приговор подписали? Тому же Пижону – вы ведь так о нем заботились. Что теперь? Нимовский перестрахуется, и если их не предупредить, то в лучшем случае их на попытке и скрутят. Понятно, что Ивана Алексеевича ребята не сдадут, просто сядут по статье.

– В лучшем случае? – уловила я. – Хочешь сказать, что если они просто провалят попытку, то Иван сделает с ними что-то похуже тюрьмы? В курсе, сделает. Так не в этом ли ответ, Коша? Я вообще не знаю Нимовского, но уже могу сопоставлять: пока Иван договаривается с киллерами, Нимовский ищет законные способы его прижать! Всего лишь посадить, не дать продолжать пудрить мозги избирателям, а не убить! Так кто из них лучше? Кто лучше – прокурор, не берущий взяток, или Пижон, который собирается его за это же и укокошить? Когда ты уже сам себе эти же вопросы начнешь задавать, Коша?

– Никогда, – он долго молчал, не поднимая головы. Потом заговорил быстро и тихо: – Елизавета Андреевна, вы такая наивная идеалистка, что как будто вообще не из этого мира реальных обстоятельств. Даже не можете понять, что натворили…

Я подняла тон:

– Да понимаю я, что натворила! У меня от ужаса зубы стучали, но все равно делала. Знаешь, почему? Да потому что не могу больше лежать в темноте, привязанной ремнями к кушетке, не могу выносить эту невозможность хоть что-то сделать – я делаю не потому, что вся такая из себя героиня, а не могу ничего не делать! Страшно вызвать гнев Ивана, умереть страшно, в психушку вернуться страшно, но в той темноте в бездействии остаться страшнее.

– Не говорите мне про страх, Елизавета Андреевна. И про темноту вы ничего не знаете.

– Так расскажи, будь добр! Ты ведь не просто так меня сюда привез, хотя и без того было понятно, что со мной делать. Так возьми и убеди меня, тогда это происшествие останется единственным, и я вдруг поумнею до нужного тебе уровня!

– Хорошо. Мы познакомились с Иваном Алексеевичем в СИЗО, когда он своих ребят вытаскивал после очередной разборки с алаевской братвой. Чистое совпадение. Или нет, если учесть, что взяли меня как раз в районе, которым заправлял старший сын Алаева. Когда тот меня подозревает, что не случайно именно я сынка снял, то не просто так – почти все знают, включая Алаева, что рано или поздно я бы его снял.

– Продолжай, – попросила я, поскольку пауза затянулась.