Магнитная буря - Ellen Fallen

– Я всегда говорил и говорю, тебе не удастся меня разочаровать. Только вранье разрушит наш крепкий мост доверия, – мне становится намного легче дышать после его признания, что между ними ничего не было.

Его двоякая подача информации чуть не обманула моё сознание.

– У меня нетрадиционная ориентация. Мне нравятся парни. И оказалось, что парень, которого я встретил в Париже, живет вместе с Беатрис, – он отворачивается от меня, стыд, с которым он это произносит, заставляет меня встать и подойти к нему. – Я не знаю, как так получилось. Я обманывал тебя и Беатрис. Мне никогда не нравились девушки. И именно поэтому я привел ее в наш дом, чтобы ты думал обо мне как о нормальном.

Никогда бы не подумал, что мне станет так легко от того, что он признался. Я не могу его винить или ругать за это. Без понятия, как происходят эти вещи с выбором ориентации. Фастфуд, поглощаемый Шейлой, или гены, не важно.

– Ты и сейчас для меня абсолютно нормальный. Я тебе всегда твердил, что ничего не изменится, если у тебя появится какой-то вопрос или проблема, я выслушаю. Не было ли проще рассказать мне, чтобы я поддержал тебя? Все это время ты прятался от меня в надежде, что я не узнаю? И дай я догадаюсь, из спорта ты ушел по этой же причине? – он начинает плакать, и я обнимаю его, сжимаю затылок. – Хаш, ты бестолочь, ты знаешь, сколько в бейсболе геев по статистике? Или в футболе? Ты не стал бы первым, никто не осудил бы тебя. Это твоя жизнь и выбор. Сказать честно, я подозревал, но ждал, когда ты сам мне об этом расскажешь, – он смеется, и мы садимся как в старые добрые времена – друг напротив друга.

Я его друг и соратник по проказам.

– Прости, пап, – говорит он и бьет мне по протянутой руке.

– Ну, я тоже извиняюсь, Беатрис была твоей девушкой, пока я за ней влачился. Но Джекс? – я смеюсь. – Это странно. Даже здесь эта прямая пересекает наши параллели на случай, если мы разбежимся. Чтобы вы стали нашим мостом, – я хмурюсь и смотрю на время. – Ты знаешь старый адрес ее тети?

Забиваю в телефон координаты и быстрым шагом выбегаю из офиса. Хаш провожает меня с понимающим выражением на лице. Я хочу сделать то, что действительно должен. С помощью навигатора отчаянно петляю между улицами в поисках ее дома. Тихий район пригорода, маленькие однотипные дома, ухоженные газоны. Образцовый район американской мечты. Останавливаю машину напротив хорошенького двухэтажного домика, стены которого немного обшаркались, с одной стороны. Украшенный зелеными ветками плюща, он стоит почти в самом конце улицы. Двор ухожен, детская пластиковая горка и качели, потрепанные временем, стоят на своем месте. Тетя действительно обожает Беатрис, и я знаю почему. Выхожу из машины, открываю скрипящую белую дверь калитки и иду по узенькой дорожке, усеянной маленькими круглыми камнями. По сторонам меня окружают кустарники, похожие на розы, их аромат почти дурманит. Полная женщина одиноко стоит и двигает руками, склонившись над глиняным уличным гномом, но меня не замечает, потому что огромная шляпа закрывает ей обзор.

– Здравствуйте, Корин, – говорю я немного громче обычного, она оборачивается, и кисть в ее руке застывает. – Могу я с вами поговорить?

– Что-то случилось с Беатрис? – она бросает кисть на лужайку и энергично идет ко мне.

– Нет, я уверен, это «что-то» случилось со мной. Из-за Беатрис. Но я бы хотел прежде обсудить все с вами, – она показывает мне пройти в дом, что я и делаю.

Все так, как рассказывала Беатрис, их дом наполнен запахами ванилина и арахисового масла. Более сладкого дома невозможно найти, даже в фантазиях не представишь эти фигурки засохшего печенья, сделанного руками ребенка и тщательно сохраненного на память. Я рассматриваю детские фотографии на стене, рисунки, которые аккуратно помещены в рамки. Стена тщеславия со всеми успехами подросшей Беатрис привлекает моё внимание, и, наконец, семейное фото. На нём запечатлён мужчина примерно моего возраста и молодая девушка, которая прижимает к груди маленький сверток. Сверху стоит девушка очень похожая на Корин в молодости. Все счастливо улыбаются, даже любопытный сверток, как мне кажется.

– Могу я предложить вам булочки? – на небольшом подносе женщина несет чайник с чашками и тарелку, заполненную доверху выпечкой.

– Я бы хотел сначала поговорить с вами, и если вы меня не выгоните, тогда я с удовольствием угощусь, – она садится ровнее, и я начинаю рассказывать, с самого начала.

Говорю ей о том, как появился Хаш, каким образом я стал отцом, о том, что происходило на протяжении всего пути к нашему воссоединению с Беатрис. Самой сложной частью для меня стало признание в том, что я натворил. Как повел себя по незнанию и горячности. В этот момент ее глаза наполняются слезами уже во второй раз, она вытирает их салфеткой и кивает головой. Я каюсь во всем содеянном. Это самые искренние признания и извинения, которые я приносил когда-либо в жизни. Она понимает, что значит потерять, и когда я заканчиваю свой рассказ на том, что ушел от Беатрис, она берёт меня за руку.

– Все и так бы разрушилось, этот новый самолёт был последней надеждой вытянуть бизнес из огромных долгов, чтобы компания оставалась на плаву. Ты просто ускорил процесс, и в итоге банкротство избавило меня от головной боли. Беатрис слишком молода и на эмоциях не разобралась. Либо ей так преподнесли. Но я-то знаю наверняка, что ее отец никогда не позволил бы умереть кому-либо намеренно. Они сами летели тем рейсом, чтобы посмотреть, чем заняться дальше. Если бы они знали, что погибнет столько человек, клянусь, не впустили бы на борт ни одного, – она проводит руками по своим темным волосам и вздыхает. – Мне очень жаль, что так произошло с твоей сестрой. Но это была их судьба, с которой они бы, так или иначе, столкнулись, и если не таким образом, то другим. Никому не дано знать, что нам предначертано.

Я не встречал более доброго человека. Когда она сжимала мою ладонь, я будто чувствовал нечто родное, именно так делала Шейла. И мне стало легче, камень упал с моей души, когда до меня дошло, что человек меня не ненавидит, не проклинает. Все действительно произошло по воле судьбы.

– Я, пожалуй, пойду, – встаю с дивана, но внимательный взгляд и чуть отстраненное лицо заставляет меня остановиться. – Что-то не так?

Корин отмирает, моргает и поднимает вверх указательный палец, так точно, она вспомнила кое-что.

– Я сейчас что-то тебе покажу, – она роется в старых видеокассетах, перечитывает все подписи, которые немного подстерлись. – Ты же ходил со своим племянником на детские праздники, дни рождения, так?

– Да, постоянно. Шейла часто была занята работой, а мне нравилось общество детей, – она звонко смеется, почти как Беатрис, и вытаскивает кассету, вставляет в старенький видеоплеер и ждет, когда экран перестанет дергаться.

– Смотри внимательно, и если я не ошибаюсь, то ваша любовь началась задолго до всего этого, – говорит она, и я всматриваюсь в экран.

Очень много шариков, зеленая лужайка, какой-то мальчишка проносится с мечом. Множество гостей, среди которых дети снуют туда-сюда. И тут у меня щелкает в сердце, когда камера ловит парня, сидящего в кресле, его светлые волосы намазаны гелем в смешном стиле, я вижу профиль и кусок плеча. Перед ним стоит светленькая малышка в короне, наклоняет свою голову то в один бок, то в другой. Ее ручки упираются на худенькие бедра, камера приближается, и я вспоминаю этот момент. Смех вырывается из моей груди. Как после этого не поверить в судьбу? Я все еще смотрю на экран, когда оператор перемещает камеру на мою сестру, которая машет с улыбкой в объектив. Впервые за это время по моей щеке скатывается слеза, когда Шейла по ту сторону экрана показывает пальцем в мою сторону, где я сижу спиной, и складывает указательные и большие пальцы рук в форме сердца, соединяя нас с Беатрис.