Минута после полуночи - Лиза Марич

О богатстве и влиянии мужчин говорили драгоценности, которые носили их жены и любовницы. По мнению газетчиков и журналистов, Екатерина Богданова была одной из самых богатых женщин мира. В ее коллекцию драгоценностей входило знаменитое черное жемчужное ожерелье императрицы Евгении длиной в один метр (его подарил певице Вильям Вандербильт после развода с женой Альвой), бриллиантовое колье Марии-Терезии и множество других знаменитых украшений. К тридцатилетию мадам Екатерины Картье специально для нее создал свое знаменитое «Болеро» из тысячи шестисот бриллиантов разной величины. Когда певица выходила в нем на сцену, зрители зажмуривались — так нестерпимо сверкали драгоценные камни в свете софитов.

Именно с помощью драгоценностей Екатерина Великая отомстила светским женщинам, отказавшим ей в месте рядом с собой. На благотворительном вечере, где она должна была петь, собрался весь парижский бомонд. Драгоценности, которые были представлены в зале, оценивались в несколько сот миллионов франков[18]. Появления певицы ожидали с особым нетерпением — поговаривали, будто известный немецкий фабрикант преподнес ей корону, выкупленную у промотавшегося потомка королевской фамилии.

Каково же было изумление собравшихся, когда Екатерина Великая появилась в зале, одетая в простое белое платье, единственным украшением которого была живая пунцовая роза! Через минуту замешательство сменилось громким смехом и аплодисментами мужской части общества. Следом за певицей шла ее горничная в коричневом форменном платье, с ног до головы усыпанная драгоценностями. В руках она несла любимого песика мадам Екатерины, на которого был надет ошейник из множества переплетенных бриллиантовых нитей!

Все парижские газеты расписали эту историю, и светские львицы, утонувшие в драгоценностях, стали посмешищем сезона. Такова была страшная месть артистки!

Громадного состояния певицы могло хватить на десять безбедных жизней. Помимо лучшей в мире коллекции драгоценностей, мадам Екатерина имела несколько роскошных вилл, подаренных ей коронованными любовниками, и собственную яхту, которую преподнес ей Вильям Вандербильт. Однако старость мадам Екатерины омрачила страсть к игре.

Говорят, что к посещению казино ее пристрастил Альберт Первый, князь Монако. Ревнивая жена князя, богатая американка Алиса Хейне, одно время даже запретила мадам Екатерине въезжать на территорию княжества, однако позже сняла запрет. Случалось, что певица оставляла за игорным столом по миллиону франков за ночь. Когда у нее кончались деньги, она срывала с себя драгоценности и швыряла их на кон. Рулетка поглотила все: деньги, виллы, яхту, ожерелье черного жемчуга и другие знаменитые украшения. «Болеро» Картье было распродано по бриллианту: мадам Екатерина пыталась собрать деньги, чтобы отыграться.

Когда после ее смерти вскрыли шкатулку на туалетном столике, там лежал одинокий маленький бриллиантик — последняя память о сияющей юности. Как цинично заявил известный музыкальный критик: «Вот что случается с артистами, которые вместо того, чтобы служить людям и искусству, хотят заставить их служить себе».

Последние тридцать лет мадам Екатерина провела в Ницце. Соседи говорят, что она была очень одинока и неразговорчива. Иногда выходила на прогулку по набережной, иногда кормила голубей в парке. Никогда не давала интервью, никому не рассказывала о своем прошлом. Пенсии в шестьсот франков, которую ей выплачивал неизвестный человек, видимо, бывший поклонник, едва хватало на удовлетворение самых необходимых нужд. Полицейских и врачей, вошедших в номер гостиницы «Новелти» после смерти певицы, поразила нищенская обстановка, в которой провела последние годы одна из самых богатых женщин мира. Несколько фотографий на стенах — вот и все, что осталось от блистательного прошлого.

К удивлению городских властей, начавших хлопотать о похоронах, оказалось, что мадам Екатерина заранее оплатила место на кладбище и дорогое мраморное надгробье. На нем, согласно договору, было выбито имя певицы и изображена маленькая арфа с лопнувшими струнами. Никаких дат — говорят, мадам Екатерина терпеть не могла цифры и никогда не считала свои проигрыши.

В последний путь ее проводил только священник маленькой православной церкви. После отпевания на могилу легли два венка, присланные неизвестными людьми. Первый был перевит лентой с лаконичной надписью «Поклон». Надпись на втором венке могла бы стать девизом этой удивительной и трагической судьбы: «Колесо вертится».

Что имел в виду автор второй надписи? Колесо судьбы, вознесшее певицу на вершину успеха и благополучия? А может, колесо Фортуны в игорном доме, сбросившее ее к своему подножию?

Этого мы уже никогда не узнаем.

Прошло три недели. За это время с Вадима Александровича успела слезть обгоревшая кожа, а под ней появилась новая — гладкая, розовая, младенчески чистая.

«Поздравляю тебя, вот ты и в яблоках!»

Алимов, вздыхая, разглядывал себя в большое зеркало. Сейчас, правда, было уже не страшно, а три недели назад, когда советник увидел отражение гладкого безбрового лица и глазницы без ресниц… бр-р-р… Ну и рожа, будто противогаз нацепил!

Врачи хором утешали в печалях. И действительно, ресницы вскоре начали пробиваться сквозь раздраженные припухшие веки. Алимов смазывал их касторовым маслом и каждый день начинал со счета: пять ресничек, шесть ресничек, десять ресничек.

Брови капризничали гораздо дольше. Вадим Александрович заперся дома и наотрез отказался выходить на улицу. Продукты заказывал по Интернету, рабочие совещания проводил по телефону. В квартиру допускал только помощников и следователя Борю Бергмана и только по делу.

— Шеф, вам пора в отпуск, — сказал как-то Роман. — Вы загнетесь, если не сделаете передышку.

— Я же недавно там был, — попробовал отбиться Алимов, и вдруг с изумлением понял, что с тех пор прошло три года.

Чтобы стимулировать патрона, помощники торжественно преподнесли ему гавайский пляжный ансамбль: шорты-бермуды и рубашку, разрисованную пальмами и черепахами. Надев костюмчик, Вадим Александрович пришел в ужас, а потом с мрачной решимостью уложил его на полку, решив, что это оно и есть — наказание за грехи.

Боря выражал сочувствие странным способом: предлагал позвать знакомого гримера, который наклеит Алимову искусственные брови. Вадим Александрович чуть было не согласился, но тут выяснилось, что гример работает в бюро ритуальных услуг и обычно оказывает такие услуги покойникам. Советник разъярился и выгнал гостя вон, не обращая внимания на недоуменные возгласы: «А что такого? Да какая разница-то?»

Однако со временем сквозь кожу пробились первые редкие волоски, и на душу советника снизошел покой. Сейчас брови уже рисовались четкой линией, а пересчитывать ресницы стало утомительно.

Вадим Александрович бросил последний взгляд в зеркало. Решил, что выглядит совсем неплохо, и вышел из квартиры. Хотя напугать человека, к которому он направлялся, отсутствием бровей было невозможно.