Реваншист. Цвет сакуры – красный - Борис Орлов

– Вот что, товарищ Волков. Есть мнение – да, есть мнение послать вас в командировку. В Японию. На комбинат. Химический. Осмотритесь, подучитесь, – опять улыбается. Но это уж ты, Волков, зря. У япошек есть чему учиться… – А уж потом…

– Спасибо, – произносит орденоносный Волков, вставая. – Спасибо, товарищ Серебрянцев. Постараюсь оправдать ваше доверие.

– Не сомневаюсь, товарищ Волков. Даже уверен, что не подведёте. Давайте мы с вами так сделаем: сейчас идите отдыхайте. Секретарь свяжется с «Метрополем» – устроим там для вас номер. А завтра, завтра придёте, отдадите секретарю документы – заполним, оформим, подготовим. И – в добрый путь!

Велел товарищу Бородаевой проводить Волкова, получить талоны на питание и сел за бумаги Редэлема. А кто таков этот Волков и зачем его вызывали, весь день вспоминал-вспоминал, да так и не вспомнил…

* * *

Две следующих шестидневки вышли у Всеволода Николаевича довольно насыщенными и разъездными, но, как ни странно, – спокойными. Никуда не бежишь, никого не подгоняешь… Съездил обратно в Тутаев и выправил себе заграничный паспорт. Зашёл на завод, передал дела и пообещал, что, как только вернётся, – сразу назад. Договорился с домохозяином, что квартиру оставляет за собой, на всякий случай внёс плату за два месяца вперёд. И, наконец, успокоил Грушу, объяснив, что она как была их домоправительницей, так и останется. Это оказалось сложнее всего, но Волков справился и с этой задачей. И снова отбыл в Москву, где его уже ожидали билеты и командировочные. В результате через двенадцать дней Всеволод Николаевич, изрядно вымотанный, но довольный собой, уселся в мягкий вагон поезда Москва – Владивосток и курьерской скоростью двинулся туда, где восходит солнце…

Город Сидзуока стоит на берегу залива Суруга. И если ветер с моря, а день ясный, то прямо с улиц или из окна дома можно полюбоваться волшебным видом величественной Фудзиямы. Если же день пасмурный, то гору, конечно, всё равно видно, только тогда выглядит она вовсе не величественно, а угрюмо, словно насупленный часовой, что каждый день проверяет пропуск в проходной завода «Сумитомо-Бакелит». А если ветер дует с берега, то и вовсе никакой Фудзиямы не увидишь: дым из заводских труб закроет полнеба вместе со всеми видами и пейзажами.

Ранним сентябрьским утром, когда лёгкий морской бриз отгонял дымы и смог промышленного города, Всеволод Волков – старший быстро шагал по улице Красных Тигров. Вчера он допоздна засиделся на заводе, гоняя в цеховой лаборатории пропитку ткани резольными смолами. Очень уж хотелось получить текстолит, до которого вроде бы ещё не додумались. Текстолит – штука полезная: тут тебе и детали, и втулки вместо подшипников, и тормозные колодки, и печатные платы и ещё очень много чего. Вот только точной технологии Волков не знал. Нет, теоретически всё было понятно: пропитай, дай уйти растворителю, под пресс, нагрей, придай форму… Вроде бы всё понятно. Теоретически. А на практике… На практике и гетинакс[189] пока не выходит, а уж про текстолит что и говорить.

Всеволод Николаевич шагал мимо порта, вдоль пакгаузов из оцинкованного железа. Недавно тут штабелями лежали мешки, поэтому душный, горьковатый запах бобов ещё пропитывал воздух. Но там, впереди, уже громоздились эвересты бочек и ящиков с реактивами – Японская Социалистическая Империя активно закупала сырьё у СССР, отдавая взамен промышленные товары. Главными среди них были машины: станки, механизмы, установки в сборе – всё то, что поднимет промышленность Советского Союза на такие высоты, о которых в его реальности можно было только мечтать!

Впереди вдруг кто-то заругался. В устах японцев и обычная-то речь частенько звучит точно угроза или вызов на бой, а уж когда ругаются… Мама, ой!

Волков прислушался и не без труда понял, что там впереди распекает кого-то и честит на все корки старый мастер Утида Кен. М-да уж… Всеволод Николаевич покачал головой и прибавил шагу. Если старый Утида взялся за кого-то всерьёз, то надо спешить бедолаге на помощь: старикашка хоть и не выглядит на своё имя[190], но врежет – мама не горюй! Рука у щуплого с виду мужичка тяжёлая, а стальными пальцами он гвозди-сотки гнёт. Единственным, кто на всём заводе «Сумитомо-Бакелит» смог повторить этот фокус, оказался сам Волков-старший, за что старый мастер его очень зауважал.

Когда Всеволод Николаевич догнал Утиду, тот что-то экспрессивно выговаривал подростку в большой, не по росту куртке на вате. Мастер, должно быть, спорил уже долго, и аргументы явно заканчивались, так что когда инженер подошёл поближе, Кен, исчерпав слова, стиснул кулак и замахнулся.

– Товарищ Его Божественное Величество очень верно заметил, – произнёс Волков нещадно коверкая японские слова. – «Тот, кто растрачивает свой гнев попусту, оказывает помощь нашим врагам, ибо в нужный момент не найдёт в себе должной ненависти к мировому империализму!» Здравствуйте, Утида-сан, – продолжил он без паузы. – Что бы ни натворил этот паренёк, своим ударом вы поставите его на один уровень с собой. Ведь только равному можно не суметь что-то объяснить словами.

Старый мастер исподлобья сердито взглянул на Всеволода Николаевича. Видно было, что он изо всех сил сдерживается, чтобы не послать русского спеца куда-то к демоновой матери. Но наконец японец овладел собой, улыбнулся дежурной улыбкой, обнажив жёлтые прокуренные зубы, коротко поклонился и спокойно поздоровался, а потом пояснил:

– Вы совершенно напрасно обратили своё драгоценное внимание, Ворокофу-сан, на эту недостойную. Это моя дочь Умеко, которая взяла себе в голову, что законы об охране труда написаны для всех, кроме неё. Вчера она вместо разрешённых пяти часов отработала в цеху восемь, точно взрослая. Да ещё осталась на двухчасовую переработку… – Утида возмущённо тряхнул головой и обратился уже к дочери: – Хочешь стать, как твоя старшая сестра? В двадцать пять выглядеть так, словно тебе уже пятьдесят?! И кто тебя тогда замуж возьмёт, дура?!

Только теперь Волков разглядел, что рядом с Кеном стоит девчонка с коротко обрезанными на европейский манер волосами. И смотрит то на отца, то на него так, словно сама собирается наброситься на них с кулаками.

Но вот девушка тоже совладала со переполнявшими её чувствами и, поклонившись инженеру, горячо заговорила: