Реваншист. Цвет сакуры – красный - Борис Орлов

Заместитель помощника заведующего нефтяного отдела, уполномоченный по переработке нефтяного сырья[183] Всехимпрома ВСНХ СССР Серебрянцев Михаил Александрович (урождённый Зильберман Меир Аронович)

Казалось бы, на тринадцатом году Советской Власти, можно даже сказать – на четырнадцатом, все должны быть грамотными. Но. Для кого, спрашивается, в приёмной висит художественно оформленный плакат: «Без дела не входить»? Люди, кажется, работают, заняты серьёзными делами, а тут – лезут. Причём норовят без доклада. Ну раз уж пришёл – доложись секретарю, объясни: зачем пришёл. Секретарь запишет, потом доложит, потом согласуем и направим тебе ответ. Так нет же ведь! Сами норовят пролезть! Вот хоть прямо сейчас…

Только-только взялся за отношение из Гелиевой комиссии Редэлема[184], как в приёмной шум и чуть ли не крик. Секретарь товарищ Бородаева надрывается:

– Товарищ Серебрянцев заняты! Зайдите позже!

А в ответ негромкое «быр-быр-быр», только дверь вдруг распахнулась. Я приосанился, френч свой одёрнул и подумал, что сейчас наглецу око-рот дам. Да только вижу: входит такой же, как мой, френч. Вот только на этом – орден!

– Здравствуйте, товарищ Серебрянцев, – говорит орденоносец. И руку протягивает.

Я ему так глазами указываю на плакат: «Рукопожатия отменяются». Он за взглядом проследил, хмыкнул, и к столу. Подошёл, стул придвинул, сел и на меня уставился. Представляется:

– Я – Волков. С Тутаевского завода. Которого вы телеграммой вызвали. Прибыл.

И опять смотрит на меня. Ждёт.

Я в ответ:

– Прибыли? Замечательно, – а сам припомнить стараюсь: что за Волков такой? И на кой, извините, чёрт, его вызвали? Нет, всё-таки, какая эта служба хлопотная. Вот в крайкоме, где я секретарём вместе с товарищем Эйхе[185] работал, – вот там спокойнее было… А этот, наверное, партийный секретарь завода, если по одежде судить. Ну тогда…

– Что же это у вас, товарищ Волков, партийная работа отстаёт?

– Почему отстаёт? Насколько мне известно, вовсе не отстаёт. Я, правда, хотя и член Партии, но в ячкоме не состою и точных сведений дать вам не смогу. Это вам с нашим партсекретарём, товарищем Куприяновым, переговорить бы – он вам всё с цифрами и фактами изложит.

Ай, как нехорошо вышло! Промашка! Так он, верно, директор? Ну точно! Вроде же на Тутаевском фамилия директора как раз на букву «вэ»…

– С партсекретарём это пусть райком говорит, а мы с вами, как с руководителем…

– Так это вам уж лучше с директором нашим, товарищем Власовым, пообщаться.

И улыбочка у него по губам скользнула. Нехорошая такая, ехидная.

Боже ж мой! Но если он не директор и не партсекретарь, так зачем же его вызывали? Да ещё телеграммой? Может, наградить за что-то хотели? А для чего в Москве? В Иваново-Вознесенск вызвать не могли? А улыбка мне его решительно не нравится. Он, верно, за собой силу чувствует, что очень неприятно. Эдак ещё и на парткомиссию[186] попадёшь… Надо что-то срочно придумать. Вот только что?

– Но вы ведь, товарищ Волков, тоже не рядовой работник, а заслуженный, отмеченный орденом… – Ну кто ты там? Попробуем так… – Вы грамотный специалист, и должны по своему положению и со всей партийной ответственностью разбираться во всех проблемах вашего завода, так?

– Так, – соглашается проклятый Волков и начинает обстоятельно выкладывать все проблемы завода. Да когда ж этому конец будет? Эх, вот бы ты сейчас провалился куда-нибудь…

А он, негодяй такой, всё мне рассказывает. И про нехватку топлива, и про насосы, что каждую неделю из строя выходят, и про то, что уровень подготовки работников ниже нижнего, а средств на курсы подготовки и какого-то «повышения квалификации» Всехимпром не отпускает… Это он что же? Под меня копает?

– …Кроме того, на втором кубе сложилась совершенно недопустимая ситуация с ремонтной бригадой, которой, можно сказать, и вовсе нет. Хорошо ещё, что у нас сильные партийная и комсомольская ячейки, и в выходные коммунисты и комсомольцы добровольно участвуют в проведении планово-предупредительных ремонтных работ…

Что ещё за «планово-предупредительный ремонт»[187] за такой? Вот наберут старорежимных спецов, а нам, честным партийцам, потом разбирайся: что они там несут?

– …недочёты приводят к тому, что заводские трубопроводы из-за смешения фаз часто входят в режим пульсации. Иной раз труба прямо скачет! А все наши предложения по установке устройств, рассеивающих энергию пульсации, натыкаются у вышестоящих на стену какого-то непонимания…

Ещё бы! Боже мой, о чём он вообще говорит?! Какая-такая «пульс… плюс… акция» и что это такое?!

– Ну вот и всё, если вкратце.

Наконец-то! Прекрасно! Ну и что с этим Волковым прикажете делать? Наговорил тут, нагородил черте чего, а ведь надо какое-то решение принять. Средства им выделить? Как же! Эдак всем давать придётся, а это недопустимо. Совершенно недопустимо! Нужно запасец иметь, на всякий непредвиденный, а заводы так и рвутся всё разобрать.

– Спасибо вам, товарищ Волков. Большое спасибо! Вот как хорошо, когда вот так: кратко, сжато, но всеобъемлюще… – Боже, что я говорю?!! – Разумеется, все эти вопросы нам известны по отчётам и справкам, но там они как-то размазаны, а вот вы – верно, коротко и по существу. Немедленно займёмся, примем соответственные решения. Особенно по вопросу плюсации.

Ишь ты! Улыбается. Доволен, значит. А ведь придётся его вопросы поднимать. И как прикажете докладывать про эти предупреждения плановой плюсации?.. А что, если?.. Только надо говорить потвёрже, посолиднее.