Тайная Миссия - Уильям Хорвуд

охраннику пришлось самому войти в камеру, чтобы помочь Триффану добраться до порога.

— Это ты, Спиндл? — Словно не доверяя собственным глазам, Триффан протянул лапу, дотронулся до него, и оба зарыдали, вознося хвалы Камню, что свел их снова вместе.

— Да, это я, — всхлипнул Спиндл.

— Нет! Ты же совсем старик! — с неожиданным возмущением воскликнул Триффан. — Ты не похож на себя!

— Так же, как и ты на себя, — с тенью улыбки отозвался Спиндл. — Пошли отсюда. Идем, Триффан, идем скорее!

И Триффан покорно дал вывести себя из камеры, которая столь долго была единственным миром, который он знал.

Триффан силился вспомнить нечто очень важное, о чем он непременно должен сказать Спиндлу, если только это действительно он... Про что-то, связанное с надписью.

— Брейвис! — вскрикнул он. — Я его видел! Он здесь, Спиндл!

— Да-да, знаю. Последнее время и к нему, и ко мне стали относиться мягче; мы с ним даже были в одной камере. Мне далеко до твоего мужества, Триффан, я плохо выносил одиночество, но сейчас мне уже лучше, намного лучше. И я узнал много полезного о Бакленде.

— Это хорошо. Очень хорошо, — сказал Триффан и остановился так внезапно, что охранник выругался.

Впереди на пол тоннеля падал солнечный луч: это и заставило Триффана замереть на месте. Луч, казалось, еще хранил в себе птичьи песни далекого прекрасного неба и радостный гул кипящей на поверхности земли жизни.

— Мы выжили, Спиндл,— зашептал Триффан.— Мы дышим! Заключение у грайков закалило нас. Видно, такова была воля Камня.

Спиндл с удивлением заметил, что к Триффану быстро возвращаются силы, и его голос прозвучал почти как раньше, когда он (хотя от слабости его бросало от стены к стене) оживленно сказал:

— Интересно, куда и зачем нас ведут?

Увы, вскоре они получили на это ответ: проделав путь по наклонным тоннелям, где каждый встречный норовил ударить и царапнуть побольнее, они снова были доставлены к элдрен Феск, в тот страшно памятный общий зал. Опять в нем толпились возбужденно переговаривавшиеся грайки. Все они что-то жевали: видимо, зрелище покаяния или казни вызывало у них повышенный аппетит.

Триффан поймал себя на мысли, что звуки оглушают его, что помещение кажется ему огромным, как и количество собравшихся в одном месте кротов. Видно, причиной тому было длительное одиночное заключение.

Элдрен Феск, как обычно, сидела в скрюченной позе. Рядом с нею — Сликит. Обе смотрели на них с холодной насмешкой. Триффан пристально всматривался в Сликит, надеясь уловить в ее взгляде хотя бы тень сострадания. Он не мог взять в толк, как после участия вместе с ними в Семеричном Действе, она могла остаться такой же безжалостной, какой была прежде. Может, ее испугало Безмолвие, которое дано было ей услышать тогда? «Наверное, так оно и есть, — подумал Триффан. — Безмолвие поначалу отпугивает многих кротов; чтобы воспринимать его, им требуется посторонняя помощь...»

— Что ж, прекрасно! Очень хорошо! — иронически проговорила Феск, подходя вплотную к Триффану: она прошлась когтями по его плечам и ребрам, намеренно выбирая самые болезненные места.

— Сдается мне, ваш Камень не очень-то вас защитил! Глядите все! — выкрикнула Феск, перекрывая шум в зале.

Головы повернулись в ее сторону, разговоры разом смолкли, глаза загорелись кровожадным огнем.

— Перед нами — два камнепоклонника. Они не желают внять Слову. Не желают даже слышать о нем. Я и агент Сликит допрашивали их; все, что могли, они нам уже сказали. Вот этот, к примеру, оказывается,, знал одну из аффингтонских знаменитостей — самого Белого Крота,— не больше и не меньше. Я теперь думаю...— Для большего эффекта она понизила голос до шепота: — Я вот думаю, что с ними теперь делать?

Триффан и Спиндл невольно прижались друг к другу: враждебность окружающих, казалось, физически давит им на плечи.

— Подвесить подонков! — закричал кто-то.

— Подвесить за нос, чтобы подохли не сразу! — подхватил второй.

Оттолкнув стражей, к ним подошел верзила-грайк и, ощерив желтые вонючие клыки, процедил:

— Я сразу подумал, что вы сволочи, и сказал вам, что вы сволочи, так оно на поверку и вышло! Сволочи и подонки! — Это был все тот же грайк, который наскочил на них еще тогда, в первый раз, и требовал, чтобы его называли «господин». — Подвесить подонков! — закричал он, оборачиваясь к своим соратникам.

Когда нет надежды на спасение, страх действует парализующе. Именно такое влияние страх начал оказывать на Триффана и Спиндла.

— Да смилуется над нами Камень! — зашептал Триффан. — По сравнению с этим моя камера сейчас кажется тихим убежищем.

— Ой как мне все это не нравится! — пробормотал Спиндл. Его бока прерывисто вздымались от страха. — Чем тут Камень может помочь?!

«И правда — чем?» — подумалось Триффану. Стараясь противостоять волне отупляющего страха, он принял Позу Покоя: уперся всеми четырьмя лапами в пол и устремил взгляд поверх орущих голов, к серебристому кольцу на отливавших старой ржавчиной березовых корнях, что уходили вглубь. «Если Камень намерен оказать помощь, то должен сделать это через чье-то посредство... да-да, через другого крота. Одного из тех, кто сейчас в этом зале. Кто-то из присутствующих должен помочь им. Точно так же, как это сделал он сам, подарив надежду несчастному, которого предали смерти в этом самом месте», — подумал Триффан. Тотчас же страх сменился спокойной уверенностью в том, что, несмотря на рев разъяренной толпы, они не умрут. Во всяком случае, сегодня, сейчас. Он положил лапу на плечо Спиндла, и тот тоже успокоился, хотя крики достигли апогея, и все, как один, повернулись к Феск, ожидая ее решения.

— Камень спасет нас! — прошептал Триффан. — Не показывай им, что боишься.

Кто способен выполнить волю Камня? На кого может пасть его выбор? Триффан стал озираться по сторонам, но во всех глазах читал одно и то же: озлобление, ненависть, жажду крови. Он понимал, что тут нужен крот, обуреваемый сомнениями и страхом возмездия, тот, в чьем сердце тлеет хотя бы искра доброты. Близкий к отчаянию, Триффан обернулся туда, куда смотрели все грайки, и встретился со злорадным взглядом Феск. Тогда он снова обратил взор к вертикально уходившим вглубь корням березы за спиной Сликит. Несказанно прекрасные, они словно излучали серебристый свет, и этот свет падал на гладкий, блестящий мех Сликит, отчего он приобрел перламутровый оттенок... Такой тихий, такой ласковый... Триффан заглянул