Тайная Миссия - Уильям Хорвуд

ей в глаза — и прочел в них сомнение, и увидел в них страх, и понял: вся надежда на спасение — в ней одной, волею Камня принявшей участие в Семеричном Действе. Но, как часто бывало с Триффаном, он усмотрел в этом еще один урок для себя на будущее. Если действительно от Сликит сейчас зависело их спасение — хотя он не мог представить себе, каким образом это могло произойти, — то это значило, что и успех возложенной на них миссии в дальнейшем всегда будет зависеть не столько от них самих, сколько от других. Его дело — лишь указать верную дорогу; другие помогут ему двигаться по ней, другие в конце концов достигнут той точки, где завершится их миссия.

Он же — простой писец, и более никто. Он всегда будет нуждаться в содействии других, так же как в этот момент они со Спиндлом нуждаются в помощи Сликит. И ему стал ясен смысл слов, сказанных ему однажды Босвеллом: «Мы — писцы и должны вести за собою, но мы и ведомые».

— Чего ты ждешь, элдрен? Прикажи — и мы подвесим их! Или пометим! Пометить их! Пометить!

Охранники один за другим стали поворачиваться в их сторону. Многие, для разминки, принялись вбирать и снова выпускать когти, некоторые уже примеривались, куда вернее нанести удар. Триффан увидел, как Сликит вся подобралась, словно решившись на что-то.

— Хватит! — рявкнула Феск, подняв лапу, и все замерло; остались только хриплое, возбужденное дыхание, горевшие, налитые кровью глаза, запах пота и слюна на клыках. — Ну, что будем делать? Все вы достаточно ясно выразили свое чувство отвращения к этим камнепоклонникам. Все, кроме одной. Что скажешь ты, милая?

С этими словами Феск обратила свои глаза-щелки на Сликит. Возбуждение толпы несколько изменило характер. Тайную разведку здесь недолюбливали, и сидим Сликит, пожалуй, более всех прочих: она внушала ужас. За ней стояла могущественная, непонятная до конца сила, и она располагала большей властью, чем сама Феск. Интересно, что предложит сидим Сликит?

Грайки, все как один, подались вперед, разинув рты. Едкий запах пота стал еще сильнее. Зал трясло в предвкушении расправы.

Сликит сделала шаг вперед. Немногим удалось поймать странное выражение, с которым она мельком взглянула на Триффана, но тут же ее взгляд сделался суровым, как всегда.

— Подвешивание, — начала она, и одно это слово заставило толпу всколыхнуться. — Подвешивание, — повторила Сликит вожделенное слово, доводя зал до садистского экстаза, — это слишком мягкое наказание для таких, как они.

Шумок разочарования пронесся по толпе и стих. Все обратились в слух: это подвешивание-то — слабое наказание?! Уж страшнее не бывает. Или, может, Сликит придумала что-то покруче?!

— Нет, это не для них, — продолжала Сликит. — Не для тех, кто причинил нам столько хлопот, кого мы так долго разыскивали, а потом были вынуждены допрашивать и выслушивать их лживые ответы. Нет, для них это слишком мягкая казнь: проткнул нос — и готово, глядишь, он уже и сдох...

— Тогда что же? — нетерпеливо спросила Феск: ей нравилось подвешивать за нос, а сейчас она, возможно, раньше других учуяла, что вмешательство Сликит лишит ее и других удовольствия увидеть немедленную смерть кротов. Глаза Феск зажглись недобрым огнем. Она полуобернулась к грайкам, словно желая найти у них поддержку, и вкрадчивым голосом сказала: — Надеюсь, ты не собираешься отменить немедленное их уничтожение?

Грайки восторженно взревели, и крики: «Да! Подвесить немедленно! Элдрен сказала свое слово!» — зазвучали опять. Казалось, еще мгновение, и толпу уже ничто не сможет остановить. Уже охранники повернулись к Триффану со Спиндлом, чтобы приступить к выполнению того, чего жаждала вся банда, когда Сликит сделала резкое движение. Она выбросила вверх обе лапы, странным образом вывернула их, все тело ее чудовищно напряглось, изогнулось так, что казалось, будто оно переплелось с березовыми корнями; рот ощерился, а глаза с показной ненавистью остановились на пленниках. Наступило тягостное молчание. И в напряженной тишине прозвучало всего одно страшное слово: «Зараза!» Дрожь ужаса и омерзения пробежала по рядам.

— Зараза! — крикнула она громко, и потом еще раз: — Зараза!

Грайки замерли. Она произнесла это слово настолько выразительно, что возникло ощущение, будто зараза уже в ведается в тело и мех начинает выпадать на глазах...

— Вот это и есть самое лучшее наказание, — продолжала она. — Заставим их умирать медленной смертью. И не где-нибудь, а в Помойной Яме. Отправим их гуда. Поместим вместе с чистильщиками. Пускай они узнают, что такое язвы от лысухи.

По толпе пробежал ропот. Грайки были явно разочарованы: они ожидали немедленной расправы, сейчас, сию минуту; они хотели видеть, как брызнет кровь этих жалких созданий. Предложение Сликит показалось им скучным: медленная смерть? Это не сулило никакой забавы. Волна недовольства постепенно стала набирать силу, однако Сликит вся подобралась, метнула вперед свое гладкое темное тело и заставила всех притихнуть.

— Дослушайте до конца! Что я предлагаю? Пусть они заразятся, а потом, в Самую Короткую Ночь, мы заставим чистильщиков самих осуществить подвешивание, чтобы нам не запятнать собственные когти в поганой крови непринявших Слова. Пусть сначала подхватят заразу, помучаются, а потом чистильщики сами их казнят! — Голос Сликит сорвался на истеричный вопль.

И снова стало тихо. Один за другим грайки стали переводить глаза с сотрясавшейся от ярости Сликит на Триффана и Спиндла: они смотрели на пленников так, будто те уже стали носителями заразы. Жажда крови сменилась омерзением, с каким глядят на прокаженных.

— Да! — крикнул кто-то.

— Да! Да! — подхватили все.

— Решено. В Помойную Яму их! Подхватят заразу, а потом казним их в присутствии Глашатая Слова!

Некоторое время спустя крики затихли. Грайки смотрели на старшину Феск. Скользнув по пленникам бесстрастным взглядом, она с плохо скрытой досадой сказала, обращаясь к толпе:

— Ладно, раз вы так решили. Выполняйте. Возможно, Глашатай Слова останется довольна, что мы проявили сдержанность и предоставили ей самой стать свидетелем наказания.

Она повернулась и ушла, оставив Сликит решать все остальное.

— Хвала Камню, — выдохнул Триффан, все это время державший Спиндла за плечо.

— Нашел время возносить хвалу! За что? — недоуменно прошептал Спиндл — он весь дрожал от страха перед неведомой болезнью.

— За то, что он надоумил Сликит. Она вняла Безмолвию и спасла нам жизнь. Придет день — и она станет одной из нас.

— Ты думаешь? — с сомнением отозвался Спиндл. Он осторожно оглянулся. Грайки,