Леди и война. Цветы из пепла - Карина Демина

А если случится, то вне всяких сомнений, не будет долгой.

По ту сторону вала не осталось воинов, так, мятежный сброд, ошалевший от голода и вседозволенности. Достаточно одного удара и...

...пусть говорят.

Дети бегают по залу с визгом и криками, нянечки издали следят за ними, переговариваясь о чем-то своем, наверняка, о той же войне.

...или о том, что за валом остались родичи. Тисса знает, что у многих остались.

Появление Седрика нарушает то подобие гармонии, которое воцарилось в зале. Он ищет взглядом жену, и Шарлотта не отворачивается, как обычно, когда таит обиду. Она улыбается и прижимает к груди рубаху. Вышивка еще не закончена, но это не имеет значения.

- Ваша Светлость, - Седрик держится с обычной почтительностью, и за это Тисса ему благодарна. - Затмение действительно случилось и, вероятно, продлится несколько дней. Но порядок наведен и... иной опасности нет.

Это значит, что можно уходить.

- Благодарю, - время все-таки вышло, почти уже... несколько минут - это ведь ерунда. - Но не могли бы вы оказать мне еще одну услугу?

Тисса почти уверена, что не справится сама.

Если бы Урфин мог идти, он бы вышел из башни. А раз так, то... она помнит, до чего он тяжелый.

- Я присмотрю за девочкой, - леди Нэндэг расчесывает пуховые волосики Шанталь резным гребешком. - Мы поладили. Правда, моя красавица? Ты - не то, что эти несносные мальчишки...

Мальчишки уснули под скамьей, обняв друг друга. Йен опять где-то ботинки потерял.

Коридоры Ласточкиного гнезда освещались факелами. Тисса надеялась, что запас их будет достаточен, чтобы переждать затмение. В конце концов, в подвалах замка хватает свечей, воска и свиного жира, который тоже можно использовать при необходимости, конечно, если необходимость возникнет.

Чем ближе Тисса подходила к запертой башне, тем сильнее колотилось сердце.

Не надо думать о плохом... просто не надо и все.

Урфин жив.

Он не может взять и умереть, бросить Тиссу и Шанталь тоже... и Ласточкино гнездо. И лорда-протектора, которому нужен... и вообще, у него не такой характер, чтобы просто умереть.

Дверь открылась. И оставив Седрика за порогом - он был против, но Тисса настояла - она шагнула в полумрак башни.

Комната. Просто комната. Глухая - серые стены и серый же потолок. Пол гладкий, темный.

Урфин сидит в углу, подвернув одну ногу под вторую. Он упал, если бы не стены. Из уха кровь идет. Из носа тоже. Но жив. Тисса прижала ладони к груди: сердце билось. И дышал. Это ведь главное, что сердце работает...

Его надо перенести. И доктора позвать. Тисса, конечно, не видит открытых ран, но она слишком мало знает об искусстве врачевания, поэтому пусть доктор скажет, когда ее муж поправится.

- Боюсь, Ваша Светлость, что никогда, - он был хорошим доктором, степенным и терпеливым, где-то снисходительным, но в то же время, несомненно, обладающим многими способностями.

Он зашивал раны так, что они срастались, почти не оставляя шрамов.

Он останавливал кровь.

И вправлял кости.

Умел лечить кожные язвы и желудочные колики, зубную боль и подагру, водяницу, рожу и многие иные заболевания, коих было множество.

А теперь он говорил, что Урфин никогда не поправится.

- Посмотрите, леди, - доктор приподнял веки. - В его глазах - кровь.

Они и вправду были красны, но...

- И они утратили способность различать свет, - он поднес свечу. - Зрачки неподвижны. Кровь из ушей. Неспособность испытывать боль...

Длинная игла вонзается в ладонь.

- Я видел подобное прежде. Удар или же сильнейшее волнение приводит к тому, что кровеносный сосуд в голове лопает, и мозг переполняется кровью. Чаще всего такие люди умирают сразу же...

Урфин был жив.

Доктор достал из кофра склянку и серебряную чарку.

- ...однако если этого не происходит...

...он отсчитывал каплю за каплей.

- ...самое большее, что можно сделать - облегчить их участь.

- Вы ему поможете?

У зелья был характерный запах. Тисса знает его... надо вспомнить.

- Конечно, Ваша Светлость.

- Стойте!

Она вспомнила. Резкий пряный аромат. Невзрачная травка с белыми цветами и толстым корневищем, которое мылилось в руках и сушило кожу. Мама запрещала Тиссе и близко подходить к вдовьему цвету.

- Вы собираетесь его отравить?

- Ваша Светлость, - доктор отставил пузырек и чарку. - Он уже мертв. То, что вы видите, лишь иллюзия жизни, которую можно поддерживать до бесконечности. Но ваш супруг никогда сам не откроет глаза, не заговорит, не пошевелит хотя бы пальцем... и разве не лучше будет отпустить его?

Как он может говорить подобное?

- Вы к нему привязались, но... - доктор потянулся к чарке.

- Уходите.

Тисса не позволит.

- Ваша Светлость, я понимаю ваше негодование, но поверьте, так будет лучше.

Для кого? Для Урфина, который неспособен защитить себя? Или для Тиссы? От нее и вправду ждут, что она просто отвернется?

- Уходите, - повторила она жестче и встала между доктором и кроватью. - Только попробуйте к нему прикоснуться и я... я прикажу повесить вас на воротах этого замка.

Не боится. Тисса мягкая. И слабая.

Клуша.

- Ваша Светлость, вы мягкосердечны, но сейчас это во вред. За ним нужно будет ухаживать, как за маленьким ребенком, а он - отнюдь не дитя. И тело начнет гнить живьем, пока не сгниет вовсе. Это куда более мучительная смерть...

- Я больше не собираюсь повторять.

Доктор повернулся к Седрику и с явным неудовольствием в голосе произнес:

- Надеюсь, вы осознаете, что Ее Светлость не в том состоянии, чтобы решать что-либо. После родов разум женщины ослабевает.

Он говорит так, будто Тиссы вовсе нет в комнате! А если Седрик поверит? У Тиссы не хватит сил справиться с ними. Она, конечно, попробует. И не отступит, пока есть хоть капля сил.

- У меня нет причин сомневаться в ясности мышления Ее Светлости, - спокойно ответил Седрик. - Равно как и в праве ее распоряжаться на землях Дохерти. И я настоятельно рекомендую вам уйти.

Широкая ладонь Урфина была теплой. От иглы остался след, и Тисса поцеловала руку.

Как можно говорить, что он умер?

Живой.

И вернется. Он ведь не совсем человек, а драконы - сильные.

- Вы тоже считаете, что я не права? - спросила она у Седрика, когда за доктором закрылась дверь.