Остров в море. Пруд белых лилий - Анника Тор

тоже. Вы знаете, моя приемная мать – прихожанка пятидесятнической церкви. Она очень строгая.

– Бедняжка! – вздохнула Гарриетт.

– Счастливица! – сказала Лилиан. – Тайная любовь – это так романтично!

– Он тебя целовал? – спросила Гарриетт. – Я имею в виду по-настоящему, в губы?

От этого вопроса изнутри нахлынула жаркая волна. Штеффи чувствовала себя застигнутой врасплох.

– Еще нет, – ответила она.

– Обещай, что расскажешь, когда это случится! – сказала Лилиан.

Весь следующий урок биологии Штеффи мечтала о поцелуе Свена. Она закрывала глаза и представляла, как его лицо приближается, все ближе и ближе, пока их губы не соприкасаются. А потом? Она не знала. Щеки пылали, и ей чуть не стало дурно.

– Стефания, – спросила Хедвиг Бьёрк, – что с тобой? Тебе нехорошо?

Штеффи поспешно открыла глаза.

– Да, – пробормотала она. – Да. Или нет, думаю, нет.

– Хочешь немного прогуляться? – спросила Хедвиг Бьёрк. – Может, тебе нужен глоток свежего воздуха?

– Спасибо, – сказала Штеффи. – Спасибо, уже все прошло.

Она глубоко вздохнула и попыталась сосредоточиться на плакате, который Хедвиг Бьёрк повесила на доске. На нем были изображены различные деревья и листья, которые нужно перерисовать в тетрадь.

– Да что с тобой такое? – спросила Май на перемене, тоном, далеким от дружеского участия, в отличие от Хедвиг Бьёрк. – Ты стала такая странная. И что за тайны у тебя с Гарриетт и Лилиан?

– Ничего, – ответила Штеффи.

– Ты думаешь, у меня нет глаз? – сердито сказала Май. – Может, ты думаешь, что я дура? Я прекрасно вижу, что ты постоянно шепчешься с ними, а когда я подхожу, вы замолкаете. Я думала, мы подруги. Или больше нет?

Штеффи стало стыдно. Май была как открытая книга. Она ничего не скрывала.

– Конечно, мы подруги, – сказала Штеффи. – Прости, что сделала тебе больно. Я не хотела.

Учеба давалась Штеффи легко. Иногда она все еще делала ошибки, произнося слова по буквам, или ставила слова в неправильном порядке. Но теперь шведский язык давался ей легче, и она без труда вспоминала выученное.

Математика была ее любимым предметом. Лишь Алиса могла соперничать с ней. Когда кто-то из них стоял у доски и решал уравнения, Хедвиг Бьёрк улыбалась и говорила:

– Вот это правильно! Посмотрите, как все просто!

Когда наступала очередь Май решать у доски, Хедвиг Бьёрк сначала одобрительно кивала, но чем больше Май запутывалась в иксах и игреках, стирала с доски и переписывала, тем больше беспокоилась учительница.

– Ну, милая Май, – прерывала она ее, – неужели ты не видишь, что делаешь? Я не понимаю, почему это вызывает трудности у такой смышленой девочки.

Штеффи тоже не понимала, почему алгебра давалась Май с трудом. Она могла считать, пока дело касалось цифр. С квадратными корнями, процентами и другими сложностями справлялась без проблем. Но как только в примерах появлялись буквы, Май ничего не понимала.

Штеффи предложила Май помочь с математикой. Она хотела сесть в библиотеке, но у Май были иные планы.

– Мы поедем ко мне домой. Ты ведь никогда не была у меня.

Штеффи вспомнила, как Май рассказывала про свою тесную квартиру и про своих шумных братьев и сестер. Но она не стала отказываться, так как боялась, что Май это не понравится. Вдруг решит, что Штеффи считает, будто дом Май недостаточно хорош для нее.

– С удовольствием, – сказала Штеффи. – Будет здорово увидеть, где ты живешь.

После занятий они сели в зеленый вагон и поехали по Южному шоссе. Вагон, громыхая, медленно катил прямо, потом петлял по центру города, а потом шел вдоль аллеи возле канала. Штеффи никогда не бывала здесь прежде. Май показывала и рассказывала:

– Вон там – Фескещёрка, где можно купить рыбу. Площадь называется Ярнторгет. Дома на холме – это район Мастхуггет. Теперь осталось недолго.

Трамвай тащился вверх по длинному крутому холму. Затем спустился по пологому склону. Май дернула за шнурок, и вагон остановился у следующей остановки.

Штеффи огляделась вокруг. Здесь не было высоких каменных домов, как в квартале, где она жила. Дома стояли трехэтажные, нижний этаж – каменный, над ним два этажа из дерева. На стенах краской нарисованы флаги. Сквозь низкие арки ворот мелькали вымощенные булыжниками дворы.

Они свернули в переулок. «Капитанская улица» – Каптенсгатан – было написано на уличных вывесках. Через полквартала Май вошла в ворота и пересекла двор, где играли по меньшей мере тридцать ребятишек разного возраста. Май показала Штеффи своих братьев и сестер.

– Вон Бриттен, она следующая по старшинству. Куре и Улле, близнецы.

Куре и Улле, два сопливых мальчугана лет девяти, были похожи друг на друга как две капли воды. Май взяла на руки пухленькую годовалую девочку:

– А вот – Нинни, наша младшая. Поцелуй-ка Май. М-м-м, как ты хорошо целуешься!

Май с гордостью протянула Штеффи свою младшую сестренку. Штеффи не очень-то хотелось целовать Нинни, симпатичного ребенка, но с грязной и сопливой мордашкой. На ее счастье, Нинни застеснялась и отвернула голову.

– Бриттен! – крикнула Май. – Она ведь описалась! Как же ты за ней смотришь? И где остальные?

Бриттен, длинноногая одиннадцатилетняя девочка в платье, которое ей уже было мало, подошла к ним.

– Ой, – сказала она, – я не заметила. Ты не можешь приглядеть за ней, раз уж пришла? Сейчас как раз моя очередь.

Она указала на компанию девочек, прыгавших через длинную веревку.

– Мама велела Эрику и Гуннель пойти с ней прибираться, – сказала она. – Дома только Нинни. Ты не отведешь ее?

– Я ее переодену, – сказала Май. – Но потом позову тебя, и ты поднимешься и присмотришь за ней. Нам со Стефанией нужно учить математику.

Бриттен почтительно посмотрела на Штеффи.

– Ты тоже учишься в школе для девочек?

– Да.

– Я тоже хочу, – сказала Бриттен.

– Бриттен! – позвали ее подруги. – Твоя очередь!

– Ей не разрешат, – сказала Май, когда они отошли от Бриттен. – У нее оценки недостаточно высоки. Она никогда не получит стипендию.

Май с трудом втащила Нинни по лестнице на самый верхний этаж. Дверь была не заперта, и они вошли прямо в кухню. Большой стол, четыре табуретки, кухонный диван, оцинкованная мойка и сияющая газовая плита.

– Хорошо, правда? – сказала Май и положила руку на желтоватую эмаль плиты. – Новая. Раньше у нас была дровяная плита.

Привычным движением Май положила Нинни на кухонный стол, одной рукой крепко держала барахтавшуюся малышку, другой смочила тряпку. Когда она сняла с Нинни трусики, в кухне сильно запахло мочой. Штеффи невольно зажала нос. Хотя Май стояла к ней спиной и не могла видеть выражение ее лица, она сказала:

– Можешь подождать в комнате.

Штеффи вошла в другую комнату. Там стояли диван и две выдвижные кровати, небольшой столик и