Имплантация - Сергей Л. Козлов

один актор может брать на себя роли двух уровней и, наоборот, роль одного уровня может раздваиваться на акторов, занимающих разные ранги в официальной иерархии.

Мы применили к этой модели понятие «сговор», потому что кажется принципиально важным подчеркнуть закрытый – или, как говорили при советской власти, «келейный» – и одновременно подрывной характер, по необходимости присущий всякому реформаторскому проекту в этой системе отношений. Реформаторы сговариваются за спиной существующих корпораций, потому что любой проект реформы воспринимается соответствующими корпорациями как несущий угрозу их интересам, а то и самому их существованию. Все в том же очерке А. М. Лихницкого мы находим колоритные картинки как триумфа реформаторов, так и реакции бюрократических корпораций на осуществившийся благодаря вертикальному сговору инновационный прорыв:

Познакомившись со всем этим, Свиридов остался очень доволен и предложил нам организовать в Москве «шоу с демонстрацией чуда». «Шоу» состоялось в кабинете министра судостроительной промышленности [Б. Е.] Бутомы. Министр часа два крутил ручки «Брига», радуясь, как ребенок, разглядывал наши макеты, задавал наивные вопросы и внимательно выслушивал объяснения, а потом позвонил ‹…› Л. Горшкову и попросил его заехать: мол, есть что посмотреть. Бутоме было хорошо известно, что Горшков – страстный хайфайщик и уже много лет добивается от ВНИИРПА им. А. С. Попова разработки отечественного hi-fi, а там очень умело доказывают, что этого сделать нельзя.

В кабинете министра были уже собраны все замы и начальники главных управлений, когда приехал Горшков.

Молча, в сопровождении Бутомы Горшков обошел горы привезенной нами западной аппаратуры и горку поменьше наших макетов и образцов, после чего все расселись по местам. Появились графики и таблицы, затем с докладом выступила эффектно одетая Каляева. Зрелище было великолепным, Свиридов, сидевший с министром в первом ряду, торжествующе улыбался.

Выслушав доклад, Горшков задал только один вопрос: «Какие транзисторы стоят на выходе усилителя?» Каляевой это было неизвестно, но она не растерялась и через головы высокопоставленных лиц крикнула мне: «Анатоль, какие там у нас транзисторы?»

Это неформальное общение «через головы высокопоставленных лиц» наглядно проявляет самую суть отношений, характерных для вертикального сговора. Но продолжим цитату:

Шоу оказалось очень продуктивным. У Горшкова было получено разрешение использовать в «Бриге» электроэлементы, предназначенные только для спецтехники (в том числе танталовые конденсаторы), и огромная по тем временам денежная премия из фонда министра.

Дня через три после описанного шоу весь «генералитет» ВНИИРПА был вызван в Кремль, где Горшков встретил прибывших вопросом: «Как вы могли допустить, чтобы какой-то Судпром вас обставил?» В вину ВНИИРПА ставилось, прежде всего, отставание в области разработки усилителей. Крутые разборки продолжились в самом ИРПА. На одной из них начальник лаборатории усилителей Крутиков скончался от инфаркта [Там же].

Констелляция

Теперь мы можем вернуться к истории создания Практической школы высших исследований.

Окно возможностей для осуществления той «повестки № 1», о которой говорилось во втором очерке нашей книги, стало чуть-чуть приоткрываться лишь в 1860‐х годах. Именно тогда возникла констелляция реформаторских сил, благодаря которой стало возможным создание ПШВИ. В данной констелляции центральную роль – роль администратора, или организатора, – играл министр общественного образования Виктор Дюрюи. Роль прикрывающего играл император Наполеон III. Наконец, в роли лобби выступала группа (или, точнее, сеть) ученых, относившихся к разным дисциплинам и принадлежавших к трем возрастным когортам – старшей (1809–1817 годов рождения), средней (1823 года рождения: эту когорту представлял Эрнест Ренан) и младшей (1832–1844 годов рождения).

Рассмотрим, как складывалась эта констелляция – причем рассмотрим по возможности подробно, «под микроскопом». Прежде чем описывать создание ПШВИ, проследим взаимосцепление событий, предшествовавших ее созданию. Речь пойдет о предпосылках, к тому же о предпосылках «субъективных». На этом первом этапе реконструкции мы выделим из всех участников вышеуказанного лобби три фигуры: Леона Ренье, Альфреда Мори и Виктора Дюрюи. Все они принадлежали к старшему поколению реформаторов. Их отличие от прочих экспертов-участников состоит в том, что и Ренье, и Мори, и Дюрюи находились в многолетнем личном контакте с Наполеоном III. В 1868 году они заняли на историко-филологическом отделении ПШВИ ведущие административные должности: Ренье стал председателем отделения, а Мори – научным руководителем по истории.

Понятно, что модель вертикального сговора в принципе основана на слабо институционализированных социальных взаимодействиях. В том и состоит ее смысл, что она заменяет формальную коммуникацию между институтами – неформальной коммуникацией между отдельными реформаторами-индивидами. Поэтому для формирования подобного рода констелляций решающее значение приобретают факторы, так сказать, микроисторические: стечение обстоятельств, личные связи, личностные особенности. На этой микропредыстории мы сейчас и остановимся – максимально подробно. Из разрозненных и зачастую малоизвестных сведений мы постараемся собрать единую мозаику. Нас будет интересовать, какие именно случайные факторы сделали возможным формирование именно этой констелляции реформаторов. Какова была специфическая антропология именно этого вертикального сговора?

Старшие реформаторы: сообщество выскочек

Наполеон III. Все началось с того, что Наполеон III захотел писать биографию Юлия Цезаря. Причины глубокой увлеченности фигурой Цезаря лежат на поверхности: к тени Цезаря «Наполеон малый» обращался за символической легитимацией своей собственной политической карьеры; судя по всему, после государственного переворота 2 декабря 1851 года он испытывал хроническую внутреннюю потребность в такой легитимации. С конца 1850‐х к этому прибавилась явная усталость от практического управления страной и желание уйти от реальности в идеальный мир великих мужей древности. Но представления Наполеона III о работе историка были самые смутные.

~~~~~~~~~~~

О возможных мотивациях Наполеона III, о ходе работы над «Историей Юлия Цезаря», об особенностях содержания этой книги и о ее резонансе см. подробную статью Мелвина Кранцберга: [Kranzberg 1954]. См. также [Hemmerdinger 1987]; [Boer 1988, 80–84]; [Maison 2001]; [Nicolet 2006, 160–172].

~~~~~~~~~~~

По счастью, в окружении Луи-Наполеона был один человек, к которому он мог обратиться за помощью, – госпожа Корню.

Госпожа Корню. Имя г-жи Корню (1809–1875) помнят сегодня даже не все историки, профессионально занимающиеся французским XIX веком. Однако о ней есть биографическая статья в русском Брокгаузе и даже в русской Википедии. Яркие характеристики этой женщины содержатся в некрологическом очерке Эрнеста Ренана [Renan 1958], воспоминаниях Максима Дюкана [Du Camp 1949, 172–177] и Эмиля Оливье [Ollivier 1900, 69–71]; единственная монография, посвященная г-же Корню, была издана во Франции в 1937 году [Émerit 1937]: никаких других исследований о ней нам не известно вообще. Марсель Эмери опубликовал переписку между г-жой Корню и Наполеоном III; лишь недавно была издана переписка между ней и Ренаном [Сornu – Renan 1998]. Между тем эта дама играла совершенно исключительную роль в осуществлении контактов между Наполеоном III и образованной частью французского общества. Выражаясь сегодняшним языком, она служила одним из главных каналов обратной связи между властью и интеллектуалами. Это посредничество носило абсолютно неформальный характер и основывалось всецело на личной инициативе г-жи Корню.

Гортензия Корню (в девичестве Лакруа) была дочерью одной из горничных Гортензии Богарне, матери будущего Наполеона III, в бытность ее королевой Голландии. Луи-Наполеон родился в апреле 1808 года, Гортензия Лакруа – в апреле 1809‐го. Королева Гортензия стала крестной матерью маленькой Гортензии. Дети росли вместе, в одном доме, и с шестилетнего возраста стали неразлучны. Они получали вместе одно и то же домашнее образование, но Луи-Наполеон был туповатым тугодумом, а Гортензия отличалась исключительной живостью ума и очень быстро взяла Луи-Наполеона «на буксир». После крушения империи Гортензию Лакруа опекали различные царствующие дома Германии; она глубоко пропиталась немецкой культурой и впоследствии опубликовала в своем переводе (под псевдонимом Sébastien Albin) сборник немецких баллад и народных песен, а также книжку «Гёте и Беттина» и очерк по истории германского изобразительного искусства. Из Германии Гортензия Лакруа перебралась в Италию, там совершенно итальянизировалась, страстно увлеклась изобразительным искусством и в 1834 году вышла замуж за ученика Энгра, забытого теперь живописца Себастьена Корню, с которым познакомилась в Риме и рядом с которым прожила всю дальнейшую