Лунная опера - Би Фэйюй

– Ну что, стоит иметь такого друга?

Ничего не ответив, он полез за своими очками, чтобы взглянуть на странного незнакомца. А я, оглядев собравшихся, сказал, обращаясь к каждому из них: «Стоит. Стоит!»

3

У нас нет так называемого прошлого. То, что мы называем прошлым, на самом деле является тем, что мы рассказываем о нем. Да и жизнь по сути своей немного напоминает задание для школьников «заполни пропуски». Беря «сегодня» за предельную точку отсчета, мы только и делаем, что с помощью нашего «вчера» строим наше «завтра». Соответственно, у каждого «завтра» должно быть свое «вчера». Если ты все заполнил правильно, то экзамен выдержан, если же в задании есть ошибки, то экзамен провален. Поэтому когда хозяин ночного клуба «Серебряная эпоха» задал мне вопрос, чем я занимался раньше, то, стоя навытяжку, я четко объявил:

– Отбывал срок в исправительно-трудовом лагере.

– Как долго?

– Девять лет.

– Из-за денег или из-за женщин?

– Из-за драки.

– Из-за чего подрался?

– По молодости, соображал плохо, а на кулак был быстрый.

Этот плешивый хозяин взял меня. С чрезвычайно довольным видом он вытащил свои сигареты, протянул одну моему двоюродному брату, одну закурил сам. Брат пребывал в некоторой растерянности, а потому попытался уточнить наверняка:

– Так что, берете?

Сидящий на офисном стуле плешивый хозяин, свесившись набок, сказал:

– Мой младший брат десять лет обучался на доктора наук. А у твоего брата был срок девять лет, так что считай, что он тоже доктор. К знаниям я отношусь без пиетета, а вот талантливого человека мимо пропустить не могу.

С этими словами хозяин встал и сложенными в щепотку пальцами потянул меня за короткие волосы:

– Длиннее не отпускай, вот выдадим тебе униформу, сделаешь лицо посолиднее – и вид будет что надо.

А длинные волосы тебе не пойдут, стиль вольного художника не для тебя.

На обратном пути я зазвал двоюродного брата в ресторан сычуаньской кухни с «самоваром» . Во мне самом сейчас тоже, словно в котле, бурлили всевозможные эмоции. Перед своим двоюродным братом я готов был упасть ниц, ведь в разговоре с начальником я постарался избежать всякой отсебятины и действовал исключительно по подсказке брата. Он не только нашел для меня место заработка, важнее было то, что он помог мне поднять голову. Он был прав, когда говорил, что за девять лет «если не покроешься позолотой, так уж точно покроешься железом». Как там сказал хозяин клуба? «Практически доктор». Креветка идет своим путем, рыба – своим, курица не мочится, в общем, у каждого своя тропа. Вот надену еще униформу, и «вид у меня станет что надо». Я понимал, что значит это «что надо».

Униформа, о которой говорил хозяин клуба, на вид очень напоминала форму полицейского, может, это даже она и была. Рост у меня метр семьдесят восемь. На каменоломне я девять лет таскал на спине камни. И без слов понятно, как на мне сидела эта форма. У меня имелись все основания, чтобы увидеть себя полицейским. Двоюродный брат сказал точно: счастье не прячут, а беду спрятать и невозможно. Если на горизонте появляется счастье, то оно примчится к тебе на всем скаку, только если ты будешь его ждать. Ведь прошло-то всего ничего, а я уже из разряда заключенных перешел в разряд швейцаров ночного клуба. Если посмотреть со стороны, то ни дать ни взять республиканский гвардеец. Я пристально смотрел в зеркало, оттуда на этот мир спокойно и внушительно взирал полицейский. Вот и наступил этот день. Мой день.

Однако было кое-что, о чем я соврал хозяину. Меня взяли под арест вовсе не из-за того, что «соображал я плохо, а на кулак был быстрый», виною всему была женщина.

Я не собирался оставлять в покое мою лисицу, мою змейку. Мои преследования продолжались. Я обиделся и рассердился, но это вовсе не стало основанием для того, чтобы я оставил свою мечту. Напротив, гнев и обида подхлестнули меня так, что мое возбуждение только возросло. Теперь я еще сильнее, чем когда бы то ни было, думал о моей лисице, о моей змейке. В моих фантазиях она разгуливала пешком, ездила на велосипеде и время от времени оборачивалась. Она завладела всем моим существом. Я тревожился о ней, лишившись всякого покоя. Единственное, что поменялось, – теперь я очень боялся быть узнанным ею. К счастью, на улице похолодало, поэтому я прятался под капюшон ветровки и надевал темные очки. Этот высокохудожественный стиль прекрасно скрывал истинный облик «автора стихотворного жанра». Я вставал на площади Барабанной башни, внимательно высматривал и терпеливо ждал.

Однажды она появилась снова. Ее силуэт снова стал мне вознаграждением за терпение и веру. Благодаря темным очкам мир преобразился самым удивительным образом, все в нем выглядело призрачно-синим, включая мою лисицу. Ее появление было похоже на появление призрака, который при свете полумесяца неторопливо перемещался по своим делам. На самом же деле время было послеобеденное, и осенний диск солнца сверкал золотым блеском. Коль скоро темные очки смогли придавать солнцу схожесть с луной, мое преследование, соответственно, обретало все более неукротимую силу. Мне нравилось это ощущение, когда благодаря темным стеклам обыденная жизнь вдруг теряла свою обыденность и выглядела нереально, словно в сказке, притягивая своею нереальностью. Это ощущение кружило мне голову, каким же волнующим было это чувство!

На этот раз она поехала не на восток. Ее велосипед устремился по склону на юг от площади Гулоу. Я ехал за нею уже достаточно долго, но она и не собиралась останавливаться. Однако, приблизившись к кинотеатру «Духуа», она замедлила скорость и осторожно пересекла перекресток. Поставив на стоянку велосипед, она одна вошла в кинотеатр. Ну и славно. Возможно, это было как раз то, что нужно: пока она будет смотреть кино, я выберу укромное местечко и смогу спокойно смотреть на нее. Каждый мечтает о своем собственном кино, благодаря темноте у каждого сбываются свои мечты.

Когда я вошел в зал, фильм уже начался. Вверх по экрану плыли титры с именами исполнителей. Я снял очки и, успокоившись, стал медленно искать ее глазами. Обнаружить ее мне не удалось. Ну и ничего. Я ведь знал, что она где-то рядом, по сравнению с тем, что я чувствовал, выискивая ее, словно иголку в стоге сена, на площади, это было в сто раз легче. Прижавшись к стене, я начал перемещаться вверх от самого первого ряда к следующему. Я понимал, что все равно смогу найти ее. Когда же я наконец дошел до самого последнего ряда, то сердце мое оборвалось. Увиденное повергло меня в шок. Я нашел ее. Она полулежала в объятиях мужчины в очках. Пуговицы на ее блузке, ограничивающие доступ к груди, были полностью расстегнуты, туда проникла рука ее спутника, поглаживания которого самым бесстыдным образом отражались на шевелении ткани. Она же, кто бы мог подумать, закрыла глаза и, отвратительно раскрыв свой рот, томно вздыхала. Как она могла так вести себя, как? Я еще мог стерпеть свой позор, когда она опустила меня на улице, но увидеть ее в таком виде с мужчиной было выше моих сил! Кровь разом закипела во мне. Я стоял как дурак, взволнованный и взбешенный. Теперь я понял, что выражение «огонь ненависти» – это вовсе не метафора, в моей груди действительно бушевало пламя. Точно так же, как бумага воспламеняется от огня, сейчас она могла воспламениться и от меня. Меня словно подожгли, все на мне горело. Ради нее я готов был гореть до конца, пока не превращусь в пепел. Я снял ботинок и, словно кошка, подкрался к ним сзади. Обхватив мужчину за челюсть, я закрыл глаза и зарядил в него каблуком раз, потом еще раз. Сверх моих желаний послышался треск битого стекла. А пока я прокладывал путь к бегству, позади я услышал душераздирающий крик мужчины: