Охота на Химеру - Татьяна Полетаева

Как ни странно, чем дальше, тем все меньше мне хотелось хоть что–то делать. Бездумно висеть в потоке, наслаждаясь теплом и мельканием красок, лететь так, чтоб любая человеческая скорость казалась смешной, видеть контрасты и мгновенно переходить из одного состояния к другому. Смысла не было — нигде и ни в чем — и меня все больше охватывало состояние, подобное эйфории. Полное отсутствие ответственности, полная свобода. Где–то в глубине души я понимала, что со мной творится что–то не то, но крохотный огонек здравого смысла не мог пробиться на поверхность того омута, которым стало мое сознание.

Я скользила, струилась, наслаждаясь необычными ощущениями. Словно множество воздушных пузырьков нежно лопались на коже. Хотелось петь, летать, хотелось веселиться до полного самозабвения. Забыв обо всем, я наслаждалась самим фактом своего существования — впервые за долгое время меня ничего не тревожило. Я просто жила.

В памяти смутно мелькало, что я что–то хотела сделать. Да, заглянуть к кому–то. В памяти всплыло уверенное, слегка надменное лицо и номер мобильного. Даже не задумавшись, я запеленговала нужные координаты и вышла в реальность.

Это было еще смешнее — увидев меня, он сначала попятился, потом закричал. Я поморщилась — звуки мне совсем не нравились, и попыталась вспомнить, зачем меня сюда занесло. Двери в комнату распахнулись, и внутрь ввалилась целая компания, причем их лица были мне смутно знакомы. Решив, что чем больше народу, тем веселее, я захихикала, отчего на их лицах появилось очень странное выражение, а потом решила поиграть.

Самое удивительное — их происходящее почему–то совсем не веселило, даже когда я показала пару фокусов. Но мне становилось все забавней — при взгляде на их лица меня прямо начинало корчить от хохота. Один из них попытался дотронуться до меня, но я легко уменьшила плотность энергетического поля, составляющего мое тело, и его рука ухватила пустоту, а я опять захихикала. Мне было хорошо.

Почему–то один из присутствующих, тот самый, к которому я заглянула в гости, вел себя очень необычно. Когда я случайно подходила к нему, он очень медленно отодвигался, пока я, наконец, не решила, что ему очень хочется поиграть со мной в такую странную игру. Решив, что смысл игры я пойму позже, я широко улыбнулась и направилась в его сторону.

Он явно обрадовался, что я приняла его правила, поскольку быстро выбежал в коридор, едва не снеся с дороги всех остальных. Я двинулась следом, но один из людей протянул руку, пытаясь остановить меня, и что–то при этом говоря. Правда смысл сказанного ускользнул от моего сознания, но я пообещала поиграть с ним чуть позже, а потом просто проплыла сквозь него. Ему это так понравилось, что, когда я очутилась в коридоре, он выбежал и следом, и даже сумел говорить так, что я уловила его мысль — он не хотел, чтобы я уходила. Пообещав, что никуда не уйду — вот только немного поиграю с его знакомым, я завертела головой, пытаясь понять, куда он успел скрыться. Немного подумав, я поняла, что ему хотелось поиграть именно в прятки — и, обрадовавшись, что, наконец, все стало на свои места, я отправилась его искать.

Выбрав самый простой способ найти прячущегося человека, я еще сильней уменьшила плотность своего тела и принялась просто проходить сквозь стены. Как ни удивительно, это здание было полно народу, причем все вели себя до невозможности странно и неадекватно реагировали, когда я появлялась в очередном помещении и вежливо интересовалась, не пробегал ли тут кто–нибудь. Они роняли стулья, швырялись в меня предметами или убегали. Двое решили попрактиковаться в стрельбе, выбрав почему–то меня в качестве мишени. А самое главное, все они что–то кричали, причем понять, что именно, я не могла, и это начинало раздражать.

Появившись в очередной комнате, я остановилась и принялась оглядываться. Сама комната была пуста — но что–то мне не давало просто пройти мимо. Прошло довольно много времени, прежде чем я сообразила, что меня тут держит — работающий компьютер. Верней, выведенная на экран информация.

Давно я не получала данные в таком виде. Я сосредоточилась. Пытаясь осознать значение мерцающих значков, я замерла у машины. Слова были жесткими на вкус, но в то же время я их понимала. Гораздо четче, чем понимала то, что пытались мне сказать те люди, которых я встретила тут. Глаза легко скользили по строчкам: «…блокирование отделов мозга, отвечающих за эмоциональное состояние, скорее всего, приведет к стимуляции отделов, отвечающих за логическое мышление, и наоборот. Поэтому при выборе отдела мозга, в который будет производиться запись информации, следует учитывать тот результат, которого мы хотим достигнуть. Чем–то придется пожертвовать — но думаю, что снижение эмоциональной активности принесет только пользу…» Я знала эти слова. И когда–то знала человека, который их написал.

Эйфория словно испарилась — мне стало почему–то очень грустно и тоскливо. От компьютера я отойти не могла — я пролистывала страницы, и читала, читала… Почему–то это оказалось единственным способом получать информацию. Верней — единственным способом правильно интерпретировать полученные данные.

Феникс. Имя всплыло из глубины памяти и словно стало спусковой пружиной, запустившей цепочку ассоциаций. У Феникса были заблокированы отделы мозга, отвечающие за эмоции. Я мгновенно восстановило в мыслях прошлое. Контакт с Фениксом. Ощущение чужого следа в памяти. Мы обменялись не только силой — но и слабостью. Я поняла, что со мной происходит то же, что и с ним. Только, в отличие от него, в моем мозгу сейчас шла блокировка как раз тех отделов, которые отвечали за логику.

Я уселась на полу, обхватив колени руками — почему–то эта поза показалась мне очень удобной, и попыталась сосредоточится, но тут двери в комнату распахнулись. Я вполне теперь осознавала, что знаю этих людей — в памяти были лица и имена — но мне сейчас хотелось покоя. Я понимала одно — сейчас я ущербна, и именно поэтому почти беззащитна. Следовало…

Мысль опять ускользнула — меня тормошили, явно пытаясь привлечь мое внимание, а мне с трудом давалась даже самая простая логическая цепочка. Но когда я попыталась объяснить, что со мной происходит, почему–то получилось только хуже. Но меня обрушились вопросы, смысла которых я почти не улавливала, но зато хорошо чувствовала ту эмоцию, которая их наполняла — страх.

Мне это сильно не нравилось — я пыталась понять, что мне делать дальше, но сосредоточиться даже на самой простой мысли требовало невероятных усилий. Мне следовало подумать. Но не здесь. Было всего одно место, которое прочно ассоциировалось с безопасностью. И я отправилась именно туда.

* * *

Столица, частный санаторий, 27 августа. Виктор.

Виктор шел за Зориным и Зварыгиным, но куда они идут, его волновало мало. То, что кто–то стрелял в начальника службы безопасности, тоже не вызвало никаких эмоций. Ему было все равно. Информация откладывалась где–то на задворках сознания, он еще обдумает все это, но потом, потом…

Когда из комнаты, к которой они подошли, раздался крик, Зварыгин, распахнув дверь ударом ноги, ворвался вовнутрь, сам Виктор застыл как истукан, не веря своим глазам, а потом вошел следом, действуя, словно на автомате. К стене прижался Марк, лицо его было белым, как мел, а посреди комнаты стояла Тиль. Оглянувшись на них, она внезапно прижала ладонь ко рту и глупо захихикала.