Словарь Ламприера - Лоуренс Норфолк

Далеко-далеко внизу две фигуры на краю утеса пододвигаются ближе к обрыву. Одна пытается оторваться от другой.

— Да этот мальчишка, простофиля этот, — объяснила Бет. — Это была шутка, я тебе говорю. Может быть, у него завтра свадьба…

Назим уже почти не различал их силуэтов. Он пытался снова ускользнуть мыслями в прошлое, но на пути у него стояли эти женщины, их голоса.

— Кстати, а кто он такой? Я знаю, он друг Септимуса. Но все же кто он?

И тут внезапно Назим снова очутился и в подвале, и одновременно в розовой комнате, где наваб шепчет ему на ухо то самое имя, которое добыл Бахадур, чтобы позже он смог найти его обладателя. И вот он снова слышит это имя, которое прозвучало в ответ на вопрос: кто он? То самое имя; беззвучный радостный смех наваба. Назим широко раскрыл глаза, будто очнулся и увидал этот дар небес. Спасибо, думал он. Женщины перешли к другим сплетням, а образ Бахадура на одно мгновение затмился единственным словом, которое тот сам привез когда-то из Франции. Огонь трещал и плевался, пол скрипел под телами женщин, устраивавшихся спать. Проливной дождь уныло стучал по крыше и с шумом бежал ручьями по улице, вода просачивалась в подвал, и над домом завывал ветер. И во всех этих звуках Назиму чудились голоса, на разные лады повторявшие, нашептывавшие имя, прозвучавшее в комнате наверху.

— Септимус называл его Ламприером, — сказала Бет.

Это имя наваб шепнул ему на ухо. Ламприер. Он жив и живет в Лондоне. Его можно отыскать.

Тянулась ночь со своими тайнами и со своей ужасной погодой, рев воды снаружи истончался по мере того, как шли часы, и вот наконец в темноту вторглись первые лоскуты рассвета. Последние удары ливня обрушились наудачу; поднялось солнце, и крепчающий ветерок погнал остатки облаков к морю. Город сверкал глянцем дождевой воды, и тем, кто поднялся в это воскресное утро рано, приходилось прикрывать ладонями глаза от ослепительного блеска. Сердце Назима застучало, словно поршень, когда он услышал имя. Ламприер, жертва какого-то розыгрыша, пьяница, друг какого-то «Септимуса» — этого слова он не знал. Ламприер, чье имя проделало путешествие из Парижа в Индию, а оттуда — в Лондон, чтобы здесь возникнуть и предстать перед ним семнадцать лет спустя. Быть может, это один из Девятерых — тот, кто приведет его к остальным. Ламприер здесь, в Лондоне, и Назим разыщет его. Он пообещал себе это, лежа в подвале, и еще раз утром, когда проснулся, поднялся и выбрался через задний люк на улицу.

Дрожа от холодного утреннего воздуха, Назим занял пост в дверях дома напротив и ждал, когда появятся женщины. Час спустя он уже тихо ступал ярдах в двадцати позади Бет, которая вышла в том же измятом после сна голубом платье, что и вчера, и теперь шагала к месту условленной встречи через путаницу переулков и дворов, которые сбивали с толку следовавшего за ней Назима. Звон колоколов заглушал его шаги. Когда они подошли к кофейне на Галлоуэйз, он вспомнил это название из ночного разговора. Здесь Бет должна была встретиться с человеком, который оплатил шутку, сыгранную с Ламприером, который может заплатить еще за какие-то услуги, который заплатил за девушку по имени Розали. Возможно, это враг Ламприера. Возможно, его, Назима, самый главный союзник. Назим проследил за тем, как женщина вошла в кофейню, и через несколько минут последовал за ней.

Зал кофейни длинней, чем он думал. Вдоль стен его тянулись кабинки с высокими стенками, в каждой из которых стояли две скамьи и стол между ними. Интересовавшая Назима женщина выбрала кабинку в дальней части кофейни и уселась так, чтобы следить за входом. Она посмотрела на Назима, который пересек всю кофейню, чтобы занять последнюю кабинку рядом с ней, и снова устремила взгляд на двери. Назим сел спиной к дверям, прислонившись головой к разделяющей их перегородке. В эту минуту появился хозяин кофейни, и Назим заказал себе кружку кофе. Затем хозяин перешел к кабинке, где сидела женщина, и приказал ей уйти: «Женщин не пускаем». Последовал короткий спор, хозяин твердо стоял на своем, но неожиданно они, как показалось Назиму, пришли к пониманию. Женщина осталась сидеть на своем месте, а хозяин ушел за стойку в глубь кофейни. Назим услышал, как он ссыпает в ящик монеты.

Часы на задней стене зала отстукивали минуты. Назим терпеливо ждал того, кто условился здесь с Бет о встрече. За первой кружкой кофе последовала вторая. Минуты превратились в часы, и кофейня постепенно стала заполняться людьми. Уже миновал полдень, когда движение в соседней кабинке подсказало ему, что женщина поднялась, чтобы привлечь к себе внимание. Кто-то вошел в дверь, и, хотя кофейня была уже набита битком, Назим расслышал в общем шуме шаги, которые приблизились к соседней кабинке и остановились.

— Я подумала, вы про нас забыли, — раздался голос женщины.

Голова Назима находилась всего в нескольких дюймах от того, к кому была обращена жалоба, но ответа он не разобрал. Мужской голос, отраженный деревянной перегородкой, не долетал до Назима. Он слышал только Бет, и то не очень хорошо. От приветствий они быстро перешли к делам. В какой-то момент, видимо, были переданы деньги, затем они заказали еще кофе. Похоже, Бет расспрашивает о Розали, той девушке, о которой плакала другая женщина прошедшей ночью, но, видимо, Бет это не слишком занимало, и она скоро оставила эту тему. Теперь обсуждалось какое-то новое предложение. Она сама должна в чем-то принять участие, и это будет хорошо оплачено. Речь шла о каком-то маскараде, но Назим не смог расслышать подробностей, он понял лишь, что женщина согласилась. Назим был недоволен и едва сдерживал неотвязное желание заглянуть через перегородку, чтобы увидеть мужчину. Голос женщины стал обиженным; она хотела получить больше и утверждала, что в сочельник услуги стоят дороже. Сочельник, повторил про себя Назим. Место, молча твердил он, назови место.

— Прежде всего я должна думать о своей семье, — она пыталась набить себе цену. — Как я объясню своей семье, что буду работать в сочельник?

Но тут мужчина, видимо, потерял терпение, его голос прозвучал громче и яснее, чем прежде, так что Назим наконец хорошо его расслышал.

— У шлюх семьи не бывает, — резко произнес он и поднялся, чтобы уйти.

Назим узнал этот голос, и его рука дернулась от неожиданности, расплескав стоявший перед ним кофе. Это был тот самый низкий металлический голос, который он слышал в доках два дня назад. Спасителем женщины, этим плательщиком с безжалостным узким лицом был Ле Мара; Ле Мара был организатором проделок, которые устраивались над этим Ламприером. Услыхав, что его шаги удаляются по направлению к выходу, Назим поднялся, чтобы последовать за ним.

Анахарсис Скифский, изобретатель якорей, трута и гончарного круга, говорил, что каждая виноградная лоза приносит три грозди: гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь угрызений совести. Хлопала дверь, звонил колокольчик; на лестнице гремели сапоги. Спящего человека, который зарылся лицом в подушку, чтобы укрыться от стоявшего в комнате гама, обволакивало теплое постельное белье, насыщенное запахами его тела. Джон Ламприер проснулся и обнаружил, что глаза его залеплены коркой мертвецкого сна, а череп можно сравнить с хрупкой, ломкой бумагой. На глаза его навернулись слезы, размывая сон. Он разлепил веки, и солнечный свет ударил его в лицо. Под черепной крышкой стучала кровь, давя на мозг. Он перевернулся на спину и застонал. В обоих висках была свинцовая тяжесть, а кожу на лице, казалось, стягивала блестящая маслянистая пленка. Он попытался приподняться, но голову так заломило, что он снова откинулся назад и погрузился в состояние, которое походило на сон, но сном не было. Плод, который оставила после себя прошедшая ночь, был странным и горьким. Пока что, подумал он про себя, не надо делать вообще ничего. Но грохот сапог на лестнице все приближался, и вот дверь распахнулась. Топоча и ухмыляясь, в комнату ворвался Септимус.