Пасьянс на красной масти - Кирилл Шелестов

Вероятно, обет всегда говорить правду распространялся только на меня. Потому что сборы заняли у нее часа полтора. Если считать с того времени, когда я начал поглядывать на часы.

Наконец, она появилась, с расчесанными блестящими волосами, ослепительная в своем приглушенном макияже. Я и не знал, что обычные люди выглядят именно так. Может быть, я и впрямь мало двигался пешком. Кстати, пахла она новыми духами, из тех, что мы купили вчера. Но это меня не обманывало. Мягче она не стала.

— У меня на этой квартире совсем мало вещей, — пожаловалась она. — Их здесь хранить негде. Пришлось надеть вчерашнее платье. Не возражаешь?

Я не возражал.

На улице стоял солнечный майский день. Припекало. Во дворе с громкими криками бегали дети. У подъезда на скамейке грелась пара бабушек, уставившихся на нас с бесстыдным старушечьим любопытством. Рядом с ними, ткнув морду в лапы, спала облезлая желтая дворняга.

Напротив подъезда возле моих машин изнывала от жары смена Николая. Гоши не было видно. Зато подле «Мерседеса» Ирины ошивался нарядный Костя.

Ирина поздоровалась с бабками, я последовал ее примеру. Те не ответили.

— Машины-то свои отсюда убери! — сразу заворчала одна, словно только и дожидалась нас. — Весь проход людям загородила! Ходит сама вся расфуфыренная, ухажеров водит, а о людях не думает!

— Коли ты такая богатая, вот и живи в богатом доме! — подхватила другая. — А здесь нечего жить! Хоть бы уборщицу нам в подъезд наняла. А то грязь-то какая!

— А сами вы в подъезде прибрать не хотите? — язвительно отозвалась Ирина, ничуть не тронутая их выпадами. — Не я же там мусор бросаю!

— Сами! Ишь, чего придумала! — принялись возмущаться бабки. — Скажет тоже! Сами! Ты нам заплати за это, может, и уберем! Денег куры не клюют, а на людей копейку жалко.

Ирина только отмахнулась.

— Не обращай внимания! — беспечно посоветовала она мне. — Каждый раз с ними одно и то же.

Чувствовалось, что здесь она не пользуется народной любовью, но это ее мало заботило.

— Костя отгони, пожалуйста, мою машину на стоянку, — весело сказала Ирина своему охраннику. — Сегодня ты свободен. Я позвоню тебе, если понадобишься.

— Ирина Сергеевна, машину надо заправить и помыть, — нахмурившись, заметил он. — Да и джип, в принципе, тоже бы не мешало…

— Ты насчет денег? — откликнулась она. — Сейчас дам. Она полезла в сумочку, но я ее опередил, достав из кармана несколько купюр и протянув их Косте. Он не сдвинулся с места и даже не взглянул в мою сторону.

— Да бери, бери! — рассмеялась она. — А то у меня рублей все равно нет. Только доллары…

Он посмотрел на меня как на врага. Не говоря ни слова, он взял из моей руки деньги, повернулся и двинулся в сторону.

— Давно приехали? — спросил я у Николая, так, чтобы Ирина не слышала.

— А мы тут с ночи, — ответил он со свойственным ему каменным выражением лица. — Нас Гоша вызвал, сказал, что ситуация здесь серьезная. Дескать, надо бы за вами присмотреть. Ребята нас дождались и поехали домой отсыпаться. Гоша сказал, чтоб вы ему не звонили. Потому что днем он все равно к нам добавится, а вы будете ему запрещать и говорить, что у него выходной.

Гоша работал без выходных уже третью неделю. И упорно отказывался отдыхать. По этому поводу меня давно уже мучила совесть. Я решил сразу после выборов дать ему двухнедельный отпуск.

— Тебе не кажется, что Костя ревнует тебя ко мне? — небрежно сказал я Ирине, забираясь в машину.

— Не смеши меня! — фыркнула она. — Он работает у меня уже два года! Я к нему привыкла. Однажды он даже заступился за меня, когда Федор, пьяный, драться лез. А ведь Федор его мог за это уволить! — Она лукаво улыбнулась и добавила: — А если ты сам к нему ревнуешь, то это очень глупо с твоей стороны!

День города обычно проводился раза два в году: поздней весной и ранней осенью. На главной площади сооружалась огромная сцена, на которой самодеятельные ансамбли с утра принимались развлекать публику. Селяне из окрестностей привозили продукты и торговали ими либо тут же с грузовиков, либо в палатках.

Мы оставили машины неподалеку от площади и дальше двинулись пешком.

Народу было столько, что приходилось проталкиваться. Шум музыки со сцены перебивался грохотом, который доносился из динамиков, установленных в палатках. У каждого играла своя мелодия, причем, как водится, на полную громкость. Отовсюду доносился запах жареного мяса и лука. Как всегда, на народных гуляньях, жарили шашлыки.

Водкой и пивом торговали на разлив. На жаре народ быстро развозило, и хотя охрана старалась оберегать нас от пьяных, время от времени нас кто-нибудь цеплял. Особенно много было нетрезвых подростков. Они что-то развязно выкрикивали и беспрерывно матерились. Несколько девушек пытались танцевать, задевая друг друга и окружающих.

— Пошли к сцене! — на ухо мне прокричала Ирина, крепко держась за мою руку.

Я скорее угадал, чем услышал ее слова. Мы с трудом пробились к сцене. Народу здесь было еще больше, а от рева музыки мне сразу сделалось дурно. Я хотел увести ее куда-нибудь в более спокойное место, но в эту минуту на нас напал какой-то толстенький мужичок и сгреб в охапку.

— Ирина Сергеевна! Уважаемая! Меня Силкин прислал! — надрывался он, перекрикивая шум. — Он тут, на сцене. В толпе вас увидел! Просит к нему подняться.

Задрав голову, я увидел в глубине сцены Силкина со свитой чиновников. Меньше всего мне хотелось объяснять им, почему моя физиономия вдруг утратила цветущий вид.

— Иди, я подожду здесь! — крикнул я Ирине.

Она кивнула, быстро поцеловала меня в губы и отправилась за мужичком. Я видел, как они поднялись на сцену, как к ней бросился Силкин и долго сначала тряс, а потом неловко целовал ей руку. В окружении силкинских чиновников, одетых, как примерные ученики, в белые рубашки и черные брюки, она смотрелась яркой эстрадной звездой. Я помахал ей рукой, но она не увидела, занятая разговором.

Через некоторое время музыка на сцене стихла, и я смог облегченно перевести дыхание. Затем к микрофону подошел Силкин. Он несколько раз повторил «раз, раз, раз», проверяя громкость микрофона, и затем начал.

— Дорогие друзья, — приторно проговорил он.

— Ишь ты, друзьями мы ему стали! — услышал я позади себя голос. — А раньше где ж ты был, друг сердешный?

Я обернулся. Вплотную ко мне стояли полные тетки лет сорока, с бутылками пива в руках. Пили они прямо из бутылок. Рядом с ними крутилась пара неряшливых мужиков, тоже с пивом, видно, мужья. Всем им было весело и хорошо.

— Агитировать сейчас будет, — насмешливо продолжала та, что потолще, не обращая на меня внимания. У нее были короткие, вытравленные перекисью волосы, заплывшие глаза и грубое лицо ларечницы. — Лучше б деньгами отдал!