Хозяин Проливов - Ольга Игоревна Елисеева

Люди смеялись, спорили, со стуком сдвигали чаши, задирали друг друга, а Кассандра видела, что все они мертвы и лежат, кто на столе, кто под столом, с раскроенными черепами и стрелами, торчащими из спин. Увидев своего отца без головы, а ненавистного Париса в углу без кожи, освежеванного, как бычья туша, Кассандра издала истошный вопль.

Все мертвые разом повернулись к ней. Золотые пчелы исчезли. Мир вернулся на круги своя. Гости удивленно смотрели на царевну. Девушка вскочила, зажала пальцами рот и бросилась бежать из зала. Но споткнулась об подставленное древко копья. Аполлон только хмыкнул, отступая от упавшей: Кассандра должна была сполна познать ужас своего дара.

От боли в разбитых коленках царевну прорвало. Обернувшись к гогочущему залу, она закричала в красные потные рожи:

— Вы все погибнете! Вы все уже мертвы!

Восторг пирующих был неописуем.

— Во нализалась девка!

— Я видела ваши трупы! — захлебывалась Кассандра. — Вы лежали…

— Как-как я лежал? — передразнил ее кто-то из гостей, скрючив руки и свесив со стола голову, точно покойник.

Две рабыни кинулись к царевне, помогли встать и под руки повели из мегарона.

— Я видела Трою горящей! — не унималась та.

Вслед ей неслись издевки и улюлюканье.

Царский пир явил семейку Приама во всей красе. Два сына-недоумка и дочь-кликуша. Что скажет город? Город молчал.

Он всегда молчал, копя раздражение и усталость. У него бывали плохие дни. Этот из их числа.

Приам встал с ложа, снял с головы тяжелый толстый обруч с изумрудом и положил его на стол. Праздник был закончен. Казначей, стоявший рядом, немедленно принял корону. А двое охранников, подхватив владыку Илиона под руки, повели прочь из зала. Вслед за мужем из мегарона торжественно прошествовала царица. Она так и не признала второго сына, но покорилась воле богов, вернувших разрушителя ее прекрасного города.

Через месяц наследник троянского престола поднял покрывало над лицом Андромахи, и сопровождавшие ее амазонки громко прокричали: «Пеан! Пеан!» Гектор увидел, как прекрасно в зрелой женщине все, что казалось смешным в неуклюжей девочке-подростке. А царица, заглянув в глаза мужу, перестала жалеть о снятом поясе. Свадебная айва таяла у них на языке, обещая долгие годы счастья.

На исходе осени Парис отправился по торговым делам отца на юг и похитил у спартанского царька жену-красавицу. Разряженный гость из большого города, конечно, не мог не произвести впечатления на дикарку, привыкшую ходить по дому босиком и выслушивать от мужа упреки за не вычищенную из очага золу. Елена бежала, прихватив из дому три золотых ножа для резки баранины, серебряную гидрию с головой Горгоны и восемь локтей тонкого египетского льна. Это был неслыханный грабеж! Друзья Менелая собрались в поход.

Все было готово к большой войне. Боги на облаках метали жребий, на чью сторону встать. Но Геро, никогда не игравшая честно, смешала кости, и большинство оказалось «за» ахейцев. Лишь Аполлон, Афродита и Арес не покинули жителей Илиона. Исход был предрешен.

Левкон сидел у входа в палатку и чистил хозяйский меч. Только дурак доверяет оружие рабу. Но более склочной, базарной бабы, чем Ясина, бывший гиппарх не встречал за всю свою жизнь. А в плену всякого насмотришься.

Если уж ты разрешаешь кому-то ухаживать за лошадью, точить акинак и даже массировать забитые скачкой мышцы, позаботься, чтоб руки, которые тебя касаются, сами собой не норовили свернуть тебе шею! Но подобные тонкости были Ясине неведомы. Из восьми хозяев, которых сменил Левкон, мыкаясь сначала у скифов, потом у синдов и, наконец, попав к меотам, эта была самая отвратительная.

Ну ничего, он сейчас заточит ей меч! Так, чтоб надолго хватило. Плохую работу она, конечно, сразу заметит. Но Левкон лет с семи привык возиться с оружием. Он выправит меч так, что края станут острыми как у бритвы и… тонкими. Женщины это любят. Дотронешься пальцем, сразу пойдет кровь. Ясина будет в восторге. Пока во время боя край не обломится от первого же удара и она не останется с тупым щербатым акинаком в руке.

Подло? Подло. Но они не в поле съехались, чтоб проявлять благородство. Слабый не выбирает, как отомстить за себя. А Левкон сейчас слаб. Но он потому и выжил, чтоб отомстить. Каждому из восьми.

Громкий рев медных труб отвлек внимание раба. В лагерь меотянок у Коровьего Рога возвращалась царица. Весеннее кочевье ушло далеко за Тиритакскую стену, а там пошаливали скифы. Поэтому пара сотен во главе с самой Тиргитао вышли в степь, чтоб в случае чего поддержать своих.

Кавалькада царицы неслась по широкой дороге через лагерь, а меотянки высыпали из палаток поприветствовать Тиргитао и ее всадниц. Сам Левкон только сдвинулся в сторону от входа. Благо дело, меотийская палатка — это целая деревня: и плетень, и овцы под навесом, и кибитка за задним пологом, и очаг под открытым небом. Чуть зашел за ограду из ивовых веток — и тебя уже не видно. Кто он такой, чтоб царица замечала его непочтительность?

А вот сидевших у Ясины баб, таких же сук, как и она, как ветром сдуло на улицу. Все они обязаны были кланяться и колотить в щиты. Македа — та аж зубами скрипела. Тиргитао недавно вышвырнула ее из личной охраны и заменила…

— Вот она! Вот она! Стерва!

— Посмотрите на нее!

— Как заносится!

— На людей не глядит!

— Лошадь голова к голове с царской!

— Кому мы служим? Тиргитао или ей?

Левкон и не поднимая головы знал, кого они поносят. Рядом с Тиргитао скакала ее новая телохранительница Колоксай — Солнышко. Одного взгляда на нее было достаточно, чтоб понять, почему ее так прозвали. Не по-степному светлокожая, с рыжими длинными волосами, которые она вызывающе выпускала из-под шлема, в медно-желтых до блеска начищенных доспехах, да еще и на соловой лошади! Рыжее по рыжему на рыжем. Кому нравится, может считать золотым.

— Стерва! Только себя и видит!

— Думает, самая красивая.

— Никто ее красивой не считает.

— Ледащая кобыла! Одни кости!

«Ну это кому как». В принципе Левкон понимал, за что Колоксай не любят. Здесь готовы были перегрызть друг другу глотку за один благосклонный взгляд царицы. А тут ближайшая подруга, возможно, любовница. Скачет рядом, ест с одного стола… Но в Колоксай было еще что-то, заставлявшее любого испытывать к ней неприязнь и чувствовать безотчетный страх перед этой изящной молчаливой красавицей в щегольских, безупречно чистых доспехах.

Все знали, что она выполняет тайные приказы Тиргитао. Когда стало известно, что скифы убили своего царя Скила, никто не сомневался: без Солнышка дело не обошлось. В отличие от большинства меотийских всадниц — этих боевых слонов в полном вооружении — хрупкая Колоксай могла сойти и за танцовщицу, и за наложницу. Проникнуть куда угодно и откуда угодно уйти… Еще говорили, что в бою она не берет пленных.