Живые люди - Анна Сергеевна Родионова

только из Африки. Он поцеловал матери руку. Это было красиво. Даша захлопотала и поставила букет в самую дорогую хрустальную вазу и не пожалела воды.

– Откуда ты узнал, что у меня праздник? – спросила Марина Петровна.

– В редакции сказали. О-о, у вас шампанское! А я хотел тебя увезти.

– Куда? – спросил Игнат.

Он не доверял этому человеку.

– Ну какая разница, – сказала бабушка, – я готова куда угодно из этого заточения.

Хорошо посидели, поболтали. Игнат выпил и расслабился. Ему стало легко – как будто гора свалилась с плеч, теперь все проблемы пусть решает Олег. Называть его отцом не хотелось.

Потом бабушка попросила Дашу помочь ей собраться.

– Зубную щетку брать?

– Да, конечно, – ответил сын, – мы едем в путешествие.

– Далеко? – спросила Даша, помогая бабушке карабкаться по лестнице.

– Не очень, – засмеялся Олег.

Они остались вдвоем. Игнат не знал, о чем говорить. Отец спросил:

– Какие планы на жизнь?

– Хорошие, – уклончиво ответил Игнат.

Ему не нравился этот человек.

– Игнат, – крикнула сверху Даша, – бабушка спрашивает, а где ее шуба?

– Какая шуба, – весело ответил Олег, – плюс пятнадцать. Весна.

Игнат налил себе полный бокал.

– Ну давай за твои хорошие планы! – согласился отец и тоже налил себе шампанского.

Он был на кого-то похож, на какого-то отрицательного героя, но какого? Двойной агент из французского сериала. И эти очки – ну точно!

– А маску надо? – опять крикнула сверху Даша.

– Пусть будет, – опять очень весело крикнул Олег, как будто он вез свою мать на веселый венецианский карнавал.

– А паспорт? – засмеялась Дашка. Она вспомнила, как Олег увозил бабушку в Кремль.

– И паспорт давай, – еще веселее ответил Олег.

– Опять орден? – недоверчиво сострил Игнат.

Помолодевшая бабушка легко сошла вниз и обдала всех облачком хороших французских духов. На ней было дорогое легкое пальто и яркий шарф.

– Бабушка, какая ты красивая! – восхитилась Даша.

Олег связался с водителем.

– Бабушка, ты на бал? Ты Золушка?

– Да, мои дорогие, я это заслужила.

Игнат и Даша вышли во двор проводить свою Золушку.

Подъехала все та же навороченная машина – «тесла». Олег уважительно помог матери сесть сзади и сам уселся – рядом с водителем. Марина Петровна кокетливо махнула рукой, и машина уехала.

Игнат дернулся было вслед, но в этот момент зазвонил его мобильный.

– Я дома, – радостно сообщила Ольга Николаевна. – Я вызываю вам «Яндекс-такси». Только уберите все и хорошенько заприте дом.

– Мама, – спросил Игнат, – куда Олег увез бабушку?

– А он не сказал? Он нашел ей очень хороший дом для пожилых людей, частный, заплатил, кстати, очень немалые деньги. Я даже поразилась. Он такой скупердяй. А что, она была против? Но это единственное решение, в конце концов, ей почти девяносто…

Она еще стрекотала в трубке какие-то слова. Игнат отдал телефон сестре и пошел в дом. На душе было пакостно. Наверное, много выпил.

Он прошел по своему владению, попрощался с недавними воспоминаниями, наскоро собрал нужные вещи, забил два рюкзака. Наверх подняться не решился. В доме еще стоял запах французских духов.

Дашка молча отдала ему телефон и тоже стала собираться.

Они еще не понимали этого чувства – предательства, но догадывались, что это нехорошо. Не глядя друг на друга, как два соучастника, они прошли через калитку. Ворота были уже заперты.

Дом смотрел на них – он был пустой и мертвый. Обезлюдев, сразу постарел. Повелитель домашних женщин сдавал свои полномочия.

Подъехала машина. Они закинули свои рюкзаки в багажник. Сели на заднее сиденье. Восточного вида таксист загрузил навигатор, и такси тронулось.

Вдруг Дашка вскинулась:

– Бабушка букет забыла. Стойте, стойте!

Машина остановилась.

– Такие нарциссы! Давай маме заберем.

– Нет, – сказал Игнат, – маме они не нужны. Поехали.

И они поехали – разбрызгивая лужи прошлогоднего снега.

Букет остался в доме умирать. Как на кладбище.

Фима Чекмарёва

Она проснулась от ощущения, что ей плюнули в морду, даже слюна потекла по подбородку и закапала ночную сорочку с вышитым зайчиком. На тумбочке возле кровати лежал гламурного вида прошлогодний журнал – именно там ее лучшая подруга Вика Суковатая напечатала отвратительный пасквиль на нее и ее мужа Кондрата. Да, Кондрат был младше на двадцать пять лет, но он так классно постарел от жизни с ней, что они буквально сравнялись по ощущению своего возраста.

Именно такую пакость написала лучшая подруга по фамилии Суковатая. Говорящая фамилия, кстати. Раньше не замечала.

В спальню вошел Кондрат. При виде гламурного издания застыл, потом быстро забрал номер и унес. Он это делал каждое утро. Но Фима обнаруживала журнал в самых неожиданных местах и возвращала на место для усиления немного уже уставшего чувства обиды, которое надо было реанимировать, чтобы не попасть впросак. Это напоминало ей булгаковскую Фриду, которой подносили каждый день платок. Впрочем, кажется, там было не совсем так. Надо бы перечитать.

Надо бы столько всего перечитать, а сил нет, и глаза не видят. Почти. Раньше помогали сильные очки, она с ними умело справлялась, клала мазки крупно, ярко, уверенно. Маленький вернисажик в одной церквушке был вполне удачен – даже по каналу «Культура» показали. Потом занялась катарактой, заменила хрусталик – сначала на левом, потом на правом. Полдня видела ослепительно четко. Потом все вернулось к прежнему акварельному размыву.

Но вот эта Суковатая! Конечно, детская дружба была моментально забыта. Были забыты нежнейшие отношения их матерей, которые вынашивали своих дочерей практически в одно время. А как в детском саду Вике достался шкафчик с зайчиком, а ей с бегемотом. И как она рыдала, и как Вика моментально поменялась с ней шкафчиками. С тех пор дарила ей всякие вещички с этим зверьком.

И после всего она написала эту чудовищную подлость. Забыть все немедленно!

Только сейчас стало заметно, сколько в доме Викиных подарков – вязаные носки, именно их она как раз натягивала на пятки, и, конечно, на каждом по вышитому зайчику.

Чашки – она их так любила – там только ушки, но очень четкие.

Сумка от хорошей фирмы французской – Вика подарила года четыре назад, сказала, что у нее этого барахла полно, деть некуда. А ведь в боковом кармашке был якобы забытый магазинный чек со стоимостью сумки, а в другом, совсем потайном – таможня не обнаружит, – нежнейшая открытка, тьфу, с дедом Мазаем, и очень символическая сумма – для Вики символическая, а она на эту сумму прожила два месяца.

Надо бы выбросить всё – Кондрат настаивает, говорит, что отрицательные эмоции ей ни к чему. Он ее оберегает. Хотя ему-то что, не его мама вынашивала в животе детскую подружку. Жалко тетю Бусю, хорошая была женщина, не дожила до ее позора, да Буся вообще не дожила до того момента, когда шаровая молния бабахнула Вику по голове и она стала писать свои пасквили.

Фима никогда раньше не читала эти сочинения, хотя, боже, целая полка стоит, и все с дарственными подписями и этими мерзкими зайчиками. Вика называла эту печатку – мой экслибрис.

Кондрат даже пригласил