Временные трудности - Панфилов

во втором даньтяне, стоило вытерпеть мучения и преодолеть дикое сопротивление ци, желающей вернуться к привычному течению, как он вновь почувствовал себя слабым, беспомощным и жалким. Неудивительно, ведь количество внутренней энергии, доступной для использования, ощутимо, просто катастрофически упало. Фенг после этого попробовал как укрепление, так и усиление тела — их хватило лишь ненадолго, на считанные мгновения, после чего он обессиленно повалился на землю, хватая ртом холодный осенний воздух.

Недостатки использования двух даньтяней чем дальше, тем становились всё очевидней. Ци, которую вырабатывало тело Фенга, а также та, что он получал от окружающей природы, текла теперь в два места, разделяясь поровну. При этом ограничение нижнего даньтяня ограничивало и верхний, не позволяя вобрать и восстановить привычное количество ци. Попытки перенаправить ци из одного центра в другой тоже оказались безуспешными — попадая в даньтянь, внутренняя энергия обретала определённые свойства, которые мешали ей правильно взаимодействовать с другими центрами. Ци из нижнего даньтяня, пущенная в голову, вызвала там лишь боль и кровавые круги перед глазами, хотя, возможно, отчасти было виновато и то, что Хань тут же побежал и врезался в дерево, словно пытаясь выбить «неправильную» ци из головы. Ци из верхнего даньтяня, пущенная в тело, вызвала обострение всех чувств, и даже грубость крестьянского тела не спасла. В тот момент Хань подпрыгнул, заорал и потом еще долго чесался, словно хотел стряхнуть с себя ощущение миллионов невидимых лапок.

Он потратил немало времени, постигая границы и возможности того, что в итоге получилось. И поначалу ему захотелось просто развеять даньтянь в голове, чтобы сосредоточиться на развитии нижнего, который он считал для сражения с учителем всё-таки более важным. Остановило только одно — каким-то внутренним чувством он внезапно и отчётливо понял, что это действие необратимо. И что если он захочет когда-либо повторить, то придётся начинать с самого начала.

Теперь, когда он пробудил и овладел ци, стало понятно поведение героев во многих кристаллах. Раньше он удивлялся, почему герой, которого убили враги и он вернулся назад во времени в своё детское тело, чтобы отомстить, так долго растёт в силе? Ведь у него есть не только знания о попирающих Небеса техниках, но и опыт предыдущей культивации! То же самое касалось героев, которым враги уничтожили даньтянь, но им улыбнулась удача встретить скрытого эксперта или наткнуться на свиток с тайной техникой, что позволило начать заново. Делать что-то по проторенному пути всегда легче, но им почему-то заново приходилось проходить весь этот путь, шаг за шагом повышая свою ци, вместо того чтобы помедитировать недельку-другую и вернуться прямиком к своему старому уровню могущества.

Как убедился Фенг на опыте двух жизней, предыдущий опыт культивации ци почти не помогал. Теперь он бы сравнил культивацию не с умением каллиграфии или навыком рисования картин, а с кропотливым выкладыванием зернышко за зёрнышком пригоршни риса на доске го. Смахнув этот рис на пол, запросто его не вернёшь, придётся заново собирать и снова выкладывать, не менее кропотливо, чем раньше.

Проделанной работы было очень жалко, к тому же Фенгу очень нравился тот уровень восприятия, что давал даньтянь в голове. Не настолько нравился, понятное дело, чтобы забросить путь силы и остаться на стезе учёного — ведь помимо умения мыслить, требовалась способность к действию, без этого подлого учителя было не убить.

Не вышло и с развитием только одного даньтяня, чтобы использовать второй слабый только кратковременно, лишь по необходимости. Ци, которую получало и вырабатывало тело Фенга стремилась идти в каждый из даньтяней поровну. Усилием воли можно было изменить её ток, но до определённого предела, дальше сопротивление возрастало многократно, да и возникающая при этом боль заставляла терять сознание, в чём он пару раз убедился.

Он долго решал и колебался, ходил потерянным цыплёнком и даже несколько раз врезался в дверной косяк, отчего хижина ходила ходуном, а с крыши сыпалась рисовая солома. Родители посчитали, что он заболел, проявив при этом непривычное сочувствие — после положенных подзатыльников Фенгу разрешили работать не слишком тяжело, даже бегать вполшага.

Как выяснилось позже, колебания оказались спасительными. Фенг уже почти принял решение развеять даньтянь в голове, пожертвовав что затраченным временем, что обретённым восприятием мира, как неожиданно выяснилась интересная особенность обладания двумя даньтянями.

Ци из нижнего обрела повышенную чувствительность, её стало возможно направлять намного точнее и производить гораздо более тонкие манипуляции. Ну а ци из верхнего неожиданно получила дополнительную силу, благодаря чему, приложив толику стараний, стало возможно проникать взором вглубь земли или даже камня. Эти изменения оказались настолько мягкими и коварно незаметными, что, будь Фенг немного решительней, то он просто не успел бы их почувствовать.

К сожалению, проблема развития силы всё так же оставалась. Ци текла поровну в два даньтяня, каждый из которых становился сильнее в два раза медленней. Но и тут у Фенга нашлось решение. Та попытка узнать имя учителя показала, что боль, через которую он прошёл, вбирая ци до предела, оказалась вовсе не напрасной. Да, весь следующий день оказался очень тяжёлым, его выворачивало и шатало, но через несколько дней он ощутил, что количество ци ощутимо возросло! Так что теперь, если он сможет закачивать ци в два даньтяня до упора, если будет терпеть невыносимую боль, если не убьёт или не покалечит себя в процессе, то сможет справиться с развитием обоих даньтяней не только почти с той же скоростью, что и раньше, но даже немного быстрее!

Он понял, что третий, сердечный даньтянь, следует открыть как можно раньше. Ведь третий даньтянь — в полезности которого теперь Фенг ни капли не сомневался — добавит какое-то новое невероятное свойство первым двоим. И чем раньше это сделаешь, тем меньше ущерба себе нанесёшь, и сделаешь тем меньше придётся навёрстывать былую силу!

☯☯☯

Если бы Фенга кто-то спросил, чем он занимается, у него бы не нашлось ответа. И даже не потому, что он этого и сам не знал, и вовсе не из-за того, что у него хватало слов — за эти месяцы он много раз спорил с братьями, сёстрами и деревенской детворой, чтобы отточить искусство сражения на языках. Нет, конечно же, никаких «поединков разума» — эти слова будили плохие воспоминания. Но давным-давно он решил воспринимать словесные перепалки тоже как тренировки. Ведь что может быть ближе к упражнениям разума, чем удачно подобранное слово, произнесённое не когда-то потом, может даже в спину уже забывшего о тебе оппонента, а вовремя, в самый нужный момент?

Просто сказать: «Я пробую камни на вкус»?