Дань псам. Том 1 - Стивен Эриксон

Однако даже без Чикова предостережения соглашаться Нимандр не собирался; сородичи, к счастью, тоже. Так они и стояли толпой на пороге, неуютно поглядывая по сторонам. В тесном помещении царил приторно-гниловатый запах пота и как будто свежеразлагающихся трупов.

Клещик подошел к Нимандру. Оба смотрели, как Чик проталкивается к стойке, а Десра неотступно следует за ним.

– Кувшин вина? Здесь? Ох, едва ли.

Нимандр склонен был согласиться. За каждым столиком народ прикладывался к одинаковым бутылкам с длинным почерневшим горлышком.

Бормотание усилилось, напоминая нескладное мычание коров на бойне. Какой-то тощий, скрюченный старик вдруг упал лицом на дощатый пол. Противно хрустнул нос. Стоявший позади мужчина будто бы этого не заметил и прошелся ему по пальцам.

– Где жрец? – спросил у них из-за спины Ненанда. – Это ведь он нас сюда позвал.

– Знаешь, Ненанда, – не оборачиваясь, произнес Клещик, – я в кои-то веки рад, что ты здесь и держишь руку на мече. Не нравится мне все это…

– Никто нас не тронет, – бросил Ненанда, но по голосу было ясно, что слова Клещика ему польстили. – Пока Чика нет рядом, скажу вам вот что: он всех нас презирает.

Нимандр медленно обернулся к воину, а Клещик сказал:

– Мы заметили. И о чем тебе это говорит, брат?

– Он видит только то, что желает видеть.

Кэдевисс слушала их разговор, и Араната тоже. Кротость у нее на лице ни с того ни с сего уступила место другому выражению, которое Нимандру было хорошо знакомо.

– Забудь об этом, Ненанда, – сказал он, чувствуя, как под одеждой его вдруг прошиб пот. – Это все не важно.

– Нет, важно, – возразил Ненанда. – Он должен знать, почему мы выжили в стольких боях, когда другие пали. Он должен понять.

– Не надо, забудьте, – настаивал Нимандр.

– Нет, на этот раз Ненанда прав, – сказал Клещик. – Прав, Нимандр. Чик решил отвести нас к этому своему Умирающему богу. Мы для него будто вещи, бессловесные…

– И бесполезные, – вставил Ненанда.

Нимандр отвернулся. Селяне падали один за другим, а потом начинали извиваться в лужах собственной блевоты, закатывая от экстаза впалые глаза.

– Если это из-за меня вы… лишились голоса, то простите.

– Прекрати нести чушь, – дружелюбно отмахнулся Клещик.

– Согласен, – сказал Ненанда. – Поначалу я злился на тебя, Нимандр. Не мог понять, почему ты молчишь. Этому самозваному Смертному мечу Тьмы стоило бы знать, кто мы и через что прошли. Потом попробовал рассказать сам, но без толку. Чик никого не слушает, кроме себя.

– А как же Десра? – спросил Нимандр.

Ненанда фыркнул.

– Она скрывает свою собственную тайну.

Такой проницательности Нимандр от него не ожидал. Однако вопрос был задан не за этим.

Клещик, впрочем, истолковал его правильно.

– Десра по-прежнему одна из нас, Нимандр. Если возникнет необходимость, она придет на помощь, не сомневайся.

– Верность едва ли числится среди добродетелей Десры, братья, – произнесла Кэдевисс презрительно. – Не стоит на нее рассчитывать.

– Хорошо, Кэдевисс, – отозвался Клещик, подтрунивая над ней, – на какие же добродетели Десры нам стоит рассчитывать?

– Когда заходит речь о выживании, чутье Десру не подводит, – ответила Кэдевисс. – Никогда. Она способна оценить ситуацию лучше и четче любого из нас. Вот в этом ее добродетель.

Чик тем временем возвращался. Десра теперь висела у него на левой руке, как обычная перепуганная женщина.

– Умирающий бог скоро явится, – сообщил Чик. Цепочку он убрал и, хотя ему явно было не по себе, излучал готовность к насилию. – Вы все уйдите. Я не хочу отвлекаться, если дело обернется скверно. Мне некогда будет вас защищать, и уж тем более я не собираюсь отвечать за вашу гибель. Так что убирайтесь, если жизнь дорога.

Вспоминая этот момент впоследствии, Нимандр понимал: надо было воспротивиться приказу, посмотреть в глаза Чику и убедить его, что он им не хозяин. Но вместо этого Нимандр обратился к остальным:

– Уходим.

Ненанда вскинул брови, дернул щекой, но ничего не сказал и, развернувшись, покинул таверну.

С выражением лица, похожим на стыд, Клещик отцепил Десру от Чика и вывел наружу. Араната встретилась взглядом с Нимандром, кивнула – смысл жеста он не понял, поскольку глаза у нее совершенно ничего не выражали, – и вместе с Кэдевисс покинула заведение.

– Приятно видеть, как четко ты выполняешь мои приказы, – бросил Чик задержавшемуся Нимандру. – И как остальные всё еще слушаются тебя. Впрочем, – добавил он, – это ненадолго.

– Не связывайся ты с этим Умирающим богом, – попросил Нимандр. – Во всяком случае, не сейчас и не здесь.

– Замечательный совет. Я и не собираюсь с ним связываться. Просто хочу взглянуть.

– А если ему не понравится, как ты на него смотришь?

Чик оскалился.

– А почему, по-твоему, я отправил вас всех подальше? Давай, Нимандр, отведи своих перепуганных птенчиков на постоялый двор и успокой их.

Нимандр вышел наружу, в освещенную величественным звездным сиянием ночь. Его сородичи плотным кольцом стояли посреди главной улицы. Птенчики? Что ж, со стороны похоже. Мычание в таверне стало еще более исступленным и словно отзывалось эхом из окружающих холмов и полей.

– Вы слышите? – подал голос Клещик. – Нимандр, ты слышишь? Пу́гала… пу́гала поют.

– Матерь Тьма, – в ужасе прошептала Кэдевисс.

– Хочу посмотреть на какое-нибудь из полей, – произнес вдруг Клещик. – Прямо сейчас. Кто со мной?

Никто не вызвался.

– Пойдем вдвоем, – сказал Нимандр. – Остальные – на постоялый двор. Ненанда, ты стоишь в дозоре до нашего прихода.

Ненанда повел женщин в укрытие, Нимандр с Клещиком смотрели им вслед, а затем отправились в переулок. Их сапоги гулко стучали по пыльной, утрамбованной земле. К мычащему хору присоединился еще один голос – вопль боли, который доносился из храма и был исполнен таким страданием, что у Нимандра подкосились ноги. Клещик тоже пошатнулся и упал на колени, но все же сумел подняться.

Утирая брызнувшие из глаз слезы, Нимандр заставил себя пойти следом.

Вокруг тянулись брошенные огороды, где валялись плуги и прочие инструменты. Борозды заросли сорняками, в лунном свете напоминавшими клочья седых волос. Боги, они совсем ничего не едят. Только пьют. Это пойло насыщает их, медленно убивая.

Кладбищенские завывания понемногу утихали, но Нимандр знал, что это ненадолго. Полночь, в таверне массово пьют зловонный нектар, призывая тем самым бога – открывая врата в его разрывающуюся от боли душу. Подпитываясь муками бессмертного, верующие бьются в экстатических судорогах. Нимандр отчетливо представлял перепачканные рты, извивающиеся черные языки, глаза, утопающие в грязных ямах. И старика с разбитым носом и оттоптанными пальцами…