Башни заката - Лиланд Экстон Модезитт

Стоящий у распахнутых дверей Креслин переминается с ноги на ногу, размышляя, не ошибся ли он, оставшись в повседневной одежде.

Мегеры не видно, хотя Алдония заверила его, что та скоро прибудет. Служанка прячет глаза, ее окутывает печаль.

— Нервничаешь? — спрашивает Креслина герцог.

— Еще как, — признается юноша, все так же переминаясь с ноги на ногу. Он даже завидует прислужнице: по отношению к кому-то Мегера, оказывается, может быть добра…

— Прими мои поздравления, а заодно соболезнования, Маг-Буреносец. Моя кузина почище любой из тех бурь, какие тебе случалось вызывать.

— Я начинаю это понимать.

— Понимать что? — слышится гортанный женский голос. Креслин оборачивается.

Мегера. В голубом и золоте. У Креслина перехватывает горло.

— Спасибо тебе, суженый, — говорит она с едва заметной, но теплой улыбкой, похожей на выглянувшее после грозы солнышко. Выглянувшее и мгновенно спрятавшееся. — Документы готовы? — интересуется невеста обыденным тоном.

— Все на столе, недостает только моей подписи и печати, — отвечает Корвейл. — Буду счастлив подписать их — хоть до, хоть после церемонии.

— Можно после, но только сразу, — говорит Мегера, и холод в ее голосе заставляет Креслина поджать губы. Что они вообще делают? Но есть ли у них иной выход? Его взгляд возвращается к Мегере, вбирая нежно-кремовую, слегка веснушчатую кожу, зеленые глаза, способные рассыпать искры и метать молнии, красивый прямой нос, стройную фигуру…

— Прекрати это сейчас же… — ее слова не слышны никому, кроме Креслина, и холодны как лед. Юноша переводит взгляд на распахнутые двойные двери и черный Престол.

— Начнем? — спрашивает герцог.

Креслин поворачивается к Мегере, сделавшей шаг вперед и вставшей рядом с ним.

— Придется пройти через это, — говорит она.

— В этом нет необходимости…

— Есть, если я хочу выжить, — откликается она шепотом и уже чуть громче добавляет: — Приступай, дорогой кузен.

Герцог расправляет плечи и направляется к Престолу.

Мегера касается руки Креслина. Он протягивает свою, но она не берет ее, и они движутся вперед сквозь ряды свидетелей, бок о бок, но не прикасаясь друг к другу.

— Во имя гармонии и при извечном присутствии хаоса, каковой может быть отстранен, но не устранен, мы собрались вместе, дабы засвидетельствовать стремление двух душ усугубить гармонию своим единением… — герцог легко читает свиток, и голос его более глубок и звучен, чем показалось Креслицу при приватной беседе.

— …станете ли вы стремиться поселить в ваших сердцах понимание и гармонию?

— Да, — отвечает Креслин.

— Насколько смогу, — отвечает Мегера.

— Подтверждаете ли вы свою преданность друг другу и высшей гармонии?

— Да, — отвечает Креслин.

— Если позволит Тьма, — едва слышно отвечает Мегера. Герцог хмурится, но тут же разглаживает лоб и возглашает:

— Итак, пред ликом ежедневно создающейся и воссоздающейся гармонии и во свете извечно присутствующего хаоса я скрепляю узы этого высокого союза, соединяя две души в гармоничное единое.

Креслин понимает: от него требуется некое действие, однако Мегера даже не шелохнулась.

— Поцелуй ее хотя бы в щеку, — шепчет герцог.

Повторять не приходится: Креслин наклоняется и нежно касается губами ее кожи. Щека Мегеры оказывается солоноватой от струящихся из глаз слез.

«…так красив…»

«…даже серебряные волосы выглядят естественными. Его это не портит…»

Не обращая внимания на перешептывание, Креслин вновь предлагает руку, и на сей раз Мегера принимает ее. Рука об руку с ним, с высоко поднятой головой, она шествует назад к дверям мимо немногочисленных домочадцев герцога. И мимо пухленькой служанки в кремовом и голубом, рыдающей навзрыд. Креслин сжимает губы, стараясь не обращать внимания на жжение в глазах.

— Но, милостивая госпожа… — настаивает девушка. — Ты ведь суб-тиран, а теперь еще и регент-соправитель. Хотя бы одна служанка должна сопровождать тебя…

— В моем свадебном путешествии? — прерывает ее Мегера с печальным смешком. — Думаешь, мой новоиспеченный муженек хочет, чтобы ты стала свидетельницей наших брачных утех?

Служанка переводит взгляд на сложенные на полу седельные сумы.

Мегера отпивает глоток из чашки.

— Я говорила с Корвейлом и Хелисс. Ты можешь остаться у них как вольная служанка. Захочешь — уйдешь в любое время.

— Милостивая госпожа очень добра, но я предпочла бы поехать с тобой.

— На Отшельничий? На заброшенный, почти необитаемый остров? — глаза Мегеры останавливаются на слегка округлившемся животе служанки. — Отшельничий — не самое лучшее место для рождения ребенка.

— Милостивая госпожа…

— Алдония, раз уж тебе так этого хочется, то, если вы с ребенком будете здоровы, а я все еще… способна оказывать помощь, ты сможешь последовать за мной на Отшельничий. Я скажу Корвейлу, он распорядится.

Молодая прислужница расцветает в улыбке:

— Милостивая госпожа очень добра. Жаль, что Креслин этого не понимает.

— Я вовсе не добра, и он это знает. Не добра, хотя иногда об этом жалею, — Мегера поднимает руки. Рукава, ниспадая, обнажают белые шрамы. — Вот что не дает мне забыть. Из-за него я…

Служанка снова улыбается:

— Я думаю, в душе он хороший. И вполне мог бы тебя полюбить.

— Возможно. Только быть «хорошим в душе» не всегда означает оказаться таковым даже в словах, не говоря уж о поступках, — рыжеволосая выглядывает из окна, всматривается в отбрасываемые восточными стенами замка утренние тени и заключает: — Дражайшая сестрица заставила меня усвоить это крепко-накрепко.

Печаль в глазах рыжеволосой хозяйки сгоняет улыбку с лица Алдонии.

— Он в Вергрене, в замке герцога, — сообщает Хартор Высшему Магу.

— Откуда ты знаешь? Из своих обычных источников?

Грузный человек ухмыляется:

— Золото порой творит большие чудеса, чем магия хаоса и магия гармонии вместе взятые. Корвейл нервничает, как неоперившийся птенец.

Высший Маг понимающе кивает:

— Я полагаю, ты делаешь все возможное, чтобы заставить герцога нервничать еще сильнее.

— Мы постарались, чтобы он узнал о повторном созыве маршалом ее отрядов в Сутии.

— Как насчет самого Креслина?

— Мне донесли, что он перебил целую шайку разбойников.

— Не преувеличивай, Хартор.