Опасная связь - Серж Жонкур

– Аврора, что это за тип, с которым ты приходила блефовать к Кобзаму?

У нее перехватило дыхание. Она знала, что Людовик все слышит и наблюдает за ней. В долю секунды, она даже сказать ничего не успела, выражение на его лице вдруг совершенно изменилось, и тогда она отвернулась, снова стала смотреть в окно, в сторону своей квартиры, словно хотела, чтобы Людовик больше не слышал ее, не догадался, о чем они говорили по телефону.

– Так что это за мужик?

– А тебе зачем?

– Чтобы знать, должен ли я упоминать о нем.

– Кому упоминать?

– Ну, этого я пока не знаю.

– Кобзам тебе о нем говорил?

– Да, и могу сказать, что это здорово вывело его из себя – это ж надо, явиться к нему с этим громилой.

Аврора не знала, ни что отвечать, ни какой позиции придерживаться, она повернулась к Людовику, он смотрел ей прямо в глаза, и она не смогла подавить дрожь, сказав себе самой, господи, во что я его втянула… Тогда она попробовала взяться за это с другого бока:

– Слушай, это был всего лишь консультант. Мне требовался совет. И вообще какого черта, ты за моей спиной губишь фирму, чтобы отдать ее в руки тем, кто нам же должен деньги. Тебе не кажется, что у меня был повод для опасений?

– Я все это делал ради бренда!

– Ну да, тебе еще спасибо надо сказать. Мой компаньон топит компанию, чтобы подать ее на блюдечке стервятникам, покупателям лома, а меня отодвинуть в сторону, ты находишь это нормальным?

– Аврора, нам надо срочно расширяться, надо переходить к духам и косметике, иначе мы пропали.

– Ты же не был таким, Фабиан, сейчас все, что тебя интересует, это цифры, ты хоть отдаешь себе отчет, что готов отнять мое имя, а меня посадить на договор, под вашим контролем, и ты думаешь, быть может, что я позволю сделать с собой такое?

– Я по крайней мере с киллером не связывался…

– Никакой он не…

– Вот и доказательство!

Аврора вернулась в комнату. Похоже, Людовик восстановил все подробности их разговора и, не вставая, сделал Авроре какой-то знак, который она не поняла. Между голосом Фабиана, который она больше не могла слышать, и странным жестом Людовика она почувствовала себя совершенно потерянной. Направилась в ванную, зашла как можно дальше и чтобы взять верх над Фабианом, бросила ему, что у нее есть адвокаты, что она передала дело им, что дешево он не отделается, она все это так не оставит. Фабиан ответил ей с величайшим спокойствием:

– Аврора, даже не думай напасть на меня. Да и в любом случае у тебя нет такой возможности.

– Почему же это?

– Нам надо увидеться, Аврора. Надо поговорить, потому что тут есть кое-что, и это все меняет.

– И что же все меняет?

– Кобзам мне сказал, что этот тип, с которым ты путаешься, угрожал ему, и у него есть доказательства.

– Это вранье, блеф…

– Зайди, я на работе.

– Нет. Не там. Я не могу. Не могу выходить, болею, совсем расклеилась.

– Завтра?

– Что? Ты хочешь сказать, что в воскресенье будешь на рабочем месте?

– До завтра, Аврора.

Она посмотрела на телефон в своей руке, словно на оружие, которое только что выстрелило. Вернулась в комнату, Людовик смотрел на нее с выражением, нюансы которого ей не удавалось определить. Аврора уже ничего не понимала, как она могла не принимать в расчет свое настоящее бессилие, свой жар, ломоту и разбитость, вдруг все это разом навалилось на нее.

– Как думаешь, что он может нам сделать?

Людовик молчал, потирая себе лицо, пытаясь избавиться от приставшего к нему липкого пота, от тревоги, из-за которой оно кривилось, как от отравы. Когда он начал вставать, Аврора подошла к нему и попросила не двигаться, и он снова сел на край кровати. Аврора легла и, свернувшись калачиком, положила голову ему на колени. Несмотря на тревогу, которой наполнилось все, она прильнула к нему, словно не хотела никуда уходить отсюда. Людовик долго сидел молча, гладя ее по волосам. Потом, глядя в окна напротив, сказал, что ей лучше вернуться домой, на той стороне наверняка уже забеспокоились, куда она пропала… Аврора ничего не ответила. Не сказала ему, что сегодня вечером осталась одна, что там никого нет, что сегодня в их распоряжении вся ночь, только для них двоих. Не осмелилась ему признаться, не находила слов. Впрочем, может, ему это в тягость и он всего лишь хочет остаться один.

– А что, если я посплю здесь? – спросила она в конце концов.

Людовик не знал, что ответить, уже не знал, играет ли она с ним или проверяет, и зачем надо это делать именно сейчас? Эта неясность только добавляла ему тревоги и все запутывала. В этих обстоятельствах он не мог поверить, что она предается провокациям такого рода. Но была ли она в самом деле готова рискнуть и остаться спать здесь, в то время как семья ждала ее там?

– Ну так как?

– Аврора, я не знаю, что ты на самом деле понимаешь под «поспать здесь»… Тебя ведь ждут напротив.

– Я сегодня осталась одна, они все уехали. Сегодня я могу спать с тобой, есть с тобой, быть с тобой.

Говоря это, она потянулась, чтобы еще теснее прижаться к его бедрам, чтобы совсем слиться с ним.

– Ты здесь у себя дома, – заверил ее Людовик.

Аврора обняла его за талию, пристраиваясь еще ближе, обхватила руками, как обхватывают подушку, чтобы заснуть. И в самом деле заснула. Она уже спала. Он это почувствовал по ее замедленному дыханию. Тихонько погладил ей лицо кончиками пальцев, но она не отреагировала. Ее дыхание было как у простуженного ребенка. Он оказался зажатым в ее объятиях. Не осмеливался пошевелиться. Оттуда, где он сидел, ему были видны деревья в темноте, верхняя часть окон напротив с равномерным помигиванием иллюминации на рождественской елке. Несмотря на боль в бронхах и горле, ему хотелось курить, но он не хотел будить ее, поэтому не посмел бы ни дотянуться до пачки сигарет, ни дымить рядом с ней. И все же ему позарез была нужна эта сигарета, потому что у него голова шла кру́гом, и не только из-за собаки, но также из-за уверенности, что Кобзам говорил о нем с Фабианом, и, оттолкнувшись от этого, Фабиан мог запросто свалять дурака и начать играть ими. А для этого у него были все карты на руках. Единственное средство выяснить, что известно этому подонку, это прихватить его и спросить в лоб. Но он не мог ничего сделать. Аврора тоже. Она спала. И ему оставалось только снова и снова обдумывать все это. Сидя в полной темноте и тишине, он перебирал все варианты и заранее представлял себе картину: Фабиан говорит о нем в окружении Кобзама, потом в полиции, сообщает им о так называемых угрозах, семья сопоставляет это с ранением собаки, и в конце концов на него могут повесить тот пункт обвинения, в котором он считал себя полностью оправданным. Не удары, раны или нападение, а «неоказание помощи лицу, находящемуся в опасности», то есть «непреднамеренное убийство». И это хоть и непреднамеренное, но все же преступление обернется против него, да и против нее тоже. Аврора в полной мере не оценила ситуацию, но незачем тревожить ее попусту, это ничего не решит, в худшем случае вынудит ее сбежать, а он боялся потерять эту женщину, нисколько ею не обладая, он уже боялся, как бы она не сбежала, не спаслась бегством. Не иметь возможности двигаться, не иметь возможности покурить сводило его с ума, но он крепился, по-прежнему лаская ее лицо.