Гарнитур из электрических стульев - Наталья Александрова

На столе дежурной в соответствии с требованиями времени стоял компьютер. Даша, оглядевшись по сторонам, уселась за стол и уставилась на экран. Довольно быстро разобравшись в несложной системе, она нашла список больных, находящихся в отделении, и начала его торопливо просматривать.

Первым в списке стоял Н. И. Абрикосов. Хотя первая буква и не соответствовала искомым инициалам, Даша на всякий случай прочитала полное имя больного. Его звали Нестор Ильич, что никак ей не подходило. Следующим шел Л. О. Арбузов. Даша уже подумала, что больные подобрались исключительно с фруктово-ягодными фамилиями, но за Арбузовым последовал Белоцерковский, а потом даже Выхухолев.

Инициалы ни у одного не совпадали с нужными. Даша уверенно двигалась по списку.

Головко Е. А., Дроздюк М. П., Сардинелли К.С, простенький Трофимов О. И.

Список заканчивался Ярошем С. В. Ни одного больного с подходящими инициалами Даша не нашла. Она сидела, растерянно уставившись в экран, как вдруг за спиной у нее раздалось вежливое покашливание.

Даша вздрогнула и, быстро придумывая правдоподобное объяснение тому, что она копается в чужом компьютере, обернулась.

У нее за спиной стоял невысокий пузатый старичок с пышными седыми усами в веселенькой голубой пижаме в желтую полоску.

— Я извиняюсь, — начал старичок, увидев, что на него обратили внимание, — вы вроде новенькая.

— Да, я… как бы… на практике… — забормотала Даша.

— Это хорошо, — удовлетворенно кивнул он, — значит, вы еще не прониклись этим торгашеским духом.

— Чем? — Даша изумленно уставилась на больного. — Чем я не прониклась?

— Здесь, — усатый старичок обвел окружающее его пространство рукой, — здесь все пропитано духом коммерции!

— Ну, — она растерялась и не знала, как отвадить настырного старика, чтобы закончить наконец свое дело, — ну это ведь и есть коммерческое отделение… Что же вы хотите?

— Я хочу, чтобы ко мне наконец прислушались! — с пафосом произнес больной. — Я несколько раз обращался к администрации, но мой голос не был услышан!

— Я вас слушаю, — покорно проговорила Даша, чтобы поскорее отвязаться от этого зануды.

— Я требую, чтобы телевизионные программы составлялись с учетом интересов прогрессивной части больных! А то что мы наблюдаем? Засилье низкопробной голливудской продукции, боевиков, этих… как их… триллеров, докатились даже до еротики! А где настоящее кино? Где правдивые жизнеутверждающие картины? Где «Свинарка и пастух»? Где «Надежда и опора»? Где, я вас спрашиваю, «Кубанские казаки»?

— Но… извините… администрация больницы не составляет телевизионные программы!

— Это не ответ! — громогласно возмутился старикан. — Если мой голос не будет услышан, я потребую досрочной выписки!

«Выписка, — подумала Даша, — может быть, Виктор Илларионович уже выписан?»

В углу экрана она нашла значок «Выписка» и торопливо щелкнула по нему мышью, на время отвернувшись от усатого правдоискателя. На экране развернулся новый список, гораздо короче первого, — список только что выписанных больных.

И в этом списке под четвертым номером значился В. И. Сивоконь, который при ближайшем рассмотрении оказался Виктором Илларионовичем.

Год рождения тоже вполне соответствовал внешнему виду таинственного собеседника Лизы Бачановой.

Даша вытащила из кармана халата листок бумаги и ручку и торопливо записала данные Виктора Илларионовича.

Любитель жизнеутверждающего кинематографа за ее спиной возмущался равнодушием медицинской общественности к коренным проблемам современности, а с другой стороны к посту спешила запыхавшаяся дежурная сестра.

— Ты кто? — спросила она Дашу, подходя к своему столу.

— Практикантка из рентгенологии, — выдала та домашнюю заготовку, плохо сочетавшуюся с ее возрастом и внешним видом, — смотрю, нет ли у вас сегодня кого-нибудь на рентгеновское обследование.

— Нет никого! — отмахнулась сестра. — И не лазай без спросу в чужой компьютер, я вам сама позвоню, если надо будет! И этого козла, — добавила сестра вполголоса, доверительно нагнувшись к Дашиному уху и покосившись на усатого пенсионера, — гони отовсюду, где увидишь, поганым веником, он уже всех здесь достал! Небось «Кубанских казаков» требует?

— Ага, — подтвердила Даша, — а как такой таракан попал в коммерческое отделение?

— Да сын у него из конкретных братков, его самого папаша достал, вот он его и пристраивает к нам на лечение, а этого орла если где и лечить, так только в дурдоме, все остальное, кроме головы, у него работает как часы. Вечером с ним в коридоре лучше не сталкиваться — так и норовит под юбку залезть.

— Ой! — прыснула Даша, скосив глаза на престарелого Казанову.

— Вот тебе и ой! А в дурдоме еще коммерческого отделения не открыли, так вот и мучаемся с ним…

Даша попрощалась с симпатичной сестричкой и заторопилась прочь, пока ее не поймали на самозванстве.

В служебном туалете тетка в синем сатиновом халате злобно гремела ведрами, так что Даша побоялась переодеваться, просто вытащила свой пакет из-за батареи и выскочила, пока тетка не начала задавать вопросы.

— Отлично смотришься! — приветствовал ее Саша в машине.

— А ты сомневался, — Даша показала ему листок с адресом Виктора Илларионовича, — меня там за свою приняли. Однако поехали.

Извиваясь и ворча, что «Жигули» — очень неудобная машина, Даша умудрилась переодеться прямо на переднем сиденье. Саша в это время с каменным лицом смотрел на дорогу перед собой.

— Поедем куда-нибудь, перекусим, — попросил он, — выработаем дальнейший план действий.

— А что тут вырабатывать? — удивилась Даша. — Едем прямо к этому Виктору Илларионовичу и берем его за жабры.

— А если он не откроет?

— Откроет, не откроет, там и будем думать!

— Остынь, — коротко посоветовал Саша, и Даша примолкла, думая, что скоро она наконец узнает историю со шкатулкой.

История эта началась очень давно, больше семидесяти лет назад. Жил тогда на Петроградской стороне на улице Бармалеевой профессор Завадский. Профессор происходил из старинной дворянской семьи, которая чудом умудрилась без потерь пережить революцию и Гражданскую войну, потому что младший брат нынешнего профессора, будучи восемнадцатилетним гимназистом, проникся идеями революции и вступил даже в партию большевиков, воевал с басмачами, а после быстро умер от чахотки, не успев даже доехать до любимого Петербурга.

Погибнув в возрасте двадцати трех лет, братишка сослужил все же семье хорошую службу: их никого не тронули ни в восемнадцатом, ни позже. Старший брат стал профессором, тихо читал в университете латынь и написал даже книгу «Жизнь и быт Древнего Рима». Книга имела большой успех среди студентов и вообще интеллигенции. Академическая жизнь текла тихо, и, схоронив родителей, умерших в течение одного года, сорокалетний профессор женился на своей студентке, которая была моложе его на восемнадцать лет.