Смерть императора - Александр Старшинов

– Вонобий… – назвался парень, отвечая на незаданный вопрос. – Прискакал сюда из Кирены. Думал, Двадцать Второй легион славно выступит навстречу разбойникам, а вместо этого когорты собрались – мгновенно, кстати, собрались – и деру.

– Ты был в Кирене?

– Был. Да лучше бы не помнил об этом. Ужас что там творилось. Ты видел когда-нибудь, чтобы люди кишками обматывались, как кожаными ремнями? А?

Тиресий вспомнил свой сон и содрогнулся. Неуверенно покачал головой. Вонобий не понял его жест – да? Нет?

– А я видел. Жуть… И еще видел, как распиливают человека. Пилили вдоль. Одни начинали с головы – а другие с промежности. А еще… – Он замолк, подавляя подкативший к горлу спазм. – Я бывал в сражениях – но такого никогда еще не встречал…

– Почему ты не ушел с легионом? – спросил Тиресий.

– У меня в Александрии сестра, в греческом квартале. Если я удеру, с ней беда будет. Атак я за нею присмотрю… Может быть.

– Надо собраться всем вместе в каком-нибудь надежном доме и дать отпор мародерам, если что, – предложил Тиресий.

– Да тут надобно не меньше сотни, чтобы отбиться, – решил Вонобий.

– И все же вместе лучше, чем по одному подыхать. И сотни не надо – двадцать бойцов дом отстоят.

– Это точно… – подошел к ним Марк Антоний.

– И ты остался?

– Взял отпуск. У меня конкубина и мальчишка в квартале неподалеку отсюда.

– Трое из сотни есть, – подытожил Тиресий. – Надобно отыскать мула да загрузить мешки с зерном.

Он огляделся, прикидывая, что еще можно взять полезного из оставленного в лагере. Выходило, что много: сухари, сыр и еще – дротики. Не сговариваясь, все трое принялись экипироваться. Марк Антоний прихватил запасной меч, а также – пращу. Тиресий отыскал щит – обитый желтой кожей, с красным орлом под умбоном – под таким знаком ему еще не доводилось сражаться. Вонобий, в основном, запасался сухарями и сыром. Потом Марк Антоний пригнал оставленного в конюшнях мула, и его тоже нагрузили под завязку – мешками с зерном и другими припасами.

Слух о том, что к городу приближаются повстанцы из Кирены, распространился по Александрии со скоростью лесного пожара в засушливое лето.

Тиресий осмотрел дом Аттия со всех сторон. Построенный на римский манер – без уличных окон и с единственным входом с улицы, – дом вполне годился, чтобы сыграть роль маленькой крепости. Самым уязвимым местом был открытый перистиль – если нападавшим удастся забраться наверх, на крышу, и оттуда спрыгнуть во внутренний дворик, они быстро захватят все помещения. Узкий проем в потолке атрия Аттий приказал срочно заделать. Тиресий притащил сложенные в кладовой доски и принялся сооружать на крыше что-то вроде крепостных заграждений – за ними могли бы укрыться защитники дома и, сидя наверху, сбрасывать вниз камни и вести обстрел дротиками.

Аттий отнесся к предложению пустить в дом еще нескольких пришлых без особого восторга. Но, поворчав, прикинул, что хороший боец в такое время – большая находка и стоит миски бобовой каши или краюхи хлеба. Тем более что и Вонобий, и Марк Антоний прибыли со своими припасами.

Аттий один с сыном и с несколькими рабами, надежность которых была под большим сомнением, удержать дом не смог бы при всем желании. Трое сильных бойцов, да еще Тит повышали его шансы выжить. Вот только, если соседи разведают, что в доме Аттия – римские солдаты, наверняка донесут восставшим – дабы натравить на римлян грабителей, а самим уцелеть. Аттий не поручился бы сейчас ни за кого. В такие минуты самые верные друзья порой превращаются в продажных доносчиков.

Дом был богатый – мраморные статуи в атрии, полные сундуки, горы подушек на ложах. Совсем недавно это был безопасный островок, но теперь волны восстания грозили его захлестнуть. Все это может сгинуть в одно мгновение, потому что мир за дверью – вовсе не так покоен и надежен, как нам хочется думать.

Ну вот… Опять какие-то размышления ни о чем. Тиресий пытался прогнать ненужные мысли. Но ощущение, что вместо твердой дороги под ногами оказалась трясина, его не покидало. Всё тревожило – крики на улице, неведомый, что долго барабанил в дверь бронзовым кольцом, запах дыма, наполнивший и перистиль, и комнаты.

Там и здесь над городом поднимались столбы дыма – это уже где-то грабили и врывались в дома повстанцы, не дожидаясь прихода подкреплений из Кирены. О том, что римские войска оставили город, знал в Александрии каждый младенец.

* * *

Тиресий поплотнее закутался в плащ. Прогулка на рынок – за овощами и молоком для детей – на четвертый день восстания в Александрии стала делом опасным. Нет, не просто опасным, а очень опасным. Если в Тиресии опознают римлянина – ему несдобровать. К счастью, серая туника и серый плащ – такие, что обычно носят рабы, – ничем его не выделяли. И еще – слава Фортуне – беспорядки в Александрии никак нельзя было назвать всеобщими. Они вспыхивали там и здесь и быстро затихали. Судя по всему, грекам пока удавалось отбиваться. Порой они сами врывались в кварталы иудеев и тогда поджигали дома и предавались грабежу. По тому, где поднимались вверх столбы дыма, можно было определить, кто и где атакует.

Мимо пронеслись трое парней лет восемнадцати – на пухлых щеках лишь слегка начинали курчавиться черные завитки будущих бородок. Один тащил за волосы отрубленную голову. Пальцы были скользкими от крови и не удержали добычу, она упала. Покатилась по мостовой. Парень пнул ее, как кожаный мяч для игры. Второй парень накинул на плечи кожу убитого.

Тиресий завернул за угол и уставился на дверь дома Аттия. Какой-то здоровяк колотил в дверь обрубком бревна, доски трещали под его напором. Тиресий представил Ари, что свернулась клубочком где-то в темноте дальней комнаты и ждет… она только-только начала приходить в себя. И тут такое. Сразу жаром полыхнула в груди ярость, распирая.

Трое парней с визгом и хохотом подскочили к своему товарищу. Еще несколько мгновений – и дверь рухнет. Тиресий огляделся. Кроме четверки, никого на улице видно не было. Центурион поставил корзину на землю и сделал шаг к дому. Теперь он разглядел грубо нарисованный углем значок орла – черный на белой стене дома. Так иногда «доброжелатели» помечали дома соседей: эй, глядите, тут живут римские граждане. Впрочем, квартал этот греческий, и любой дом на этой улице – потенциальная добыча. Если ворвутся внутрь – пощады не будет никому: ни женщинам, ни детям, ни свободным, ни рабам. Рабы римлян тоже обречены на смерть.

Аррия… Не для того Тиресий спас ее из логова Амаста, чтобы она погибла здесь, на улицах Александрии… Четверо против одного. Ну и что?! На его стороне внезапность. Но если в переулке появятся новые погромщики – что тогда? Одна надежда – Тит, Вонобий и Марк Антоний сейчас затаились там, внутри, но наверняка ринутся на помощь. Да и Аттий должен подмогнуть. Почему они там сидят и просто ждут – почему не мечут сверху дротики? Тиресий обнажил меч и метнулся вперед. Первым ударом он вонзил клинок в бок парню с человеческой кожей на плечах. Тот успел лишь прохрипеть нечто невнятное – когда железное жало вошло ему в плоть. Тиресий тут же выдернул меч, выхватил из пальцев убитого нож и прыгнул вперед – на второго, что приготовился швырнуть отрубленную голову в пробитую здоровяком дыру. При этом парня разбирал безудержный смех, и выглядел он то ли безумным, то ли пьяным. Не успел. И его Тиресий прикончил прежде, чем парень сообразил, что к чему. За несколько мгновений двое погибли. Но двое остались, и оба обернулись лицом к римлянину. Тиресий постарался их оценить. Тот, что ломал дверь, сильно умаялся. Здоровый, но уставший – значит, будет медлителен. А вот молодой парнишка в кожаной лорике и с мечом в руках – крепкий и жилистый, и наверняка быстрый. Возможно – быстрее Тиресия. Опытнее – нет. Но скорость в такой схватке решает многое. Если не все. Один пропущенный удар – и тебе конец. Ни лорики на Тиресии, ни шлема. На рынок в шлеме не ходят. Быстрым движением центурион намотал на левую руку плащ. Ну вот – он почти защищен. Широкий кожаный пояс закрывает живот. Но удар под ребра все равно пройдет. Это так, к сведению, – все равно в схватке будут работать рефлексы.