Застеколье - Евгений Шалашов

– Вот–вот, – обрадовался Ярослав. – Стало быть, ты должен открыть не только точку прямого перехода, но и еще … – призадумался князь, – что–то около двух миллионов тоннелей.

– Стоп, – остановил я речь князя. – Не понял, причем здесь я?

Князь посмотрел на меня взглядом наивного ребенка.

– Ну, а кто же тогда? У нас только Борис был на такое способен, чтобы из Застеколья в любую точку Большой земли пройти, а потом обратно. И в самом Застеколье, только дед мог «проколы» делать, да еще и обозы за собой таскать. Я, например, ножками топаю. Да и все остальные тоже.

– И как я это сделаю? – поинтересовался я.

– А я знаю? – развел руками Ярослав.– Я же тебе говорил – сам явезде ножками–ножками топаю. Так что, вперед, и с песней!

– У Бориса хоть опыт был, – проворчал я. – А у меня?

– Ну, опыт не вдруг берется, – утешил меня князь. – Ты попробуй, потренируйся. Не с первого раза, так с десятого получится. Только, – построжел он ликом. – Я тебя очень прошу – не сотвори переход в болоте или в пустыне. И не надо его запихивать в собственную квартиру. С тебя станется.

– Как срочно нужно?

– Конечно, не горит, но…

– Чем раньше, тем лучше, – закончил я. – До утра потерпит?

Ярослав выглянул в небольшое окошечко, где зияла темнота. Странно как–то, чтобы ночь (или день?) в наших краях была такой черной. Я видел подобное на юге бескрайней родины, когда проходил срочную службу.

– Давай так, – решил–таки князь. – Над душой у тебя никто не стоит, не погоняет. Как сделаешь, так и сделаешь. Одно лишь условие – не сообщай о месте своему генералу. – Предвосхищая мой вопрос, поднял вверх ладонь: – Подожди, не спеши. Уверен, Унгерн и сам не захочет знать новую точку.

Хм, это Унгерн–то, привыкший держать руку на пульсе всех событий? Но с другой стороны, что–то в этом есть. Опять–таки, чисто формально, о новой «привязке» Застеколья к нашему миру я докладывать генералу не обязан. Это моя «епархия», как Представителя Президента в параллельном мире, а не подчиненного Управления по чрезвычайным и загадочным ситуациям ФСБ (кстати, я ведь до сих пор не удосужился узнать – как называется подразделение, за службу в котором мне платят майорскую зарплату) Другое дело, что в нашей службе нет такого понятия как «обязан /не обязан», потому что ты обязан всё. Имею в виду – обязан докладывать обо всём, что входит в сферу интересов начальника. А почему генерал не захочет узнать новую точку перехода? Надо подумать. Если не додумаюсь сам – спрошу у генерала.

В Застеколье мне было хорошо, но настала пора возвращаться. Как я и думал, на поляне меня никто не встретил. Видимо, генерал обиделся. Но хуже, что и рядом никого и ничего… Унгерн, собака такая (Виноват, господин генерал, само вырвалось!), мог бы озаботиться о своем подчиненном, оставив хотя бы «газельку». Пришлось шлепать до шоссе, ловить попутку до Грязовца, а уж там, усевшись на деревянную лавочку возле вокзала, подумать о случившемся. Самым простым казалось купить сотовый (новый я до сих пор не купил, а старый остался в пещере), позвонить генералу, а он изыщет средство доставки. Да и что там изыскивать? Подозреваю, что где–то поблизости стоит машина, предназначенная для полпреда. Или – просто сделать шаг в пустоту и очутиться в собственном офисе, в Москве. Но сегодня я решил не тревожить ни время, ни пространство, а вести себя как обычный человек. Стало быть, нужно проверить карманы. Ага, деньги есть. Нож. А это что? Кистень? Маленький, но лучше его не вытаскивать – народ испугается. Наверно, стоило бы проверить, что у меня есть, еще ТАМ, но уходя, просто сдернул с вешалки куртку, одолженную Унгерном.

Никогда не любил Грязовец, хотя должен был считать его своим родным городом. Вырос неподалеку и в школу ходил совсем рядом. А вот, поди же ты. Нет, я его очень люблю, когда нахожусь на расстоянии от этого города. Все–таки, интересная история, начинающаяся со времен Ивана Грозного, совершенно уникальный культурный пласт (стык центральной России и северной), где в говоре не типичное вологодское «оканье», а московское «аканье». И лапти у нас плели не из лыка, а из веревок. А чего стоит Указ Петра Великого о том, чтобы «Грязлевицких мужиков в гвардию не брать, дабы они рылом своим поцарапанным строй не портили!»

С удовольствием каждое лето провожу пару–тройку недель в родной деревне, со смешным названием Пузово, хожу в магазин за три километра, как в детстве. А вот бывать в самом Грязовце – нет, не люблю. Может, из–за того, что о нем сохранились лишь неприятные воспоминания? Грязовец – это очереди в магазине, куда мы с родителями ездили, это районная больница, в которую мне угораздило попасть два раза, и оба раза, в собственный день рождения, драка с местной шпаной, когда мои друзья–приятели сбежали, бросив меня одного.

– Слышь, мужик, третьим будешь?

Я слегка обернулся. Голос принадлежал «синяку», в протертом до дыр джинсовом костюме, с модной сегодня щетиной. (Странно, но не видел алканавтов ни чисто выбритых, ни бородатых. Как они умудряются постоянно поддерживать «легкую небритость»?) Рядом с ним покачивалась потасканная жизнью «девушка», с изрядным бланшем под глазом.

Батюшки–Светы! Неужели я похож на ханыгу, жаждущего опохмелиться?С интересом осмотрел страждущих и, тут у меня что–то ёкнуло. А ведь я их знаю! Мужик, похожий на бомжа – мой одноклассник (ну, теперь уже бывший), а «дама» училась двумя классами младше. Вот почему я не люблю ходить на выпускные вечера. И, дело не в том, что нужно ехать несколько часов, чтобы добраться до школы, где учился. Нет. Что я увижу на встрече? Седых «мальчиков», морщинистых «девочек». К отражению в зеркале привыкаешь и не замечаешь, как ты старишься, а вот увидишь такое и сразу задумаешься – неужели и я такой? И сам же отвечаешь – такой же.

– Не пью, – покачал я головой и, заприметив некую толику разочарования и безнадежности во взгляде, улыбнулся: – Могу добавить. Сколько надо?

– А сколько не жалко, – разошелся в беззубой улыбке мой одноклассник, имя которого я так и не мог вспомнить.

Лысый без разрешения уселся рядом со мной (Скажи ему, что должен был спрашивать – он бы не понял!), прищурился, разглядывая меня, словно диковинку.

– Слышь, ты Кустову Олегу не родственник?

– Родственник, – кивнул я, не желая признаваться, что это я и есть. Авось, не узнает.

– А я иду, смотрю – Кустов сидит. Вот, думаю, б… буду, но одноклассник на пузырь даст! – довольно хохотнул забулдыга. – Но присмотрелся – нет, не он. Молод ишо. Сын, что ли?

– Ты чё, какой сын? – вмешалась «дама», обдал меня запахом какой–то «тормозухи». – Парню лет тридцать, не может у Олежки такого сына быть.

– Да мне по...ть, чей он сын. Слышь, на фанфурик дай, а?

Это мне–то тридцать? Я хоть и не женщина, но услышать такое в сорок пять – вельми приятно. Видимо, поэтому рука, уже нащупавшая в кармане «сотку», сама– собой вытащила тысячную купюру.

– Хватит? – поинтересовался я.