Заводное сердце. Девочка из ниоткуда - Ася Плошкина

Она вытащила из-под плаща метаключ, повернулась к окну, и створки с треском распахнулись ей навстречу. В комнату хлынула промозглая ночь, вместо звезд усеянная сотнями бледных фонарей. Мастерица легко вскочила на подоконник и, кивнув на прощание, шагнула в пустоту. Доля мгновения – и, окруженная трепещущей черной тканью, Дара взметнулась в небо. Когда друзья, не дыша от страха, подбежали к окну, они увидели в небе только маленькую бледную точку – и та вскоре скрылась за тяжелыми облаками.

Когда Магистр открыл глаза, сквозь плотные шторы едва-едва пробивался блеклый рассвет. Мужчина несколько минут всматривался в зыбкие очертания комнаты. Который сейчас час? Четыре утра? Пять?

Магистр сел и, часто дыша, провел пальцами по влажным волосам. Что-то снилось ему тревожное, пугающее, но что – вспомнить не удавалось. Магистр умылся и, не зажигая света, облачился в темно-лиловую мантию с узкими рукавами и воротником-стойкой. Застегнув последнюю из длинного ряда пуговиц – обычно это делал слуга, – Магистр подошел к окну и, приоткрыв штору, взглянул на город.

Зубчатая стена Цитадели, за ней Червонная площадь, резные башни Музея Истории Гардарики, чуть дальше торговые ряды. За высокими шпилями Арсенала можно было разглядеть зеленую крышу Манежа, и Магистр скривился, вспомнив, как смотрел на нее много лет назад, из другого окна. Как яростные языки синего пламени сорвали кровельные пластины, швырнули их в небо и разбросали вокруг тлеющие обломки.

Политехническая выставка. Лучшие достижения Цареградских инженеров в двенадцати павильонах по всему городу. Разумеется, впереди всех – Гильдия Мастеров со своими передовыми разработками и с самодовольством таких размеров, что для него впору строить отдельный павильон. Проклятые Мастера – Магистр сжал портьеру длинными пальцами – и эти их несбыточные идеи о совершенном мире. Миру не нужно совершенство, ему нужен порядок. Бдительное око, от которого не укроется ни одна поломка, и твердая рука, способная вовремя подтянуть нужную гайку или без сожалений заменить колесо, не подходящее к остальным по размеру.

Ему было двенадцать, когда Гильдия Мастеров объявила, что на Политехнической выставке представит первую и единственную в мире модель самоуправляемой фабрики. Дюжины машин, которые работают без участия человека. Штампуют, чеканят, обтачивают, раскатывают, сортируют. Сами – как единый слаженный механизм. Куда же денутся тысячи рабочих? Если верить Павлентию и его идеалистическим бредням, они должны заполнить институтские скамьи, но тогда у всех этих людей появится время думать. Разве это нужно государству?

Модель выставили в Манеже, и за день до открытия прошел слух, что Мастера покажут не только уменьшенную в тысячу раз фабрику, но и новое топливо, какого прежде не видели ни в Гардарике, ни во всем мире. Как же ему хотелось взглянуть на это чудо! Магистр увидел себя худощавым мальчишкой с всклокоченными волосами и тяжелым взглядом. Вот он сидит за столом в собственной мастерской в графском особняке и пытается довести до ума тяжелый боевой цеппелин размером с небольшую дыню. Но руки отказываются работать, а мысли в голове путаются от высокой температуры.

– Как жалко, что ты заболел!

– Софи! – Он хрипит и хватается за горло – болит нестерпимо. Младшая сестра стоит в дверях, одетая в светлое домашнее платье.

– Тсс! Не надо разговаривать, если тебе больно, – девочка подходит ближе. – Что ты изобретаешь? Опять боевой цеппелин?

– Угу.

Софи с минуту рассматривает маленькие бойницы в гондоле, стволы митральез и обшитый стальными пластинами баллон.

– Ох… – Она напускает на себя печальный вид и качает головой, разбрасывая по плечам каштановые кудряшки. – Значит, Китти снова не на чем будет кататься.

– Для твоих кукол я уже сделал целый поезд. И еще смастерю пассажирский дирижабль! – сипит мальчик. – Они будут летать по всему дому и пугать горничных!

– Обещаешь? – смеется Софи.

– Да!

– А я обещаю, что завтра расскажу тебе все, что увижу в Манеже. Все-все запомню и расскажу. Каждую мелочь. Честное слово, птенчик, ты как будто сам там побываешь. Ты ведь знаешь, память у меня очень хорошая.

Девочка обнимает брата за шею, и ему кажется, что жар на мгновение отступает, что проходит колючая боль в горле. От Софи пахнет хлопком, печеньем с корицей и ландышами.

Магистр отошел от окна – вместо предрассветного города он снова видел взрыв. Красно-синее зарево, облака дыма и пыли. От Манежа в тот день не осталось ничего; все, кто был внутри, – погибли. Софи и ее гувернантка приехали одними из первых – маленькая графиня очень боялась пропустить начало.

Говорили, что взрыв случился из-за хваленого алхимического топлива. Суд признал, что виной всему – трагическая ошибка, но Магистр готов был поклясться, что Мастера просто не удосужились как следует испытать свое изобретение. Им не пришло в голову, что их расчеты неверны, а идеи опасны.

Манеж отстроили заново, но Мастерам доверяли все меньше. По стране, словно плесень, поползли толки – Гильдия готовит переворот. Когда неизвестный яд унес жизнь Императора, никто даже не сомневался, что убийца – Мастер и главный королевский советник Светозар Пламенев.

За дверью скрипнули половицы. Кто-то стоял у входа, но постучать не решался – только дышал часто, испуганно.

– Если у вас какие-то бумаги, – проговорил Магистр, растягивая слова. – Просуньте их под дверь и не тревожьте меня.

По начищенному полу тут же скользнул плотный белый конверт, торопливые шаги удалялись в сторону лестницы.

– Так… – Магистр подобрал письмо и опустился в кресло. – В четвертом часу утра князь Кручинин переведен на новое место и уже начал работу с чертежами… Оборудование, которое он запросил, будет доставлено не позднее второго декабря…

Магистр расправил плечи и улыбнулся. Осталось подождать совсем немного – и он получит желаемое. Как и всегда.

– Маринетта, милая, какое счастье, что ты зашла! – Павлентий бросил перо и вскочил из-за стола. – Я думал, что не увижу тебя до бала.

В кабинет вошла белокурая женщина. Большие голубые глаза, румянец на щеках, полные губы – могло показаться, что они с Императором родные брат и сестра. Гостья несла в руках не то книгу, не то журнал и не могла скрыть беспокойства.

– Доброе утро, мой дорогой! – Женщина присела в реверансе, придерживая легкое белое платье. Она говорила с едва заметным акцентом.

– Любовь моя, я же просил – без этих церемоний! – Павлентий с укоризной посмотрел на Маринетту, а потом обнял ее и закружил по комнате.

Женщина засмеялась и прикрыла глаза – не то от страха, не то от удовольствия.

– Буду кружить тебя, пока ты не пообещаешь, что перестанешь быть такой чопорной!