Ракетный центр Третьего рейха. Записки ближайшего соратника Вернера фон Брауна. 1943-1945 - Дитер К. Хуцель

После того как мое заявление приняли, в июне 1950 года мы переехали в Лос-Анджелес. Менее чем через год у нас родилась дочь Рената; в нашей семье родилось два американца: техасец и калифорнийка. Но мне и Ирмель предстояло ждать получения американского гражданства еще четыре года.

Когда я пришел работать в аэрофизическую лабораторию, это был сравнительно небольшой отдел компании «Североамериканская авиация». В то время компания только начинала разрабатывать двигатели для ракет дальнего действия. Во второй половине 1950-х годов, пока я сосредоточенно усваивал особенности моей новой работы и привыкал жить без ограничений при передвижении, группа из Форт-Блисс окончательно переехала в Хантсвилл. Вскоре после этого она занялась разработкой ракеты «Редстоун».

Когда группа разработчиков «Редстоун» завершила исследования, сделала чертежи и эскизные проекты, выяснилось, что один из ракетных двигателей компании «Северо-Американская авиация» почти идеально подходит для их ракеты. Необходимые изменения в системе двигателя были проведены легко и оперативно; при этом на оригинальный проект компании изменения никак не повлияли.

Примерно в это же время новый двигатель, усовершенствованный для установки на «Редстоун», прошел статические испытания. Мне повезло, ибо меня назначили главным разработчиком двигателя, который теперь обычно называют «Двигатель «Редстоун». Таким образом, совершенно неожиданно я стал снова работать вместе со своими бывшими соратниками из Форт-Блисс.

К концу марта 1953 года было решено запланировать первые статические огневые испытания ракеты на Редстоунском арсенале, где совсем недавно начали развивать испытательные мощности. С перерывами я провел несколько месяцев в Хантсвилле, помогая проводить серии статических испытаний, пока первую ракету не признали готовой к запуску и перевозке на стартовую площадку мыса Канаверал. Находясь в Хантсвилле, я не беспокоился о том, как мне проводить свободное время. Практически каждый вечер я ходил в гости к семье то одного, то другого коллеги из первоначальной группы фон Брауна, с которыми мы обменивались опытом в течение последних трех лет.

Запуск первой ракеты «Редстоун» был назначен на 20 августа. За три дня до этой даты во Флориду прибыла небольшая группа представителей компании «Североамериканская авиация». В нее входили Сэм Хоффман – наш генеральный менеджер, Билл Сека – руководитель испытаний, Чан Хэмлин – проектировщик «Редстоун», Норм Руэл – руководитель разработки двигателя, Эд Проно – специалист по клапанам, Дейв Хетфилд – работник отдела технического обслуживания «Редстоун» и я.

Я впервые приехал во Флориду. Когда мы прибыли в Мельбурн-Бич, шел дождь. Августовская жара, дождь и пышная растительность создавали ощущение приезда в тропики. Мы остановились в отеле «Трейдвиндз» в Индиалантик – знаменитом, тихом и очень расслабляющем месте вдали от шума и суеты модных курортов и, если на то пошло, от базы на мысе Канаверал.

Мы обедали в отличном ресторане прямо на пляже. С террасы открывался вид на освещаемые луной гребни волн. Воздух наполняли нежные звуки прибоя. В один из тех редких жарких летних вечеров я подумал, что соленый запах атлантического бриза похож на запах бриза Пенемюнде.

На следующий день члены группы от компании «Североамериканская авиация» тщательно осмотрели стартовую площадку мыса Канаверал и понаблюдали за подготовкой к запуску. Пусковой расчет выполнял работы по графику; предварительные испытания показали, что двигатель исправен. Нам оставалось только ждать окончательной проверки и самого запуска.

19 августа мы рано легли спать. В полночь Хетфилд постучался ко мне и Эдди Проно. Сонные, мы выползли из постелей. По дороге до мыса у нас был целый час, чтобы окончательно проснуться.

Вокруг стартового стола суетились рабочие. Прожектора ярко освещали ракету, раскрашенную черно-белым узором. Она выглядела почти карлицей в сравнении с гигантским краном «Ноубл», который установил ее на рабочие платформы. Техники и инженеры в касках суетились на трех или четырех платформах, делая последние проверки и настраивая систему управления на верхних углах возвышения и компонентов двигателя на нижней платформе. Два лифта ползали вверх-вниз по корпусу ракеты. Время от времени из системы громкоговорящей связи слышались объявления, часто с отчетливым, протяжным акцентом уроженцев Алабамы, иногда с неповторимым немецким акцентом. Через определенные интервалы времени стартовый стол объезжал джип, распыляющий средство для истребления насекомых, распространяя вокруг плотные, белые, дурно пахнущие облака. Мы задавались вопросом, кто страдает сильнее, тучи агрессивных москитов или мы.

Несмотря на многие различия, сходство атмосферы на мысе Канаверал и в Пенемюнде было поразительным. Я видел много знакомых лиц: доктор Курт Дебус, который во время моей работы на ИС-7 руководил системой управления ракеты, а в настоящее время отвечал за запуск «Редстоун», Альберт Цайлер – главный инженер, отвечающий за двигатель «Редстоун», он много раз отвечал за двигатели во время запусков Фау-2, ряд других. Камыши вдали, а за ними океан, соленый воздух; технические вопросы, проверки, заправка топливом, знакомое волнение перед стартом, но, прежде всего, осознание того, что мы запускаем большую ракету.

Я не знал тогда, что ракета «Редстоун» – такая же, какую мы сейчас готовили к запуску, – выведет на орбиту первый американский спутник, а позже первого американского астронавта. Хотя мы тогда всего этого не знали, но понимали значимость нашего предприятия и его далеко идущие последствия. Именно это делало атмосферу на мысе Канаверал столь похожей на ту, что царила в Пенемюнде. Я уверен, мы чувствовали бы то же самое, если бы оказались на полигоне в Уайт-Сэндз, где нет океана, морского бриза на сотни километров вокруг, а после на базе ВВС Ванденберг на скалистых берегах Тихого океана.

Запуск был назначен на 7 часов утра, время восточное. Однако случилось несколько задержек. Самолет, который должен был сообщить судам о необходимости держаться дальше от траектории полета ракеты, сломался; затем возникли перебои на радиолокационном маяке; потом в районе цели было замечено судно. Ах, как все это знакомо!

«Редстоун» – первая большая американская ракета – взлетела в 9 часов 35 минут утра, время восточное. Я всего несколько секунд видел ее в окно в центре управления. Когда нам наконец разрешили покинуть убежище, мы увидели только тихое пасмурное небо Флориды. Не осталось никаких следов или напоминаний об историческом событии, произошедшем несколько минут назад. Вскоре с более отдаленных станций прибыли внешние наблюдатели и взволнованно сообщили, как следили за набирающей скорость ракетой, пока она внезапно не исчезла в облаках. Несмотря на данные телеметрии, в которых указывалось, что из-за неисправности в системе управления ракета не достигла оптимальной дальности действия, мы были вне себя от радости и восторга.

Круг замкнулся. То, что началась в Пенемюнде, продолжается на мысе Канаверал. Когда представители будущих поколений станут изучать этот период, они не будут разделять два события и два местоположения. Ведь даже далекая двойная звезда кажется одной звездой. Отъезд из Пенемюнде в действительности стал не концом, а началом долгого пути к звездам.