Призраки двадцатого века - Джо Хилл

— Дорогая? — позвал ее муж. Он пересек зал и озабоченно посмотрел на нее. — Ты уже хочешь уйти? Экскурсия только началась!

— Мне все равно, — ответила она. — Мы уходим.

— Ну, мама! — заныл мальчик.

— Надеюсь, вы распишетесь в моей гостевой книге, — промолвил Элинджер и последовал за супружеской парой в гардероб.

Отец семейства заботливо поддерживал жену под локоть, беспокойно поглядывал на нее.

— Ты подождешь нас в машине? Мы с Томом еще немного походим здесь.

— Я хочу, чтобы мы немедленно ушли отсюда, — произнесла женщина тусклым неживым голосом. — Мы все.

Муж помог ей с пальто. Мальчик засунул руки в карманы и обиженно пинал старый докторский саквояж, притулившийся у стойки с зонтами. Потом до него дошло, что он пинает. Он опустился на корточки и без капли стеснения расстегнул саквояж, чтобы посмотреть на аспиратор.

Женщина надела замшевые перчатки, очень тщательно натягивая каждый палец. Она, казалось, глубоко погрузилась в какие-то мысли, и Элинджер удивился, когда она вдруг поднялась, развернулась на каблуках и направила на него тяжелый взгляд.

— Вы ужасный человек, — заявила она— Ничуть не лучше тех, кто грабит могилы.

Элинджер сложил на груди руки и сочувственно улыбнулся. Он уже много лет демонстрирует свою коллекцию. Он сталкивался со всеми возможными реакциями.

— Дорогая, — вмешался ее муж. — Посмотри на это с другой точки зрения.

— Я иду в машину, — сказала она и опустила голову, вновь замыкаясь в себе. — Догоняйте.

— Подожди! — крикнул ей вслед муж. — Подожди нас.

Он еще не надел пальто, а мальчик все еще занимался аспиратором. Он сидел на коленях перед раскрытым саквояжем и кончиками пальцев ощупывал прибор, внешне напоминавший металлический термос с резиновыми трубочками и пластиковой маской для лица.

Женщина не слышала мужа и продолжала идти к выходу. Дверь за собой она не закрыла. Не поднимая глаз, она спустилась по гранитным ступеням на тротуар. Ее покачивало из стороны в сторону, как лунатика, когда она вышла на проезжую часть и направилась к их машине, припаркованной на другой стороне улице.

Элинджер доставал из шкафа гостевую книгу — он надеялся, что мужчина все-таки оставит запись, — когда раздался визг тормозов и металлический хруст, будто машина на полной скорости врезалась в дерево. Но он уже знал, что это было не дерево.

Отец издал вопль, потом еще один. Элинджер обернулся и только успел заметить, как тот летит вниз по лестнице. На улице, развернувшись под невероятным углом, стоял черный «кадиллак». Из-под смятого капота вырывались клубы пара. Водительская дверца была распахнута, и водитель стоял на дороге, теребя в руках шляпу.

Даже сквозь звон в ушах Элинджер слышал бормотание несчастного водителя:

— Она даже не посмотрела. Вышла прямо на дорогу. Боже праведный. Что я мог сделать?

Отец не слушал. Он опустился посреди улицы на колени и обнял ее. Мальчик замер в гардеробе, просунув одну руку в рукав куртки, и смотрел на улицу. На его лбу надулась и пульсировала синяя вена.

— Доктор! — крикнул отец. — Пожалуйста! Доктор! — Он оглянулся на Элинджера.

Элинджер не пошел сразу на улицу, а задержался на минутку, чтобы надеть пальто. Стоял март, в такую погоду легко простыть. До восьмидесяти лет он дожил исключительно благодаря тому, что всегда был осторожен и ничего не делал в спешке. Мимоходом он погладил мальчика по голове. Но не успел он спуститься до середины лестницы, как ребенок окликнул его.

— Доктор, — с запинкой произнес мальчик, и Элинджер оглянулся.

Мальчик протягивал Элинджеру саквояж, так и не удосужившись его застегнуть.

— Ваша сумка, — сказал мальчик. — Может быть, вам что-нибудь понадобится.

Элинджер улыбнулся ласково, поднялся по ступеням и взял из холодных рук мальчика саквояж.

— Спасибо, — сказал старик. — Очень может быть.

Существует мнение, что привидения бывают не только у людей, но и у деревьев. В литературе по парапсихологии встречается немало описаний таких явлений. Самым известным из них можно назвать белую сосну из Уэст-Белфри в штате Мэн — мощное хвойное дерево с невиданным гладким белым стволом и иголками цвета полированной стали. Ее срубили в тысяча девятьсот сорок втором году и построили на ее месте чайную и постоялый двор. Вскоре было замечено, что в желтой столовой в одном из углов есть холодное пятно — зона пронизывающей стужи размером как раз с диаметр ствола белой сосны. Над желтой гостиной располагалась спальня, но постояльцы отказывались ночевать в ней. Те же, что рискнули, не могли уснуть из-за настойчивых порывов несуществующего ветра: стонали и стучали потревоженные ветки, взлетали со стола бумаги, колыхались занавеси на окнах. В марте стены сочились смолой.

В тысяча девятьсот пятом году в Ханаанвилле, штат Пенсильвания, появился целый лес-призрак. Его наблюдали двадцать минут, и даже сохранились фотографии феномена. Случилось это в районе новостроек, где вдоль бесконечно петляющих дорог десятками вырастали современные бунгало на одну семью. Одним воскресным утром жители района проснулись и обнаружили, что лежат посреди берез — они выросли, казалось, прямо из пола их спален. В бассейнах на задних дворах покачивались заросли болиголова. Призрачный лес распространился до соседнего торгового центра. Первый этаж порос ежевичником, уцененные юбки повисли на ветках норвежских кленов, а в ювелирном отделе расположилась стайка воробьев — они деловито стучали клювами по жемчужинам и золотым цепочкам.

То, что бывают деревья-призраки, в каком-то смысле логичнее существования призраков-людей. Стоит только представить себе дерево: оно сотни лет стоит на одном и том же месте, купается в солнечном свете, впитывает из атмосферы и почвы влагу, без устали черпает из-под земли жизнь, как человек черпает ведром воду из бездонного колодца. После того как дерево срубят, его корни еще долгие месяцы пьют из подземного источника. Привычка к жизни настолько сильна, что бросить ее мгновенно деревья не могут. Очевидно, деревья не могут сразу признать свою смерть — ведь они никогда не знали, что жили.

После твоего ухода — не сразу, а где-то к концу лета — я спилил ольху, под которой мы с тобой расстилали одеяло твоей матери и читали, а потом засыпали, слушая жужжание пчел. Дерево состарилось, начало гнить, в нем завелись жучки, хотя по весне еще появлялись новые побеги на старых сучьях. Я говорил себе, что не хочу рисковать — сильный ветер может повалить ольху, и она упадет на дом, хотя, если честно, в сторону дома она не клонилась. Теперь я стал замечать, что порой в оголенном дворе ни с того ни с сего поднимается и воет ветер. И мне кажется, вместе с ним воет что-то еще.

Киллиан не стал снимать одеяло с Гейджа — ему не хотелось его брать. Он оставил Гейджа там, где тот лежал, на небольшом холме над пересохшим ручьем где-то на востоке Огайо. Почти целый месяц после этого он нигде не останавливался, а все лето девятьсот тридцать пятого года провел в товарняках, идущих на север или на восток. Казалось, он по-прежнему придерживается их первоначального плана — наведаться к любимой кузине Гейджа, обитавшей где-то в Нью-Гэмпшире; но на самом деле это было не так. Теперь Киллиан никогда не сможет познакомиться с ней. Он понятия не имел, куда держит путь.