Скандал с Модильяни. Бумажные деньги - Кен Фоллетт

Уиллоу поднялся и покинул зал. В своем кабинете он сразу же взялся за трубку телефона. Но не стал сразу набирать номер, а немного помедлил, украдкой улыбнувшись.

– Кажется, ты только что спас свою карьеру, Уиллоу, – тихо сказал он сам себе.

Уиллоу вошел в кабинет Лампета с номером вечерней газеты в руке.

– Как мне представляется, теперь все кончено, Лампет, – сказал он. – Дженкерс заявил репортерам, что все документы согласованы и подписаны.

Лампет посмотрел на часы.

– Самое время для порции джина, – сказал он. – Вам налить?

– Да, пожалуйста.

Лампет открыл дверцу буфета и налил джин в два стакана.

– Что касается завершения дела, то я в этом пока не уверен. Мы еще не вернули своих денег. – Он откупорил бутылочку с тоником и вылил по половине ее содержимого в каждый из стаканов.

– О, деньги мы получим. Мошенники едва ли затеяли бы такую сложную игру только ради того, чтобы причинить нам дополнительные неприятности. А кроме того, чем скорее они вернут нам деньги, тем раньше полиция прекратит расследование.

– Суть здесь не только в деньгах. – Лампет грузно опустился в кресло и сделал большой глоток из своего стакана. – Потребуются годы, чтобы мир художественных ценностей оправился от столь жестокого удара. Публика теперь считает, что мы все чуть ли не проходимцы, на самом деле неспособные отличить шедевра от открытки с приморского курорта.

– Должен заметить… э-э-э… – Уиллоу колебался.

– Что? Продолжайте.

– Просто меня не оставляет ощущение, что преступники своими действиями сумели подтвердить некий тезис, свою точку зрения. Не могу сформулировать, в чем именно она заключается. Но нечто весьма глубокое по своему смыслу.

– Напротив, здесь нет ни глубины, ни особой сложности для понимания. Они наглядно показали, что огромные деньги, которые расходуются на так называемые великие произведения искусства, скорее являются следствием снобизма, нежели реального понимания ценности и красоты работы художников. Мы с вами всегда это знали. Они доказали, что настоящий Писарро реально не стоит больше, чем мастерски выполненная копия. Что ж, правда ведь и то, что цены взвинчивают покупатели, а не продавцы.

Уиллоу улыбнулся и сделал вид, что смотрит в окно.

– Понятно, но и мы неплохо используем себе на пользу рост цен, имея свои проценты.

– А чего от нас еще можно ждать? Мы не заработаем себе на жизнь, торгуя картинами по пятьдесят фунтов штука.

– А вот «Вулворт»[20]зарабатывает.

– Да. Но посмотрите на отвратительное качество их товара. Нет, Уиллоу. Наш фальсификатор, быть может, и мыслит правильно, но ему не под силу ничего изменить. Нашему престижу будет нанесен урон, и, как предполагаю, достаточно серьезный, но уже вскоре все вернется на круги своя, придет в норму, потому что только так и должно быть.

– Не сомневаюсь в вашей правоте, – сказал Уиллоу. Он допил свой джин. – Внизу уже закрывают. Вы готовы идти?

– Да, – Лампет поднялся, и Уиллоу помог ему влезть в рукава плаща. – Между прочим, что пишут в газетах о полицейском расследовании?

– Полиция заявила, что в связи с отзывом жалобы у них не остается другого выхода, кроме как прекратить поиски преступников, оставив дело нераскрытым. Но в Скотленд-Ярде ясно дали понять: им все еще неймется добраться до этого мсье Реналя.

Лампет вышел из дверей кабинета, и Уиллоу последовал за ним.

– Не думаю, что мы теперь вообще когда-нибудь услышим о Ренале, – сказал Лампет. Двое мужчин затем молча спустились по лестнице и пересекли вестибюль опустевшей галереи. Лампет посмотрел сквозь стекло витрины. – Машина за мной еще не прибыла. А посмотрите, как льет на улице.

– Ничего, я не спеша доберусь до дома.

– Не стоит, подождите немного. Я вас подвезу. Нам все равно необходимо обсудить выставку Модильяни. У нас ведь не хватило на это времени.

Внезапно Уиллоу указал в дальний конец зала галереи.

– Смотрите, кто-то забыл у нас свои покупки, – сказал он.

Лампет пригляделся. В самом деле, в одном из углов под не слишком интересным рисунком, выполненным углем, лежали две бумажных сумки с эмблемой супермаркета «Сэйнсбери». Из одной торчала верхушка пачки стирального порошка. Уиллоу подошел ближе, чтобы изучить находку.

– Вероятно, – заметил он, – в наши дни следует опасаться бомб, оставленных в сумках. Как думаете, ИРА[21]могла избрать нас своей мишенью?

Лампет рассмеялся.

– Едва ли они упаковывают взрывчатку в пачки «Белоснежки».

Он тоже пересек зал и попытался приподнять одну из сумок. Размокшая бумага порвалась, и содержимое рассыпалось по полу. Уиллоу издал удивленный возглас и склонился ниже.

Под стиральным порошком и листовым салатом лежало нечто большое, завернутое в старую газету. Внутри свертка обнаружились целые кипы каких-то документов, отпечатанных на плотной бумаге. Уиллоу принялся перебирать их, внимательно вчитываясь в каждую.

– Это акции и облигации на предъявителя, – сказал он потом. – Векселя, где не хватает только подписи. Дарственные на право собственности, куда можно вписать любую фамилию. Я никогда в жизни не видел ценных бумаг на такую огромную сумму. Не говоря уже о наличных.

Лампет улыбнулся.

– Вот наш мошенник и расплатился, – констатировал он. – Теперь все действительно кончено. Наверное, нам стоит немедленно оповестить об этом прессу. – Он какое-то время молча разглядывал бумаги. – Полмиллиона фунтов, – произнес затем тихо. – Вы хоть понимаете, Уиллоу, что если бы сейчас подхватили все это и сбежали, то смогли бы прожить припеваючи остаток своих дней где-нибудь в Южной Америке?

Уиллоу только собрался что-то ответить, но в этот момент входная дверь открылась.

– Боюсь, галерея уже сегодня не работает! – выкрикнул ее хозяин.

– Я знаю, мистер Лампет, – отозвался вошедший. – Меня зовут Луис Брум. Мы с вами недавно встречались. Дело в том, что мне в редакцию позвонили и сообщили о возврате полумиллиона фунтов. Это так?

Лампет посмотрел на Уиллоу, и оба улыбнулись.

– Прощай, Южная Америка, – сказал Лампет.

А Уиллоу восхищенно помотал головой.

– Надо отдать должное нашему другу Реналю. Он предусмотрел все.

Джулиан медленно ехал через тихую деревню в Дорсете, осторожно ведя «Форд Кортину», взятый напрокат, по узкой улице. У него были только имя и приблизительный адрес. Гастон Мур, Крэмфорд, усадьба «Приют странника». «Приют странника»! Оставалось только ломать голову, почему один из ведущих в стране экспертов в области изобразительного искусства поселился на старости лет в доме с таким банальным названием. Вероятно, таково было его чувство юмора.