На острие клинка - Эллен Кашнер

— Да, такой вариант развития событий был бы унизительным для Горна, но зато безопасным.

— И допустить, чтобы все узнали, как вы с ним обошлись? Нет, Аспер, не думаю, что он на это пойдет. Он хочет, чтобы вы попотели. Именно для этого он сначала и убил ваших людей. Я считаю, что вам лучше всего вести себя как можно беззаботнее. Хотите, подыщите кого-нибудь, кто осмелится бросить вызов Сент-Виру. Обычно так не поступают, но, согласитесь, это уж всяко лучше, чем однажды ночью самому стать жертвой нападения. — Они подошли к следующей статуе: на этот раз все тот же древний бог в образе овна принимал изъявления благодарности от оружейника. — Ага, — промолвил Феррис, — а вот эта работа новая. Того же самого скульптора, который изваял нимфу. Статую заказал еще герцог, но на ее создание ушло несколько лет…

Горн едва удостоил мраморное изваяние взглядом. Нервно перекладывая трость из руки в руку, он лихорадочно осматривался — то ли в поисках выхода из сада, то ли ожидая увидеть прячущихся в кустах мечников.

— Ступайте, — молвил Феррис. — Попытайтесь что-нибудь разузнать. Может быть, он вас просто пугает.

— Он убил Де Мариса…

— И Линча. Так что вам лучше нанять троих. Хорошо, что вы это можете себе позволить. Удачи, мой милый.

Когда Горн скрылся за поворотом, Феррис выругался и пнул постамент. Глупо, зато сразу полегчало. Интересно, знает ли о произошедшем Диана? Вскоре вести дела с Сент-Виром станет очень непросто. Если он хочет, чтобы мечник прикончил Холлидея, значит, Сент-Вир должен справиться с этим заданием до того, как убьет Горна и на него объявят охоту. К своему величайшему сожалению, Феррис счел за лучшее немедленно покинуть званый прием и вернуться домой, чтобы срочно заняться делами. Настало время действовать.

— Я слышал, — сказал Алек, — что ты между делом снова кого-то прикончил.

С того вечера, когда Ричард застал друга, наглотавшегося «Радости дураков», уже прошло два дня. Ни Алек, ни Сент-Вир об этом не вспоминали. Погода выдалась на удивление теплой для этого времени года. Сегодня на Всхолмье герцогиня Тремонтен давала прием в саду.

— Да, мне пришлось убить парочку человек, — отозвался Ричард.

— Даже я понял, что они дрянные бойцы. Сейчас все только и делают, что говорят о тебе.

— Ничего удивительного.

— Ты настоящий герой. Когда выйдешь на улицу, маленькие дети станут дарить тебе цветы, а старухи, рыдая, заключать в объятия. Главное — не стой столбом, а то голуби примут тебя за статую и нагадят прямо на голову.

— Джинни считает, что я нарываюсь на неприятности.

— Она не хочет, чтобы ты получал удовольствие, — пожал плечами Алек. — Ей не понять, что такое воинский дух и азарт борьбы. Когда ты перебьешь всех в Приречье, придется куда-нибудь переехать.

Ричарду очень захотелось провести пальцем по его губам, однако подобное друзья позволяли себе только в постели.

— В Приречье я всегда найду с кем скрестить меч. Кстати, сегодня вечером меня не будет. Я уйду, как только стемнеет.

— Опять? Что, собрался еще кого-то отправить на тот свет?

— Я — на Всхолмье.

— Если ты отправляешься на встречу с Феррисом… — угрожающе начал Ален.

— Нет, от него до сих пор ни весточки. Не волнуйся. Когда он пришлет письмо, ты его прочтешь, ладно?

— А кто прочел предыдущее, от нашего общего друга?

— Джинни.

Услышав имя женщины, Алек недовольно зашипел.

— Если возникнет желание прогуляться — ступай куда хочешь, — промолвил Ричард, — никто тебя не тронет. Где мне тебя искать сегодня вечером?

— Смотря сколько ты будешь шляться. Может, дома, может, у Розалии… Или у Марты, если сегодня будет игра.

— Сначала я загляну домой. Ты меня не жди — ложись; когда вернусь, я тебя разбужу.

* * *

Женщина перевернулась в объятиях нобиля, не желавшего выпускать ее из своих рук. Волосы беспорядочно разметались по ее лицу и лезли в рот любовнику. Бороться с ней оказалось не простой задачей: со всей силы она ударила лорда пяткой по ноге, и он с глухим стоном повалился на кровать.

— Ах ты, разбойница, — прорычал Феррис, рванув ее к себе за волосы. — Говорят же, тебе совершенно нечего опасаться.

— Ты обещал! — Несмотря на яростное сопротивление женщины, в этом крике слышалась мольба человека, уже смирившегося с судьбою. — Ты сам говорил, что больше ноги моей там не будет.

Он повернул ее к себе и крепко обнял, почувствовав, как груди женщины прижались к его шее.

— Не глупи, Катерина. Ну чего ты боишься? Я куплю тебе новое платье. Красивое. А за это, — Феррис кивнул на изорванную одежду, лохмотьями прикрывавшую бедра женщины, — ты уж меня прости. — Один-единственный раз…

— Почему ты не хочешь просто послать записку? — Женщина заплакала.

— Ты и сама прекрасно знаешь. Мне нужно, чтоб его отыскали сегодня же вечером, а такое дело я могу поручить лишь человеку, которому доверяю. — Он усадил Катерину на колени и провел носом по ее шее. — Маленькая распутница, — ласково проворковал он, — я снова отправлю тебя на кухню… Выставлю тебя на улицу за воровство…

— Я никогда…

— Т-с-с-с-с… — Лорд Феррис нежно поцеловал любовницу. — Кэти, я не хочу, чтобы ты мне сейчас показывала характер. Сделай, как я тебе велю. Большего я не прошу.

* * *

Прикрыв голову шалью, Катерина устроилась в самом темном и укромном уголке таверны Розалии и принялась ждать, положив на стол обнаженный кинжал, чтобы отвадить желающих подсесть и поговорить. Она уже успела побывать у Марии, но в комнатах Сент-Вира никого не было. Поднимаясь по ступенькам, в тесноте и мраке беспредельной тьмы, Катерина почувствовала, как у нее колотится сердце. Она притаилась у двери, стараясь дышать потише и умерить пульс, бившийся у нее в висках, заходясь от страха. Приречье стало для нее обителью призраков — куда бы она ни смотрела, все напоминало ей о прошлом. Ей показалось, что если она сейчас откроет дверь, то увидит ту же картину, однажды представшую перед ней: комнату, залитую лучами восходящего солнца, мертвую женщину на полу и Ричарда Сент-Вира, растерянно повторяющего: «Она на меня кричала». Катерина постучала в дверь, но ей не открыли. С облегчением она развернулась и отправилась в таверну, памятуя о том, что ей лучше затеряться в толпе. Она не стала привлекать к себе внимание и спрашивать, не появлялся ли Ричард. Здесь ее могли узнать по голосу, да что там голос, ей было вполне достаточно обнажить голову и выставить напоказ волосы. В таверне стоял все тот же запах сырости. Одно из самых ранних воспоминаний Катерины связано именно с этим заведением. Ее часто приводила сюда мать, оставляя на попечение какой-то старухи, которая, если Катерина хорошо себя вела, угощала девочку кусочком пирога или заплетала ей волосы, в то время как мама болтала с друзьями и спорила с игроками.