Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - Энн Райс

пока она мрачно следила за мной. Я осторожно приоткрыл ставни, и бледный луч света просочился в комнату. Она смотрела на меня. Потом подошла ко мне и протянула руку.

«Вот», – сказала Клодия.

От слабости мне казалось, что ее лицо мелькает передо мной и голубизна глаз пляшет на бледных щеках.

«Пей», – прошептала Клодия, подвинулась ближе и поднесла к моим губам теплую и нежную кисть.

«Нет, – ответил я. – Я знаю, что делать. Так бывало уже не раз».

Она плотно закрыла окно, а я опустился на колени возле маленького камина. Древняя отделка давно сгнила под лакированным слоем и легко подалась под моими пальцами. Я пробил ее кулаком, зазубренные края пролома царапали руку. Там, в темноте, я натолкнулся на что-то теплое, пульсирующее и крепко сжал пальцы. В лицо мне дохнул сырой, холодный воздух, темнота вокруг стала сгущаться, словно ледяной мрак из черной дыры в камине заполнил комнату, и она исчезла, а я пил из нескончаемого источника теплую кровь, которая текла в мое горло, к моему бьющемуся сердцу по венам, согревая меня в холодном сумраке. Поток крови стал ослабевать, но все мое тело умоляло, чтобы он не кончался. Мое сердце тяжело билось, пытаясь заставить другое сердце биться в унисон. Я почувствовал, что поднимаюсь, плыву во мраке. Но бешеное сердцебиение стало успокаиваться, темнота рассеивалась, и в моем затуманенном сознании мелькнуло видение. Оно вздрагивало от шагов по лестнице и половицам, от стука колес и топота лошадиных копыт, оно звенело. Сквозь мерцание в деревянной рамке появилась фигура человека. Я знал его. Высокий, тонкий, с черными волнистыми волосами, зеленые глаза смотрели прямо на меня, его зубы вцепились во что-то большое и мягкое.

Это была крыса, огромная и ужасная, с разинутой пастью и кривым хвостом. Человек закричал, отбросил ее на пол и в ужасе смотрел, как кровь стекает из его открытого рта.

Ослепительный свет ударил в глаза. Я старался открыть их; свет заливал комнату. Клодия была рядом. Она перестала быть маленькой девочкой, она обнимала меня, как мать, и вела за собой. Я положил голову ей на колени, темнота укрыла нас, я прижал ее к себе. Все было кончено. Оцепенение охватило меня, и наступил паралич забвения.

– То же ждало нас в Трансильвании, и в Венгрии, и в Болгарии, и во всех этих странах, где ходят легенды о вампирах и где крестьяне верят, что живые мертвецы бродят по земле. В каждой деревне, где мы встречали вампиров, происходило одно и то же.

– Безжизненный труп? – спросил юноша.

– Всегда, – сказал вампир. – Если мы вообще находили их. Я помню только нескольких. Иногда мы следили за ними издалека. Все похожие друг на друга, с тупо покачивающимися головами, худые, изможденные, одетые в сгнившие лохмотья.

Правда, в одном селении нам попалась женщина, которая умерла совсем недавно, может пару месяцев назад. Крестьяне часто видели ее, знали ее по имени. Впервые после той истории у нас появилась слабая надежда, но ей не суждено было сбыться. Она бросилась от нас прочь, в лес, мы бежали за ней, пытались схватить ее за длинные черные волосы. Ее белое погребальное платье пропиталось засохшей кровью, на пальцах налипла могильная грязь, а глаза… они были пусты и бессмысленны – два больших озера, в которых отражалась луна. Никаких тайн, никакой истины – одно отчаяние.

– Но почему? Почему они были такие? – Юноша скривился от отвращения. – Почему они так отличались от вас и Клодии?

– У меня на сей счет была своя теория, у Клодии – своя. Но, честно говоря, я уже отчаялся. Я боялся, что мы убили единственного похожего на нас вампира – Лестата. И все же это казалось немыслимо: неужели он и вправду обладал мудростью чародея и колдовской силой?.. Наверное, думал я, Лестат каким-то образом сумел сохранить разум в борьбе с силами, властвовавшими над этими монстрами. Но все равно, это был только Лестат, такой, каким я его описывал, не было в нем ничего загадочного, и я прекрасно знал пределы его возможностей и его очарования. Я хотел забыть Лестата, но думал о нем постоянно, словно бессонные ночи были специально созданы для этого. Иногда я так явственно чувствовал присутствие Лестата, будто он только что вышел из комнаты и звук его голоса еще не утих. Так или иначе, это нарушало мой покой: против своей воли я представлял его лицо – не то, что запомнилось в последнюю ночь при пожаре, а лицо Лестата в другие ночи и особенно в последний вечер, который он провел с нами дома, лениво перебирая пальцами клавиши спинета, склонив голову набок. Слабость, скорее умиротворяющая, нежели мучительная, охватывала меня, и я видел, к чему приводят эти мысли: я хотел, чтобы Лестат был жив! Он был единственным настоящим вампиром, которого я смог найти.

Мысли Клодии были куда более практического характера. Она вновь и вновь заставляла меня рассказывать о той ночи в новоорлеанской гостинице, когда она стала вампиром, и который раз тщательно анализировала этот случай, пытаясь найти ключ к разгадке, отчего существа, встреченные нами на деревенских кладбищах, были лишены разума и что стало бы с ней, если после вливания крови Лестата она была бы похоронена в могиле и пребывала там до тех пор, пока сверхъестественная тяга к крови не заставила бы ее выбить каменную дверь склепа. Что собой представлял бы ее истощенный мозг? Тело могло бы спасти себя уже после того, как остатки разума покинули его, и бродить по свету, убивая где попало, как делали эти существа. Так она объясняла поведение европейских монстров. Но что же породило их? От кого они пошли? На этот вопрос Клодия не могла дать ответ, но она надеялась раскрыть эту тайну в будущем. А я уже потерял надежду.

«Они порождают себе подобных, это очевидно, но где это началось?» – спрашивала Клодия.

Позже она задала мне новый вопрос. Почему я не могу повторить сделанное Лестатом? Разве я не способен создать другого вампира? Не знаю почему, но сперва я даже не понял ее. Не хотел понять. Наверное, потому, что для меня это был самый страшный, самый отвратительный вопрос, весь мой разум сопротивлялся ему. Понимаете, самого важного о себе я не знал. Много лет назад, когда я встретился с Бабеттой Френьер и мучился от одиночества, у меня появлялась мысль, что можно совершить это, но я похоронил ее в себе как грязную страсть. После Бабетты я старался держаться подальше от людей и убивал только незнакомцев, так что Моргану,