Обрывок реки - Геннадий Самойлович Гор

ждут, когда я тебя побью.

– Пусть ждут, – сказал отец.

Мать моя поставила самовар, но угли не разгорались, и она стала дуть в трубу, чтоб они разгорелись. Уж не для Молокановых ли она поставила самовар?

– Миша, – сказала мать, – где пила, которую ты украл у Сычуговых?

– Не знаю, – сказал отец.

– Где пила? Покажи мне ее. Надо вернуть им пилу.

– Какую пилу?

– Новую пилу, что Сычуговы привезли вчера из города. Молокановы говорят, что ты украл пилу.

– Пусть говорят, – сказал отец.

Мать принесла ведро и отвернула кран у самовара. Кипяток побежал в ведро.

– Где пила, Миша? Мне надо знать.

– Спроси у Молокановых. Может, они знают.

– Миша, я хочу знать правду. Где пила?

– Спроси у Молокановых, они знают правду. Я не видал пилы. Спроси у Молокановых, где пила.

Мать подняла ведро и вышла под окно, где стояли Молокановы.

Молокановы подошли к ней, и она ошпарила их, облила их кипятком из ведра, как клопов.

Утром мы с отцом пилили старой нашей беззубой пилой бревно, которое мать привезла на себе из лесу. Отец ругался, что у нас плохие соседи и что никто не дает нам пилы напилить охапку дров, чтоб затопить печь в холодной избе.

Матери опять не было дома, и опять пришли Сычуговы, поздоровались и сказали отцу, чтоб он шел в дом, что они с ним поговорят.

– Я с вами не хочу говорить ни во дворе, ни дома, – сказал отец. – Не о чем мне с вами говорить.

Но Сычуговы сказали отцу, что на дворе холодно и чтоб он шел в избу, в избе теплее, и, если он не пойдет, они поведут его силой, потому что им надо с ним поговорить.

– О чем мы будем говорить? – спросил отец, идя в дом.

Он шел нехотя, рядом шли Сычуговы. Они следили, чтоб он, чего доброго, не сбежал.

Я бежал за отцом.

– Что ж, – сказал отец, – я один, а вас двое. Я знаю, вы ведете меня бить.

– Нет, – сказал Иван Сычугов. – Мы тебя не тронем. Зачем нам тебя трогать? Мы хотим с тобой поговорить.

– Не о чем мне с вами говорить, – сказал отец. – Вы хапуги. Ну и хапайте. Амбары у вас большие. Я у вас ничего не брал. Вчера вы меня били.

– Били, – сказал Иван Сычугов, входя в наш дом. – А сегодня мы тебя бить не будем. Говори, где пила.

– Не знаю, – сказал отец, – где ваша пила. Не видел я вашей пилы.

– Покажи, где пила, – сказал Тиша Сычугов шепотом. – Не то мы тебя спрячем.

– Куда вы меня спрячете?

– Мы тебя спрячем и твое чадо, любимого сынка твоего, – сказал Иван Сычугов. – Тиша, закрой дверь.

– Мы тебя спрячем, – сказал Тиша шепотом, закрывая дверь. – Мы знаем, куда тебя спрятать. Иван, дай мешок.

– На, – сказал Иван, передавая Тише мешок. – А далеко ли у них отхожее место?

– Отхожее место ихнее я знаю, – сказал Тиша шепотом. – Бывал я в ихнем отхожем месте.

– Ну, – сказал Иван отцу, – отдавай нашу пилу.

– Нет у меня вашей пилы.

– Отдавай пилу, а то мы тебя спрячем.

– Куда спрячете? Некуда вам меня спрятать.

– Мы тебя спустим в отхожее место. Мы знаем, куда тебя спустить. Мешков нам не жалко. Только влезет ли он в один мешок с сыном?

– Пожалуй, не влезет, – сказал Тиша.

– Ничего, – сказал Иван. – Мы их как-нибудь пропихнем. Где пила, говори.

– Не знаю, – сказал отец.

– А ты? – спросил меня Тиша. – Не видал ли, куда отец запрятал пилу, которую украл у нас?

– Не воровал он у вас пилы.

– Иван, – сказал Тиша шепотом, – держи мешок. Нитки у тебя далеко? Мешок-то надо будет зашить.

– Кричать будут, – сказал Иван.

– Не будут, – сказал Тиша. – Мы им рот зашьем. Сначала рот, а потом мешок. Только влезут ли они в отхожее место. Боюсь, что не влезут.

– Влезут, – сказал Иван. – Не влезут – так пропихнем. Влезут как-нибудь. Пусть лучше скажут, где пила.

– Не видал я вашей пилы. Если уж вам пила дороже человека, бейте. Убивайте за пилу. Не видал я пилы.

– Покажи, куда спрятал пилу. Не покажешь, зашьем тебе рот суровыми нитками. Тебя бить бесполезно. Бить мы тебя не будем. Спрячем в мешок да спустим в отхожее место. Отдавай нашу пилу.

– Отец, – сказал я, – ударь их. Что ты не бьешь их?

Отец замахнулся, но Сычуговы схватили его, надели ему на голову мешок.

– Покажи, где пила, – сказали они мне. – Не то мы зашьем тебе рот.

Во дворе послышались шаги. Сычуговы подошли к окну и увидели мою мать.

Мать моя вошла в дом и, увидя отца с мешком на голове, подошла к нему.

– Покажи, где наша пила, – сказали Сычуговы матери, – мы не уйдем, пока не отдашь нашу пилу.

– Уйдите, – сказала мать, снимая у отца с головы мешок.

Она взяла мешок и, не глядя на Сычуговых, стала подметать пол, будто их не было.

– Что ж, – сказал Тиша, – пойдем.

– Пойдем, – сказал Иван.

– Подождите, – сказала мать, – возьмите ваш мешок.

И бросила мешок в раскрытую дверь.

Сычуговы взяли мешок и ушли.

– Где пила? – спросила мать у отца, когда они ушли. – Брал ли ты у них пилу?

– Не брал я у них пилы. Они хотели зашить мне рот. На иголку, на! На! Зашей мне ихней иголкой рот, если ты мне не веришь. Ты мне не веришь, веришь им. Зашей мне рот, раз ты заодно с ними.

– Не знаю, – сказала мать, – не глядела бы я на тебя. На весь белый свет не глядела бы. Устала я с вами.

В доме было тихо, мать спала, когда принесли отца. Левый глаз его вытек, и правая рука его была сломана в двух местах. Его нашли в лесу, и люди, которые избили его, не захотели спрятаться, следы больших ног вели к дому, где жили Сычуговы.

Когда Сычуговых спросили, они ли избили моего отца, Сычуговы сказали, что они, и пожалели, что не убили его, дав слово, что будут бить его до тех пор, пока он не отдаст им пилу.

Мать моя пошла жаловаться на Сычуговых. Деревня наша стояла в лесу, далеко от города, и мать пошла жаловаться не в город, а к волостному судье. Но он выгнал ее и сказал, что, если она придет еще раз, он посадит ее в тюрьму. Судья тоже был Сычугов, дальний родственник наших Сычуговых, а урядник был женат на их сестре.

<1936>

Маня

Петров посмотрел на жену и удивился.

Она сидела