Записки научного работника - Аркадий Самуилович Дыкман

семь лет в таком трудном XX веке, он стал одним из создателей двух жемчужин мировой нефтехимии: процесса получения фенола и ацетона и процесса получения изопренового каучука. И притом до конца дней своих находился в здравом уме и твердой памяти.

Глава седьмая

Напоследок я хочу рассказать моим читателям о конфликте, пять лет сотрясавшем мой родной ВНИИНефтехим и едва не уничтожившем его, и о человеке, воспрепятствовавшем тому, чтобы предприятие постигла печальная судьба, — о нашем последнем генеральном директоре Георгии Алексеевиче Ластовкине.

При Иване Романовиче Осадченко никаких конфликтов в институте не было. Иногда вспыхивали небольшие бои местного значения, но они тут же гасли. Я объясняю это тем, что Иван Романович не любил и не терпел конфликтов в коллективе. Я несколько раз был свидетелем того, как на ученых советах он резко прерывал научные дискуссии, грозившие перерасти в скандал. Но таким качеством обладают далеко не все директора — некоторые считают, что, если коллектив раскололся на партии, воюющие между собой, значит, не объединятся против него. Наоборот, в таких случаях каждая группировка заискивает перед начальником, пытаясь привлечь его на свою сторону. Иван Романович был достаточно силен и не боялся нападок. Помните высказывание П. А. Столыпина о революционерах? «Им нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия». Осадченко нужен был мощный, знаменитый своими работами на весь мир ВНИИНефтехим, а не грызня научных бездельников. Я пишу «бездельников», поскольку, по моему опыту, так называемые «борцы за правду и справедливость» в основном были «научными пустоцветами». И еще одно прекрасное качество Ивана Романовича — он был равноудален от всех сотрудников и ко всем обращался на «вы». Это облегчает руководство коллективом. Я хочу привести один пример из жизни нашего института, показывающий, как умный руководитель избавляет себя и сотрудников от многих проблем.

В конце 1960-х годов в периодической печати и иногда в выступлениях юмористов стали появляться высказывания, осуждающие научных работников за безделье при одновременном получении больших зарплат. Несомненно, без одобрения высоких партийных инстанций этого не было бы. Вероятно, кто-то из наших вождей решил, что целесообразно попрекнуть ученых в том, что они даром едят свой хлеб. И тут же, желая быть святее папы римского, руководство московского Научно-исследовательского физико-химического института имени Л. Я. Карпова разработало систему аттестации научных работников. Деловая активность ученых оценивалась по количеству печатных работ, монографий, авторских свидетельств на изобретения, благодарностей руководства предприятия и тому подобное. За каждое проявление творческой активности ученого оценивали определенным количеством баллов. Например, за статью давали, кажется, пять баллов, за изобретение — десять. Во столько же оценивалась честь оказаться на Доске почета института. Затем суммировались баллы всех сотрудников лаборатории и зарплата. Последняя делилась на количество баллов, определялась стоимость каждого балла, и высчитывалась предполагаемая зарплата каждого сотрудника.

По приказу министерства такую аттестацию объявили и в нашем институте. Система, явно недоработанная, вызвала массу скандалов, так как основная идея нововведения заключалась в том, чтобы у одного сотрудника отнять пять рублей от месячного заработка и добавить их соседу по лабораторному столу. Очень «хорошее» мероприятие для оздоровления морального климата в коллективе и, соответственно, повышающее производительность труда.

В лабораториях начались трения между сотрудниками, вернее, в основном сотрудницами, которые заканчивались слезами и ссорами. Ведь у кого-то печатные работы были, у кого-то — нет, а на Доске почета всем места не хватало.

Иван Романович был мудрым руководителем. По его приказу в критерии оценки работы сотрудников внесли пункт, позволяющий руководителю лаборатории увеличивать количество баллов на пятьдесят процентов, а директору института давалось право экспертно добавлять научным работникам еще тридцать от заработанных баллов. То есть руководитель абсолютно законным способом мог поставить любой балл оцениваемому сотруднику.

На специально созванном совещании заведующих лабораториями Иван Романович сказал:

— Никаких денег на увеличение зарплаты сотрудникам министерство не выделило. Забирать у кого-то десять рублей, чтобы отдать их его коллеге по лаборатории, я считаю безумием. Это не повысит эффективность работы, а создаст напряженную ситуацию в коллективе, что крайне нежелательно.

И тут он повторил ответ Хрущёва на предложение убрать кандидатские надбавки для научных работников: «Выгоды от этого будет как от стрижки свиней. Визгу много, а толку мало».

Напряжение в коллективах лабораторий мгновенно исчезло, люди стали заниматься делом, а не обсуждением сплетен в курилках. Кажется, у двух научных сотрудников (коллектив института составляли восемьсот человек) сняли по десять рублей с месячной зарплаты, но после их похода к директору и жесткого предупреждения о недопустимости безрезультативной работы десятку вернули. Я хочу подчеркнуть, что ни одна жалоба на проведенную в институте переаттестацию в вышестоящие инстанции не поступила.

Вначале мне эта система понравилась: у меня было готово к публикации несколько печатных работ, и я считал, что если не в этот раз, то в следующий мне повысят зарплату. Но случайно услышал разговор своей соседки по комнате с подругой. Моя соседка только что вышла из декретного отпуска, и поэтому у нее было мало опубликованных работ. Она плакала и жаловалась, что, по всей вероятности, ей снизят зарплату на десять рублей, которые отдадут мне как более успешному сотруднику. (Забегая вперед, скажу, что, к счастью, Баталин, имея карт-бланш Осадченко, оставил этой женщине прежнюю зарплату.) И я понял: карповская система несовершенна. А когда повзрослел и набрался опыта, для меня стала очевидна ущербность предложенного метода, так как он противоречил существующему трудовому законодательству.

Например, зарплата старшего научного работника — триста рублей в месяц. Даже если он вообще ничего не делал на работе, максимально по карповской системе с него можно было снять не более десяти процентов, то есть тридцать рублей. А уволить его не позволял Кодекс законов о труде. То есть человек мог бездельничать за огромные деньги — двести семьдесят рублей, притом что средняя зарплата высококвалифицированного рабочего составляла сто пятьдесят — двести рублей в месяц. Система годилась только для организации бури в стакане воды. И молодец Иван Романович, что понял это и практически сохранил статус-кво в вопросе институтских зарплат.

При следующей переаттестации, после ухода Ивана Романовича, все было наоборот: поток жалоб обиженных трудящихся захлестнул партийные и советские органы Ленинграда. В ответ на них приезжали комиссии с проверками, и в итоге, как я понимаю, новой дирекции дали указание оставить зарплаты без изменений. Однако было бесцельно потрачено много времени, еще больше — не подлежащих восстановлению нервных клеток, и главное — система дала нулевой результат в плане повышения эффективности научных разработок.

После ухода Ивана Романовича на пенсию директором ВНИИНефтехима назначили его заместителя Владимира Леонидовича Клименко —