Проект «Аве Мария» - Энди Вейер

Впрочем, сейчас не до размышлений. Сперва сон. На ноутбуке, где запущен Excel, я открываю файл с конвертацией эридианской системы отсчета времени в мою и обратно. На сон мне нужно восемь часов. Я ввожу текущее время, отраженное на часах Рокки: «IℓIVλ». Файл рассчитывает, каковы будут показания циферблата через восемь часов. Получаю ответ: «Iλ+VVλ».

Спешно отлучаюсь в лабораторию за горстью деревянных медицинских шпателей и клейкой лентой. Рокки лишен зрения, поэтому мне приходится импровизировать. Приматываю шпатели к перегородке таким образом, чтобы мой друг понял, когда я вернусь: «Iλ+VVλ». К счастью, эридианские цифры в основном состоят из прямых линий, и Рокки наверняка сумеет прочесть мое сообщение.

Любопытно: время моего возвращения обозначается шестью цифрами. На одну больше, чем на часах Рокки. Но я уверен, он поймет. Если бы Рокки сказал: «Я вернусь через тридцать семь времени», я бы догадался, что он имеет в виду.

Перед тем, как отправиться на боковую, забираю из лабораторной вакуумной камеры миниатюрный видеопередатчик. Это всего лишь маленькая беспроводная камера, которая передает данные на внешний портативный жидкокристаллический экран. Я приматываю видеокамеру к стене туннеля так, чтобы объектив смотрел на перегородку. А экран забираю с собой в спальный отсек.

Отлично. Теперь в туннеле есть крохотный видеорегистратор. Звуки он не фиксирует – устройство предназначено для наблюдений за ходом экспериментов, а не для бесед с людьми. Но все же это лучше, чем ничего.

Плотно подтыкаю края простыни и одеяла под овальный матрас и аккуратно пролезаю в образованный карман. Так я хотя бы не буду дрейфовать по спальне во сне. Мои грандиозные планы по налаживанию общения с Рокки пока подождут. Я слегка огорчен из-за этого, но ненадолго – спустя мгновение меня срубает сон.

Тук-тук-тук!

Звук едва проникает в мое сознание. Он где-то далеко.

Тук-тук-тук!

Я прихожу в себя после забытья без сновидений.

– Ч-что?

Тук-тук-тук!

– Завтрак! – бормочу я.

Механические руки устремляются к специальному отделению и вынимают оттуда упаковку еды. Здесь каждый день начинается, будто рождественское утро. Открываю крышку, и по всему отсеку распространяется ароматный пар. Внутри мой завтрак – буррито.

– Спасибо, – киваю я. – А кофе?

– Готовится.

Я надкусываю буррито. Вкусно. Кормят тут неплохо. Те, кто отправлял нас в полет, наверное, рассудили так: раз уж ребята обречены на верную смерть, пусть хоть питаются нормально.

– Кофе, – объявляет компьютер, и манипулятор протягивает мне гидропак – мягкий пакетик с торчащей трубочкой. Примерно, как детский сок, только для взрослых. Невесомость вносит свои коррективы.

Выпустив из рук буррито – пусть пока плавает рядом – делаю глоток кофе. Конечно, он приготовлен, как надо. С идеальным количеством сливок и сахара. Вкусовые предпочтения очень индивидуальны, и они очень сильно разнятся в зависимости от человека к человеку.

Тук-тук-тук!

Да что это, наконец? Кидаю взгляд на экран, примотанный к койке. Рокки уже в туннеле и стучит по перегородке.

– Компьютер, сколько я спал?

– Пациент был без сознания десять часов и семнадцать минут.

– Вот черт!

Выбравшись из своего «кокона», я взвиваюсь в командный отсек. Прямо с кофе и буррито, потому что умираю с голоду.

– Прости! Прости! – восклицаю я, врываясь в туннель.

При виде меня Рокки стучит по разделяющей нас стенке еще громче. Указывает на символы, которые я собрал из деревянных шпателей, а затем на свои часы. И, наконец, складывает одну из рук в кулак.

– Виноват! – Я складываю обе ладони в молитвенном жесте.

А что еще остается сделать? Межпланетного жеста, обозначающего мольбу, пока не изобрели. Не уверен, понял ли меня Рокки, но кулак разжал.

Наверное, это было мягкое предостережение. Рокки мог бы показать все пять кулаков, но ограничился лишь одним. В любом случае, я задержался на целых два часа. И парень, естественно, расстроен. Надеюсь, то, что я ему сейчас покажу, сгладит мою оплошность.

Я поднимаю вверх палец. Рокки копирует мой жест. Я хватаю два соединенных ноутбука и, запустив анализатор формы волны на одном и Excel на другом, плотно прикрепляю к перегородке с помощью клейкой ленты. Затем убираю шпатели со стены. Вот с них-то мы и начнем.

Я беру первый символ – «I» – и указываю на него.

– Один, – произношу я. – Один.

Я указываю на свой рот и снова на эридианскую цифру.

– Один.

А затем указываю на Рокки.

Он тычет пальцем в сторону символа «I» и издает звук:

– ♪.

Я приостанавливаю анализатор и отматываю на несколько секунд назад. Слово, обозначающее для Рокки «один», – это две одновременно звучащие ноты. Там еще масса обертонов и резонансов, но основные частотные пики явно указывают на две ноты. Печатаю «один» на втором ноутбуке, где открыт файл Excel, и указываю соответствующие частоты.

Показываю символ «V» и произношу:

– Два.

– ♪, – отвечает Рокки.

Еще одно слово из одного слога. Самые древние слова, как правило, короткие. Новое слово оказывается аккордом, состоящим из четырех разных нот. Я вписываю в файл слово «два» и соответствующие ему частоты.

Рокки заметно оживляется. По-моему, эридианец разгадал мою задумку, и это привело его в восторг. Я показываю символ «λ», но не успеваю произнести и слова, как Рокки выдает:

– ♫♪!

Отлично! Наше первое слово из двух слогов. Я немного прокручиваю данные вперед-назад, дабы правильно зафиксировать аккорды. В первом слоге только две ноты, а во втором целых пять! Рокки может одновременно взять как минимум пять нот! Видимо, у него несколько комплектов голосовых связок или что-нибудь в этом роде. Вообще-то, у Рокки пять рук и пять кистей. Так почему бы ему не иметь пять комплектов голосовых связок?

Правда, рта я у него нигде не замечаю. Ноты вылетают откуда-то изнутри эридианца. Когда я впервые услышал голос Рокки, эти звуки напомнили мне песнь кита. Возможно, мое сравнение точнее, чем я думал. Ведь киты издают такие звуки, потому что гоняют воздух туда-сюда между гортанью и легкими, не выдыхая его. А вдруг Рокки делает так же?

Тук-тук-тук-тук!

– Что? – Я недоуменно смотрю на эридианца.

Рокки показывает на символ «λ», который я по-прежнему держу в руке, а потом на меня. И снова – на символ и на меня. Эридианец почти в исступлении.