Правда или забвение - Мария Сурконт

– Но ты не знаешь меня! Тем более я была… другой… Мне снились кошмары, я посещала психотерапевта, я чуть не убила Дж…

– Нет, Эрна, хватит, – перебил девушку друг, положив руки ей на плечи. – Ты должна успокоиться и не загонять себя странными мыслями. Ты никого не убивала, – заключая плачущую подругу в объятия, утешал парень. – Ты не могла убить. Просто не могла.

«Могла!» – подумала про себя девушка, уткнувшись носом в грудь Вилла.

От него все так же пахло свежестью. Его длинные руки крепко сомкнулись за спиной девушки. Эрна закрыла глаза и снова вспомнила, из-за чего убежала из родного города. Вспомнила похороны отца, падение в могилу и… убийство. Воспоминания были настолько яркими, что в груди защемило. Ей стало противно, противно вспоминать его прикосновения. Его дурацкую улыбку. И как он только мог? Как мог так поступить с ней? Он сломал ее, искалечил жизнь. Даже спустя два года она продолжает пожинать плоды. Ее мозг не справился с психической нагрузкой, создал «новую Эрну». И девушку это пугало. Она не знала, кем являлась, как мыслила и что могла совершить. Если Эрна была способна два года назад убить человека, покушаться во сне на Джакоба, то как она поступила с лучшей подругой, с которой ей изменял муж? Несмотря на то, что Эрна убила Томаса защищаясь, девушка испытывала угрызения совести. Однако она боялась облегчить душу, боялась рассказать полиции. Эрне казалось, что проще лгать, проще самой во всем разобраться, чем признаваться, что она убийца. Только вот у всего есть последствия: нарастающее чувство вины со временем трансформировалось в кошмары. И как удается солдатам, побывавшим на войне, спать спокойно? Не снятся ли им убитые?

– Тебе нужно отдохнуть, – после долгого молчания сказал парень. – Может, поедешь ко мне? Выпьем чаю, а там решим, что делать дальше.

Эрна высвободилась из объятий, вытирая слезы.

– Да. Давай к тебе.

Вилл подвинул стол и разложил диван. Пока он ходил в свою комнату за постельным бельем, Эрна сидела на кухне, пила чай с мелиссой и несколькими листиками мяты. Она положила перед собой телефон, рассматривая селфи Эмми, сделанное недалеко от дома Эрны. Девушка пыталась проиграть в воображении, как заходит домой поднимается по лестнице и видит в спальной мужа с Амалией. Испытывая сильный шок, Эрна теряет рассудок, спускается по лестнице, чтобы взять в зале пистолет, возвращается на второй этаж и наставляет пистолет на Джакоба и Эмми. Они, скорее всего, голые, вскрикивают от неожиданности, прикрываясь одеялом. Просят ее убрать оружие, спокойно поговорить, а Эрна плачет, руки трясутся. Она не слышит их воплей, говорит им что-то типа: «Как вы могли? Я вам этого не прощу». И стреляет, закрывая глаза. Пуля попадает в живот Эмми… Да, именно в живот, иначе почему в последнем кошмаре подруга ударяет Эрну ножом именно в живот? Хотя этот вариант событий не объясняет, почему следы от пуль были в кухне…

– Твоя постель готова, – голос друга выдернул ее из мыслей.

Девушка подняла взгляд на Вилла, обхватив теплую кружку двумя руками.

– Спасибо. Спасибо, что выручаешь меня…

Вилл сел напротив подруги.

– Это меньшее, что я могу сделать для тебя.

Уголки губ дрогнули. Девушка глядела на Вилла глазами, полными слез. Кто бы мог подумать, что ад, начавшийся два года назад, до сих пор не закончится?

– Ты не одна. Мы обязательно разберемся во всем этом. Хочешь, я отвезу тебя завтра к детективу?

– Да… Думаю, мне не стоит бояться…

Вилл поднялся из-за стола, нашел в верхнем ящике салфетки и поставил перед Эрной. Она вытянула несколько штук и высморкалась. Затем допила чай. Как бы ей хотелось вернуться в прошлое и изменить его. Она бы не открыла ту чертову дверь. Не пустила бы в дом интеллигентного с виду мужчину. Ей не пришлось бы бежать в другой город, с ней не случилось бы диссоциативной фуги. Пока Эрна поднималась из-за стола и задвигала табуретку, Вилл отнес пустую кружку в умывальник.

– У тебя нет, случайно, сигареты? – спросила девушка.

Вилл посмотрел через плечо на Эрну и косо улыбнулся.

– Есть. Сейчас домою кружку и принесу.

Парень вытер руки о висящее на ручке плиты полотенце, вышел из кухни и вернулся уже с тонкими ментоловыми сигаретами.

– Ты вроде раньше не курила, – протягивая подруге открытую пачку, заметил Вилл.

Эрна вытянула одну и направилась за другом, который открыл дверь, ведущую на маленький балкон. Прохладный вечерний воздух коснулся кожи Эрны. Вокруг темнота, лишь фонари освещали внизу тротуар. Она прикурила, делая глубокую затяжку. Даже не раскашлялась, чем снова удивила парня.

– Куришь как профессионал, – Вилл выдохнул дым.

– Я уже курила. Тогда, когда первый раз была у тебя дома. Ну, после аварии первый раз, – уточнила Эрна. – После разговора с полицией сильно перенервничала. По дороге к тебе выкурила почти всю пачку.

– Ну, это понятное дело, – Вилл стряхнул пепел. – Знаешь, а я ведь тоже однажды был в полиции.

– Да? Что-то случилось?

– Да ничего особенного. Просто драка в клубе. С одним парнем подрался, он приставал ко мне по поводу того, что я гей.

– А-а-а, – протянула Эрна. – Мне очень жаль.

– Да ничего страшного. Я отделался легким испугом, ну и рассеченной губой. Это, кстати, первый и последний раз, когда кто-то приставал ко мне по такому поводу. Здесь в Берлине все толерантны. Но, как показала практика, уроды тоже встречаются.

– Это точно, – в голове мелькнул образ Томаса. – Порой встречаются такие ублюдки, что думаешь, как их только земля носит…

– Н-да… И один из них мой отец…

Вилл оперся о перила и посмотрел в темное небо. Звезд видно не было.

– Мой отец не мог смириться с мыслью, что его единственный сын гей.

Эрна сделала затяжку и вытолкнула густой дым.

– Он издевался над тобой? – осторожно спросила Эрна.

– Морально… не физически. Мой отец такой же холодный, как моя родина – Финляндия. И черствый… Он не умел проявлять чувств. Я никогда не слышал от него, что он любит меня, даже тогда, когда он еще не знал, что я не такой, как все. Для маленьких мальчиков тоже важно слышать, что их любят, гордятся ими, но мой отец этого не понимал. А когда выяснилось, что я гей… дома невозможно стало находиться… Наверное, поэтому я переехал в Германию, чтобы быть подальше от дома, – Вилл затянулся. – Знаешь, Эрна… Я ведь ни в чем не виноват. Я не виноват, что родился таким. С самого детства я ощущал, что со мной что-то не так. Но разве мое сексуальное влечение должно как-то влиять на восприятие моей личности? Разве я заслуживаю издевательств? Унижения? Я такой, какой есть… И как бы я в подростковом возрасте ни старался убедить себя в том, что я все-таки натурал… ничего не получалось. Я гей, но я и обычный живой человек, который тоже заслуживает обычной счастливой жизни… И пусть я со стороны кажусь надменным и веду себя самоуверенно, но глубоко в душе я не так уж и силен. Я все еще подросток пятнадцати лет, которого отец зовет своей самой большой ошибкой в жизни…