Особый отдел и око дьявола - Николай Чадович

Слава богу, что оружие, добытое во время обыска, уцелело. Фольклористка, скорее всего, тоже подпала под влияние наваждения, хотя это и не помешало ей задать стрекача.

Невольно напрашивался вопрос: можно ли вообще сбежать из крохотной, утонувшей в снегах деревеньки, если до ближайшего жилья сотни вёрст, а студёная северная ночь только начинается.

Внезапно Валька Дерунова всплеснула руками:

– А у меня Настёна одна дома осталась… Она на печке спит. Ох, чую беду! Помоги-те!

Толпа, теперь уже возглавляемая полностью реабилитированным Цимбаларем, двинулась к избе почившего старосты (многие, правда, отстали по дороге, а в первую очередь – опозорившие себя старухи).

Однако стоило только забежавшему вперёд Борьке Ширяеву коснуться калитки, как окно в комнате квартирантки распахнулось и оттуда грянул выстрел, к счастью никого не задевший.

Людей от избы словно бурей отмело. Прячась за сугробом, под которым был погребён забор, Цимбаларь крикнул:

– Сдавайся, тварь! В этом случае обещаю, что перед судом ты предстанешь целой и невредимой.

– Сначала повяжи меня, мусор поганый, – в окне показалась фольклористка, в правой руке державшая ружьё, прежде принадлежавшее Ложкину, а левой прижимавшая к себе зарёванную Настёну. – Живой я тебе не дамся, даже не надейся. Но на тот свет, сам понимаешь, уйду не одна. Не много ли смертей для такой захудалой деревеньки?

– Ты же, сука, ребёнка простудишь! – завизжала Валька Дерунова. – Сейчас же прикрой окно!

– Лучше помалкивай, кошка драная, – хладнокровно ответила фольклористка. – Если надо будет, я твоей соплячке горло зубами перегрызу и не поморщусь. Поэтому лучше не нервируй меня.

– Что ты хочешь? – приподнявшись над сугробом, спросил Цимбаларь.

– Вот это совсем другой разговор, – усмехнулась фольклористка. – А хочу я совсем немного – покинуть вашу милую деревеньку. Как говорится, погостили, пора и честь знать. Ты вызовешь для меня вертолёт из райцентра. Тех денег, которые вы у меня изъяли, хватит на его оплату с лихвой. Улечу я, естественно, вместе с девчонкой и приземлюсь в удобном для меня месте. Девчонку вам потом вернут лётчики.

– Прямо скажем, несбыточные у тебя желания, – ответил Цимбаларь. – В такую погоду сюда никто не полетит.

– За двадцать тысяч баксов полетят… А впрочем, я не собираюсь тебя упрашивать. Выбор невелик. Или моя свобода, или смерть девчонки. Да и кроме неё я нескольких человек с собой прихвачу, – фольклористка погрозила ружьём. – После старика остался целый ящик патронов.

– Ради бога, спаси доченьку! – Дерунова вырвалась из рук державших её людей и кинулась Цимбаларю в ноги. – Век на тебя молиться буду!

– Я сделаю всё, что в моих силах, – он наклонился и обнял свою недавнюю недоброжелательницу. – Деда я не уберёг, а уж за Настёну жизни своей не пожалею.

Фольклористка между тем взяла ремень ружья в зубы и, держа Настёну под мышкой, словно неодушевлённый предмет, принялась поливать стены и занавески керосином из канистры (о том, что это именно керосин, а не, скажем, клюквенный квас, возвестил резкий, тошнотворный запах).

– Эй! – заорал Цимбаларь. – Не сходи с ума! Я согласен на все твои условия! Сейчас же свяжусь с райцентром. Вертолёт будет здесь, как только установится лётная погода. Но запомни, за ребёнка ты отвечаешь головой!

– Это ты сам за неё отвечаешь! – огрызнулась фольклористка, продолжая своё рискованное занятие. – Вокруг меня сорок литров горючего. Любая провокация с вашей стороны, любой выстрел, любая искра – и дом превратится в костёр! В погребальный костёр! А посему советую быть предельно осторожным. И поторопись! Сидеть в такой вонище не очень-то приятно.

Не спуская глаз с окна, за которым творились ужасные вещи, Цимбаларь отдавал своим соратникам короткие распоряжения:

– Пётр Фомич, остаёшься здесь за старшего. Дом окружить и держать под неусыпным наблюдением. Твой первый заместитель Борька Ширяев… Ваня, жми в больничку за медикаментами. Возьми фельдшерский чемоданчик и побольше стерильных бинтов… Отец Никита, уговорите людей отойти на безопасное расстояние. Вальку от себя ни на шаг не отпускайте… Никому не курить… А я вместе с Лопаткиной побегу звонить в райцентр.

Но его планам опять не суждено было сбыться. Девчонка, изловчившись, цапнула свою мучительницу за палец и вырвалась на свободу.

В то же мгновение взвывшая от боли Изольда Марковна выронила из зубов ружьё. Грохнул выстрел, и к потолку взметнулось ревущее пламя.

Лезть в окно было бессмысленно – за ним бушевал ад. Оставалось надеяться, что внутренние перегородки задержат огонь хотя бы на десять-пятнадцать минут.

Цимбаларь вскочил на крыльцо и со всего маху ударил плечом в дверь, но та даже не дрогнула. На помощь ему поспешил Борька Ширяев, однако кованые запоры не поддавались усилиям двух здоровенных мужиков.

Тогда Цимбаларь выхватил пистолет, совсем недавно вернувшийся к своему законному хозяину, и всадил все пули в те места, где предположительно находились дверные петли. После этого проклятая дверь не продержалась и пары секунд.

В сенях было дымно, а на кухне уже вихрем вилось пламя, перескакивая с обоев на занавески. Цимбаларь бросился в комнату, где вместе с дочкой обитала Валька Дерунова. Ширяев скрылся в спальне стариков.

Дым ел глаза, но Цимбаларю случалось терпеть и не такое. Он заглянул под кровать, разворотил постель, выбросил из шкафа всю одежду, однако девчонки нигде не было. Он уже собрался продолжить поиски в другом месте, но внезапно услышал сдавленный детский кашель.

– Настёна, ты где? – закричал он.

– Ау! – девчонка выглянула из стоявшей на шкафу плетёной корзины, в которой, казалось, и кошка бы не поместилась. – Я здесь от Изольды Марковны прячусь.

Цимбаларь сграбастал девчонку в охапку и хотел было пробиваться к выходу, но все щели дощатой перегородки ярко светились, словно бы за ней разверзлась преисподняя. Схватив самое тяжёлое, что подвернулось под руку – кадку с фикусом, – он вышиб оконную раму, вытолкнул наружу девчонку, завёрнутую в полушубок, а следом вывалился сам.

Холодный снег и морозный воздух показались ему чуть ли не райским блаженством.

Сбылись мрачные пророчества Изольды Марковны – изба превратилась в костёр. Оказалось, что сорок литров керосина вкупе с немереным количеством сухой древесины вполне могли создать иллюзию небольшого катаклизма. Вдобавок ко всему в избе рвались ружейные патроны.

– Где Ширяев? – встав на ноги, спросил Цимбаларь. – Куда он опять запропастился?

– Как вместе с тобой в избу вскочил, так с тех пор и не появлялся, – отвечали мужики и уже начинали понемногу креститься.

– Цыганка ему смерть в огне нагадала, – сообщил оказавшийся рядом Страшков. – Стало быть, сбылось предсказание.

Но тут в проёме дверей, где оранжевой птицей билось пламя, проявился Борька Ширяев. В единственной руке он нёс старинную икону в золочёном окладе. Всё на нём горело – одежда, волосы и даже валенки, намокшие в разлитом керосине. Говоря высоким стилем, это был человек-факел.